Я старалась сосредоточиться на нашей встрече с мисс Сапсан и на том, как мы сообщим ей наши ужасные новости, но странности, мелькавшие в нескольких дюймах от моего лица, сговорились отвлечь меня. Что-то загремело в тени причудливого кукольного домика, запертого необъяснимым образом в зарешеченной клетке. Шкаф, заполненный стеклянными глазами, уставился на меня, перемещаясь в своей подставке для витрины, чтобы следить за мной, пока я спешил мимо. Гул привлек мое внимание к потолку, где кольцо маленьких камней медленно вращалось вокруг толстой черной книги, которая парила в воздухе.
Я повернулся к Нур и прошептал: «Ты в порядке?» — и она ответила слабой улыбкой и пожала плечами, что говорило: «А как же еще». Потом она прищурилась на что-то за моим плечом.
Это была явно пустая стеклянная коробка. Над ним висела табличка с надписью: «ПОСЛЕДНЯЯ И ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ КВАРТИРА СЭРА ДЖОНА СОАНА, СТРОИТЕЛЯ ЭТОГО ДОМА».
— Что за увлечение было у этого Бентама? — сказала Нур. — Зачем он собирал весь этот отстой?
— Очевидно, он был одержим, — сказал Эддисон. — У него было слишком много свободного времени.
— Это не отстой, — раздался резкий голос с другого конца комнаты, и мы все резко повернули головы, чтобы увидеть, как Ним появился из тени. — Особняк мастера Бентама очень ценен и полезен, и я хотел бы, чтобы вы немедленно покинули его, если вам это будет угодно — или если нет, то…!
Он гнался за нами, щелкая метлой по пятам.
Пока остальные смеялись над Нимом, я размышлял о Бентаме. Был ли он просто еще одним одержимым ботаником, который благодаря Пенпетлекону, который он помог разработать, случайно получил доступ к обширным областям странной вселенной? Или он прятал свидетельства существования мира, который, как он боялся, однажды может уничтожить его брат? И если это было то, о чем он беспокоился, почему он не сделал больше, чтобы остановить это?
Загнанный в угол, я увидел ящики размером с человека, в которых когда-то находились люди — живые — парализованные какой-то непонятной временной реакцией и заключенные здесь в своего рода садистский музей восковых фигур. Зерно жалости, которое зародилось у меня к Бентаму, испарилось. Конечно, в каком-то смысле он сам был пленником, похищенным и вынужденным против своей воли работать на тварей. И да, он ненавидел своего брата и работал над различными тонкими идеями, чтобы подорвать цели Каула. Но его усилий оказалось недостаточно. Нур и я не были полностью виноваты в воскрешении Каула. За годы, проведенные здесь, Бентам, должно быть, имел возможность уничтожить Пенпетлекон или, еще лучше, убить своего брата. Но он этого не сделал. Чего бы он добился для странного мира, если бы все эти годы трудился бок о бок с сестрой, а не с Каулом?
Последний из музейных залов Бентама был превращен в фотостудию, стены которой были увешаны портретами в рамках. Косоглазый фотограф метался между камерой, гигантским черным ящиком с надписью: «МИНИСТЕРСТВО ФОНО- И ФОТОДОКУМЕНТОВ», и объектом съемки — маленькой девочкой, позирующей на деревянном стуле. Группа нервничающих детей ждала своей очереди неподалеку, некоторые сжимали в руках только что проштампованные временные транзитные документы. Министерство документировало их почти сразу же, как только они прибыли, что не было простой процедурой. Как будто они боялись, что другого шанса не будет.
Мы вышли из студии в вестибюль с высоким потолком. Стены здесь были так густо увешаны картинами в золоченых рамах, что я с трудом мог определить, где находится дверь в кабинет Бентама, пока не услышал голос мисс Сапсан, кричавшей с другой стороны:
— Ну тогда какого черта вы там делаете? Похоже, вы не знаете, что творите!
— Я думаю, что это Перплексус, — сказала Эмма.
— Да, очевидно, работа важна! — сказала мисс Сапсан. — Но вы развалите Дьявольский Акр, если и дальше будете терпеть неудачи, так что, либо исправьте это, либо найдите другое место для своих чертовых экспериментов!
— Может быть, нам стоит вернуться позже, — сказала Бронвин.
