Вскоре мы начали замечать знакомые уже оранжевые кости. Сначала редкие, распавшиеся на мелкие обломки, затем всё чаще и чаще, и наконец вся земля была усеяна толстым их слоем. Нам приходилось выбирать место для следующего шага.
Встречались скелеты почти в полной сохранности — разве что головы отсутствовали абсолютно у всех. Уэллс выдвинул новое предположение, что это алтарь, где происходили жертвоприношения богам.
— Верно, они и сейчас происходят. Некоторые кости дюже свежи. — подытожил я, проверяя, заряжен ли револьвер на всякий случай.
С момента входа в лабиринт, я, не переставая испытывал ощущение угрозы. Так у волка дыбится шерсть на загривке при виде охотника. Он скалит зубы и рычит, глаза его полны отваги, но он испытывает естественный страх за свою жизнь перед охотником. Такое же чувство было и у меня. Вдобавок, голова наливалась какой-то свинцовой тяжестью.
Я поделился своими ощущениями с Уэллсом. Он не испытывал ничего подобного и даже наоборот — как он сказал, какая-то искрящаяся лёгкость, словно на крыльях, несла его к пирамиде в центре.
— Джозеф, я чувствую, мы найдём здесь отправителя сигналов! Не знаю почему, но я уверен в этом!
Впрочем, он предложил сделать небольшой привал. Предположив, что я всё-таки получил лёгкое сотрясение мозга, он решил, что мне не повредит лёгкая передышка.
Мы присели на высокий бортик у стены одного из строений. Я достал из мешка табак — вечный мой спутник — и откусив, задвинул его за щёку. Я всегда так делал, если испытывал головную боль; от мигрени ли, или от похмелья, жевательный табак — лучшее средство.
Уэллс направился к противоположному зданию в своей неуёмной жажде изучения всего, что шевелится или плохо прикреплено.
— Не отходите далеко от меня, мистер Уэллс. Это странное место.
— А что мне сделается? У меня с собой ружьё. — он легкомысленно закинул его за плечо.
— Тогда хотя бы зарядите его.
Я прикрыл глаза и расслабился. Несколько минут слушал то удаляющиеся, то приближающиеся шаги Уэллса. Кажется, он напевал какую-то песенку, но столь немелодично, что мне слышалось лишь бормотание. Затем я, очевидно, задремал.
Проснулся от того, что до моего плеча дотронулись. Открыв глаза, увидел учёного.
— Джозеф, вы как? Отдохнули? Продолжим наш путь?
— А... сколько времени прошло?
— Думаю, полчаса по земному времени.
— Идёмте, мистер Уэллс.
Я поднялся, отряхнул штаны и пиджак от мелких камешков. Надел свой мешок на плечи. Уэллс подхватил свой.
— Ну что, мистер Уэллс, вы обнаружили что-либо интересное?
— Можно сказать, что и да, и нет, Джозеф. Дома без окон и дверей вблизи такие же, как издали и в них нет ни грана примечательности. Единственное, что я нашёл — это головную боль, если начать возвращаться.
— То есть… как?
— А вот так. Хотите, устроим эксперимент и пройдёмся обратно ярдов сто? Вы непременно почувствуете то, о чём я говорю. Кстати, как ваша голова?
Я прислушался к себе.
— Кажется, голова не прошла, мистер Уэллс. Но я думаю, что нужно провести этот ваш эксперимент.
Мы вернулись на сотню ярдов, сделав четверть круга по концентрической улице.
— Ну как, чувствуете?
— Нет, мистер Уэллс.
— Совсем не чувствуете?
— Совсем-совсем, мистер Уэллс. Ни капельки.
— Весьма странно. Моя, так раскалывается — в пору лечиться вашим табаком.
Мы прошли ещё сотню ярдов. Я по-прежнему не чувствовал ничего. Уэллс опёрся рукой о стену и стоял, наклонив голову и закрыв глаза.
— Давайте… продолжим наш путь.... Джозеф…
Он чуть было не упал после этих слов, обхватив череп руками. Его покачивало.
Я взял учёного под руку, мы развернулись и пошли по направлению к пирамиде. Через несколько шагов он высвободил руку: “Спасибо, дальше я сам.”
— Получается, пирамида нас не отпускает, мистер Уэллс.
— Сам думаю об этом, Джозеф. Сам думаю…
— Это объясняет кости, разбросанные окрест. Мне кажется, они принадлежат таким же путникам, как мы с вами.
— Но что же нам делать в таком случае? Как выбираться?
— Посмотрим сначала, что кроется внутри этой мышеловки, а потом решим. В конце концов, привяжу вас к себе и вынесу на закорках, раз уж меня эта хворь не проняла.
Наконец, мы дошли до центра. Обширная площадь была выстлана песчаного цвета блестящими шестигранными плитками. Я увидел ещё пять проходов помимо того, через который вышли мы.
Вытащив из мешка молоток, я начал стучать по шестиграннику в надежде расколоть его. Но мне это не удавалось — головка молотка упруго отскакивала от камня, совершенно не оставляя на нём следов.
— Что вы делаете, Джозеф? — Уэллс удивлённо смотрел на мои жалкие попытки совершить вандализм.
— Хочу отметить место нашего входа.
— Ну так ни к чему портить брусчатку. У нас есть однозначный ориентир — мы находимся чётко напротив входа в пирамиду.
И в самом деле, как-то я об этом не подумал. Пирамида в центре площади, построенная с применением того же материала, что и пол, блестела словно фарфоровая в лучах заходящего солнца.
От подножия пирамиды к её входу вела пара дюжин широких ступеней. В стене пирамиды была трапециевидная ниша, в глубине которой отсвечивали жёлтым металлом сомкнутые двери.