Енох шикнул на нас и приложил ухо к двери, которая тут же распахнулась. Мисс Сапсан стояла в проеме, ее щеки горели румянцем.
— Вы вернулись! — воскликнула она и, раскинув руки, окутала нас взмахом черной ткани. — Я думала… я думала… Ну, неважно, что я думала. Вы вернулись.
Я мельком увидел Перплексуса в комнате позади нее, но драма, которую мы прервали, была почти забыта.
— Я так рада вас видеть, — прошептала я, и ее копна чернильных волос коснулась моей щеки, когда она энергично кивнула в ответ. Я часто испытывал облегчение при виде мисс Сапсан, но никогда не испытывал такого облегчения, как сейчас, проведя последние несколько часов, безуспешно пытаясь представить мир и свою жизнь без нее. И тут меня поразило, и это казалось одновременно очевидным и таким глубоким, что то, что я чувствовал к этой странной маленькой женщине, было любовью. Я прижался к ней еще на мгновение после того, как Нур высвободилась из нервных объятий, и для того, чтобы убедиться, что она здесь, и потому, что я с некоторым удивлением осознал, какой хрупкой она казалась сквозь объемные складки своего платья. Меня пугало, какой тяжкий груз лежит на таких хрупких плечах.
Она отпустила меня и отступила назад, чтобы осмотреть нас.
— Боже мой, вы промокли до нитки.
— Мы с Эддисоном нашли их в доме мистера Джейкоба всего десять минут назад, — сказала Бронвин, — и привезли прямо к вам.
— Спасибо, Бронвин, ты поступила правильно.
— Ах вы, милые, бедные создания! — крикнула мисс Зарянка из комнаты, и я посмотрела мимо мисс Сапсан, чтобы увидеть старшую имбрину, сидящую у окна в инвалидном кресле. Она жестом пригласила нас войти, а затем крикнула на двух имбрин-учениц, маячивших поблизости. — Дамы, принесите чистые полотенца, свежую одежду, русский чай и что-нибудь горячее.
— Да, мисс, — хором ответили они и опустили головы. Одну звали Сигрид, серьезная девушка в идеально круглых очках, а другую — Франческа, многообещающая фаворитка мисс Зарянки. Енох вздохнул и повернул голову, чтобы посмотреть, как Франческа проскользнула мимо нас. Потом он поймал мой взгляд и тут же снова нахмурился, как обычно.
— Нам нужно поговорить с вами наедине, — сказал я мисс Сапсан.
Она кивнула, и мне стало интересно, знает ли она уже, что мы пришли ей сказать.
— Наедине? — Енох нахмурился еще сильнее. Я видел, что он хотел возразить, но сдержался; возможно, воспоминание о том, как она кричала на Перплексуса, было слишком свежим.
— Мне нужно, чтобы вы собрали остальных, — сказала мисс Сапсан нашим друзьям. — Скажите им, что Джейкоб и Нур найдены. Приведи их всех в Дитч-Хаус и жди нас там.
— Миллард и Оливия обыскивают Нью-Йоркскую петлю, — сказала Эмма, сверяясь с тонкими часами на запястье. — Но они должны вернуться с минуты на минуту.
— Приведите их сейчас, пожалуйста, — сказала мисс Сапсан. — Не ждите.
— Да, мисс. — Эмма бросила на мисс П. взгляд, который, казалось, умолял ее не держать их слишком долго в неведении. — Скоро увидимся.
Эмма, Енох, Бронвин и Эддисон вышли. Перплексус раздраженно откашлялся, напоминая мне, что он в комнате. — Mi scusi{Извините (итал.)}, синьора Сапсан, мы еще не закончили…
— Полагаю, что да, мистер Аномалус, — сказала мисс Сапсан приятным, но резким тоном, который прозвучал из ее уст практически как выпихивание за дверь. Он покраснел и ушел, бормоча проклятия по-итальянски.
Мисс Сапсан увидела, как Нур убирает с ее шеи мокрые от дождя волосы, и спросила, не хотим ли мы переодеться.
— Очень любезно с вашей стороны, — ответила Нур, — но если мы не расскажем вам, что произошло в ближайшее время, я думаю, что у меня будет нервный срыв.
Губы мисс Сапсан сжались в тонкую линию.