Я попытался потянуть одну дверь на себя. Без результата. Она даже не шелохнулась. Осмотрев её, я не обнаружил ни замочной скважины, ни чего-то, что напомнило бы её.
— Заперто изнутри, мистер Уэллс.
Учёный был удручён. Не такого приёма он ждал от братьев по разуму.
— Давайте обойдём вокруг пирамиды. Возможно, там имеется другой вход.
Мы начали спускаться по ступеням на площадь и тут я услышал звук — шуршание, словно песок сыпется и песчинки ударяются друг о друга. На площади вокруг пирамиды стали появляться провалы; плитки медленно опускались вниз, образовав шестиугольные ямы. Затем шелест прекратился и из ям с сиплым шипением повалили толпы змееголовых.
В моём сне змееголовый был бесплотным — будучи сосредоточенным на своих внутренних ощущениях, я не слыхал, чтобы он издавал какие-нибудь звуки при перемещении. Ныне же у меня была прекрасная возможность увидеть этих монстров во всей красе.
Они быстро заполонили площадь, взяв пирамиду в круг, но не переступая, однако, границу, где начинались ступени. Просто стояли и молча пялились на нас, а мы в растерянности смотрели на всю эту толпу, ожидая, что будет дальше.
Я заметил ещё одно сходство со своим сном. Монстры застыли недвижимо, как статуи — лишь ветерок шевелил длинную косматую шерсть и раздвоенные змеиные языки то и дело выскакивали из чешуйчатых пастей. Некоторые роняли прозрачную тягучую слюну, патокой стекающую на землю. Я внутренне изумился своему столь точному предвидению, не находя и не понимая источника оного.
Вдруг воздух позади нас был разорван громким скрежетом.
— Джозеф, двери! Они открываются!
Мы спустились на пару ступеней ниже. Двери медленно открылись на всю ширину и остановились. В темноте за ними было ничего не различить. Я почувствовал лёгкий запах затхлого воздуха, очевидно потянувший из пирамиды.
Минуты ничего не происходило. Мы смотрели на замерших змееголовых, а те были безучастны к нам.
Затем они сделали один шаг вперёд. В едином движении, как не могут даже королевские гвардейцы, несмотря на годы муштры. И вновь замерли как статуи.
Мы пребывали в недоумении.
— Может быть, таким образом нас приглашают войти внутрь? — робко предположил Уэллс.
— Мне это не по нраву. В гости так не зовут. — я вынул револьвер из кобуры, проверил заряд. Затем достал патроны и горстями рассовал по карманам, отчего те вспучились как щёки хомяка. Но собственный щёгольский вид волновал меня в ту минуту менее всего.
Взял ружьё Уэллса и зарядил его. Достал патроны и заставил учёного так же разложить их по карманам. Он повиновался неохотно, но угрозу тоже видел, потому не возражал.
Змееголовые как будто ждали, когда мы закончим свою подготовку. Внезапно они, словно поняв, что мы не собираемся входить в пирамиду по доброй воле, ринулись на нас всей толпой.
Я начал стрелять. Уэллс — с небольшой заминкой — тоже. Стрелок из него был не ахти — кажется, он попал лишь однажды, поразив чудовище в глаз. Оттуда выплеснулся фонтан зеленоватой крови, монстр с рёвом упал навзничь и был затоптан своими соплеменниками.
Я уложил не менее полудюжины, не имея нужды заряжать револьвер после каждого выстрела. Но когда закончились патроны в барабане, перезарядить его уже не смог — волна змееголовых добралась до нас.
В меня вцепилось множество сильных когтистых лап. Взяв револьвер за дуло, я начал колотить по змеиным головам, шеям, плечам — куда попадал. Рядом Уэллс дубасил монстров прикладом ружья, довольно удачно забившись спиной в небольшую нишу портала.
Но и он долго не продержался. В конце концов нас обезоружили, лишили вещей и словно провинившихся озорников с заломленными за спину руками насильно втащили в пирамиду.
Странное дело — нам как будто не желали причинить немедленную смерть или даже какое-либо увечье. Потеряв несколько своих соплеменников, змееголовые нисколько не разъярились и оставались безучастны, даже когда напали на нас.
Внезапно, комната, в которой мы оказались, осветилась. Изнутри пирамида была полой и пустой. Я не обнаружил светильников — зеленоватое свечение излучали сами стены. В центре располагалась массивная каменная плита высотой и шириной в человеческий рост, а толщиной фута два. Когда мы миновали плиту, я увидел, что она скрывает статую в полтора человеческих роста.
В руках статуя держала поднос, на котором покоилась голова. Рот был широко раскрыт в гримасе страдания. У самой статуи на плечах не было ничего и я предположил, что на подносе покоится её собственная голова.
С меня содрали пиджак, рубашку и начали привязывать к плите напротив статуи. Сопротивление, которое я при этом пытался оказать четырём здоровым змееголовым, выглядело просто смехотворно — даром, что они не обращали никакого внимания на мои выпады, не стремясь парировать или избежать их; просто делали своё дело. В конце концов я оказался обездвижен и чудища отошли за плиту.
Я повернул голову и увидел Уэллса, которого держали за руки ещё двое марсиан. Он пытался вырваться и при этом сыпал такими проклятиями, которых я доселе от него не слыхал. Но всё было тщетно — их хват был железным.
Свет, разгоравшийся в глазах статуи, привлёк моё внимание. Сначала они были как два красных уголька, трепещущих под ветром, затем разгорелись, став жёлтыми, а после — зеленоватыми. То были глаза из моего сна.