— Тогда, конечно, — сказала она, — давайте начнем.
Вместо свежей одежды нам дали одеяла, чтобы завернуться в них, и имбрины-ученицы вернулись с чаем и закусками, которые были разложены на столе, но остались нетронутыми; у нас не было аппетита. Наконец мы остались наедине с двумя имбринами, расположившимися на маленьком диванчике между мисс Зарянкой в ее украшенном резьбой кресле-каталке и мисс Сапсан, которая стояла рядом с нами, явно слишком взволнованная, чтобы сесть.
— Расскажите нам все, — попросила она. — Я думаю, мы многое знаем, но все равно расскажите, ничего не упуская.
Так началась наша ужасная история. Я рассказал им, как мы решили, что если Нур собирается остаться с нами навсегда, у нее должно быть больше личных вещей, и поэтому мы отправились в квартиру ее приемных родителей в Бруклине через Нью-Йоркскую петлю.
— Не сказав ни единой живой душе, куда вы направляетесь, — сказала мисс Зарянка, барабаня длинными ногтями по подлокотникам инвалидного кресла.
Теперь это казалось неоправданным, но я все равно попытался объяснить. Я сказал, что в Акре все улеглось. Темные тучи опасности, нависшие над нашими головами в последние несколько недель, казалось, рассеялись. Наши друзья приходили и уходили, используя Пенпетлекон с некоторой свободой, и мы с Нур чувствовали, что заслужили достаточно свободы, чтобы сделать то же самое.
— Мы действительно думали, что это безопасно, — добавила Нур, искренне извиняясь. — Мы думали, что вернемся раньше, чем кто-нибудь заметит.
Я рассказал им о открытке, которую мы нашли в пачке писем у ее приемных родителей. Что, похоже, ее написала Ви и пригласил Нур навестить ее. Этот адрес находился всего в нескольких часах езды на машине. — Мы уже покинули Акр, когда нашли его, — добавила я, чувствуя себя ребенком, пытающимся вырваться из-под домашнего ареста. — И вместо того, чтобы проделать весь обратный путь…
— Это было то, что мы хотели сделать сами, — вмешалась Нур.
— Нам не нужны ваши оправдания, — сказала мисс Зарянка. — Вы здесь не под судом.
А потом пробормотала: «Пока что».
Оглядываясь назад. я не жалел, что мы сделали это в одиночку. Я попытался представить, как Нур ведет не только меня, но и нескольких наших друзей через петлю Вайноки и ее двойные торнадо. Шансы на то, что все выживут, были в лучшем случае невелики. И даже если бы некоторым из нас удалось добраться до Ви, разве это что-то изменило бы? Марнау все равно застал бы нас врасплох, и в этой ситуации с заложниками, с его пистолетом, направленным на Ви, действительно ли имело значение, сколько нас там было?
Может быть, а может, и нет.
Нур взяла на себя рассказ. Она описала, когда оказалась в Вайноке, то странное чувство дежавю охватило ее. Она описала склад и странного человека, которого мы встретили среди клеток, который мучился от боли. Когда мы описывали его, я заметил, как мисс Сапсан и ее наставница обменялись понимающими взглядами. Нур описала измученную торнадо петлю. Песня, которую она помнила с детства, которой ее научила Ви, которая помогла нам пройти через испытания петли, один предсмертный опыт за другим, пока мы не добрались до маленького домика Ви.
Тут Нур остановилась, лицо ее напряглось, и она замолчала. Она не могла продолжать, и я сделал это.
— Ви нас не ждала, — сказал я.
— Это ведь не она прислала открытку? — спросила мисс Зарянка.
Я медленно покачал головой.
— Она рассердилась, когда увидела нас, — сказал я. — И ужаснулась.
— «Какого черта ты здесь делаешь?» — тихо спросила Нур. — Именно это она и сказала, когда увидела нас. То, что она мне сказала. — Она кивнула мне, чтобы я продолжал.
— Она привела нас в свой дом, — сказал я, — который был практически боевым арсеналом, и начала запирать его, как будто ожидала нападения. И прежде чем она успела закончить, появился он.
— Марнау, — пробормотала мисс Сапсан.
— Это был тот человек, которому мы помогли на складе, — сказал я. — Он замаскировался. — Я сделал паузу. Неловко заерзал. — Последним ингредиентом в списке Бентама было не сердце матери птиц. Он никогда не охотился ни за кем из вас. Это было сердце…
— Матери бурь, — сказала мисс Зарянка. — Вчера вечером Франческа обратила внимание на намеренную ошибку Бентама. Наверное, он надеялся, что это собьет людей Каула со следа.
Я отрицательно покачал головой. — Не помогло.
— Ее убил Марнау, — сказала мисс Сапсан. Ей не нужно было спрашивать, она могла прочитать это на наших лицах.
Подбородок Нур опустился к ее груди. Она судорожно вздохнула, а когда успокоилась, я продолжил:
— Он застрелил ее. Потом он выстрелил в нас обоих каким-то сонным дротиком. И когда мы проснулись…
Я остановился. Не мог заставить себя сказать это в присутствии Нур. Даже произнесение этих слов вслух казалось чем-то вроде насилия. Мисс Сапсан села на диван рядом с Нур и положила руку ей на спину.
— Он забрал ее сердце, — сказала мисс Зарянка, глядя на свои испещренные печеночными пятнами руки, теперь сжавшиеся в кулаки на коленях.
— Да, — прошептал я.
Я рассказал им, как Марнау взял сердце и свой кожаный мешок с нечестивыми трофеями и побежал прямо в торнадо, бушевавший через дорогу. Как его подхватило, и как вскоре после этого лицо Каула появилось в вихре и среди хлещущих ветвей вырванного с корнем дерева, и как его голос прогремел мое имя в форме раската грома.
Мисс Сапсан выпрямилась.
— Горацию это приснилось, — сказала она. — Тот самый образ: лицо Каула в вихре. Он видел это во сне две ночи назад.
У меня перехватило дыхание.
— Тогда, когда это происходило, — сказал я. Не пророческий сон, скорее, как передача. Сверхъестественная прямая трансляция. Я посмотрел на нашу имбрину. — Значит, вы уже знали.
Она покачала головой.
— Мы боялись худшего. Но до этого момента мы не знали, что Каул действительно воскрес.
— Пусть старейшины помогут нам, — сказала мисс Зарянка.
Нур опустила голову.
— Мы знали, что случилось что-то ужасное, — сказала мисс Сапсан. — Были и некие… беспорядки.
Я кивнул.
— Эмма сказала, что шел дождь из… костей?
— Кости, кровь, пепел. Очень рано утром раздался шквал гортани.
— Извращения в ткани петли, — сказала мисс Зарянка. — Они могут означать, что петля разрушается, начинает давать сбои в ошеломляющих отношениях.
— Мы подумали, что это может быть результатом темпоральных экспериментов, которые недавно проводил Перплексус, — сказала мисс Сапсан и бросила виноватый взгляд на старшую имбрину. — Я считаю, что должна перед ним извиниться.
— Я думаю… — сказала мисс Зарянка, — не являются ли эти явления результатом попыток враждебной силы извне разрушить нашу петлю.
Нур подняла голову.
— Как хакер, возящийся с кодом.
Имбрины непонимающе смотрели на нее.
— Старейшины называли это беспорядочными разрушениями, — сказала мисс Зарянка. — Подобные явления часто предвещали гибель петли.
— Мне очень жаль, — жалобно сказала Нур. — Мне очень, очень жаль.
— Чепуха, — сказала мисс Сапсан. — Почему?
— Это моя вина. Я привела Марнау к Ви. Это моя вина, что она умерла. Это я виновата, что Каул вернулся.
— Ну, если это твоя вина, то и его тоже за то, что он тебе помог, — сказала мисс Зарянка, ткнув в меня пальцем, и у Нур от удивления отвисла челюсть. — А Фиона — за то, что позволила захватить себя в плен, чтобы отрезать ей язык, — продолжала она. — И те мертвецы, которые сидели на задних лапах, пока твари выворачивали наизнанку их драгоценное кладбище в поисках альфа-черепа. И моя, и Франчески, если подумать, за то, что не уловили подлый неправильный перевод записей Бентама раньше, который предупредил бы вас в тот момент, когда вы поняли, что петля Ви кишит торнадо.
— Все в порядке? — спросила мисс Сапсан у Нур. — Хватит об этом деле с «моей виной». Это жалость к самому себе и никому не помогает.