— Допустим, это я, — пробормотала.
— Пройдемте, — произнес мужчина. Развернулся и, не говоря больше ни слова, пошел прочь.
И что я мне прикажете делать?
Широкоплечая фигура удалялась по пляжу прочь. Я застыла соляным столпом.
«Быстро же меня нашли», — промелькнула мысль.
— Может быть не надо было объявляться? — пробормотала, вставая и собирая вещи. — Может быть сама бы справилась?
Но тут же вспомнила приговор в глазах Доминика. Он просто так не отступит. То, что он не свернул мне голову сразу, еще не говорит о его непрофессионализме. Лишь свидетельствует о том, что я ему нужна. Пока нужна…
Я шагала следом за посланцем, внутренне готовясь к предстоящей встрече.
Мужчина затормозил лишь на стоянке флаеров. Не говоря ни слова залез в кабину. Посмотрел на меня, как бы приглашая.
Если я сейчас рвану в сторону, то, наверняка, даже смогу убежать. Вот только вряд ли тем самым себе помогу.
И занесла ногу над кабиной. Оказавшись внутри, села с мужчиной рядом. А все потому что флаер был двухместный.
Спортивный. Быстрый. Маневренный. И почти неуловимый.
Последняя модель от крутого концерна по производству летательной техники.
Флаер взмыл практически вертикально, на такой скорости, что меня вжало в сиденье. Потом резко изменил направление движение на горизонтальное. Дернуло назад.
— Осторожно. Не дрова везешь, — прошипела, вцепившись в ручку.
Мужчина повернул голову в мою сторону. Глаза-камеры прошлись сверху-вниз.
— Пристегнись, — приказал.
Не успела я потянуться к ремням безопасности, меня опять кинуло, теперь уже в сторону. Водитель заложил крутой вираж, будь он неладен. Трясущимися руками выполнила приказание.
Уж больно жить хотелось. И желательно подольше.
Скорость, на которой мы летели над поверхностью была запредельной. По крайней мере, для меня. Откровенно сказать, было страшно.
За время полета я раз пять простилась с жизнью. А сколько раз читала молитву всем существующим богам и не сосчитать.
Прокляла все на свете. Даже Доминик уже не был так страшен, как водитель-самоубийца с глазами-камерами. Меня он пугал больше, чем Моне.
Во время полета по сторонам почти не смотрела, боясь, что меня вывернет наизнанку от скорости и высоты. Оттого маршрут движения остался загадкой. Впрочем, не это главное.
Самое страшное ждало меня впереди.
Торможение флаера было не менее эпичным, чем разгон. Если бы не ремни, я бы пробила головой лобовое стекло. Настолько резко мы остановились. Хорошо, что я не ела непосредственно перед полетом, иначе бы лицезрела содержимое желудка.
— Приехали, — произнес водитель.
— Спасибо, что подсказал, мистер Очевидность, — прошипела, боясь, что не выдержу и сорвусь на крик.
Я шла следом за мужчиной, разглядывала поместье, в которое попала. М-да. Это скорее был укрепленный форт, неприступный как с воздуха, так и с суши. Чего стоил только трехметровый забор, промелькнувший в прорехе между деревьями. Я не сомневалась, чтобы перебраться через него надо быть бессмертным. Ибо внутри вмонтированы лазеры, электрический ток и множество других ловушек от нежданных гостей. Во дворе зеленела трава, цвели цветы, летали птички. За видимой красотой, скрывалась смертоносная начинка.
Незаметно для меня, оказались внутри двухэтажного дома, ничем не примечательного, если бы он располагался на Земле лет так двести — триста назад. Хозяин всегда тяготел к старине, это было известно очень давно.
10
Холл встретил меня искусственной прохладой. Я обернулась, чтобы заметить как за мною закрылась дверь, отсекая от окружающего мира.
— Тебя ждут, — мужчина с глазами-камерами остановился около закрытой двустворчатой двери. Похоже в нее мне предстояло войти одной.
Я подошла поближе, замерла и внезапно спросила:
— А зовут тебя как?
Мужчина на миг опешил. Он не предполагал с моей стороны желания пообщаться.
— Зачем тебе? — и тут же добавил. — Пол.
— Чтобы знать к кому обращаться, когда мне еще раз понадобится сумасшедшее такси, — произнесла, толкая дверь. За спиной услышала одобрительный хмык.
Я оказалась внутри просторной комнаты с окнами, выходящими во двор. На фоне одного из них стоял мужчина в белом костюме. Он курил трубку, то и дело поднося к губам.
Нервничал, хотя и делал вид, что спокоен как удав.
— Я думал, что ты уже никогда обо мне и не вспомнишь, -
раздался баритон, от которого защемило в груди.
— Я в это верила, — ответила не таясь.
— Что заставило тебя передумать? Хотя, нет. Не говори. Не хочу знать, — мужчина все еще смотрел в окно, за котором летали белые бабочки. До тошноты пасторальная картина.
Совершенно несовместима с Лукасом Долом.
Я промолчала, не собираясь нарушать желание хозяина кабинета.
— Пообедаешь со мной? — мужчина внезапно повернулся.
И я вновь увидела знакомые с детства глаза, которые не видела чертову тучу лет. От которых бежала много весен назад.
Которые так и не смогла простить, не найдя им оправдания.
— У меня есть выбор? — спросила.
— Выбор есть всегда. И ты это знаешь, — в свете, падающим из окна, заметила, что виски Лукаса побелели. А ведь они были черны, когда я видела мужчину в последний раз.
— Тогда пообедаю.
— Очень хорошо. Я рад, — мне показалось, что рад он был совершенно другому.
Накрыли нам в столовой на первом этаже. Я с удовольствием потянула носом, чувствуя запах любимого лукового супа. Сама готовить не любила, но с удовольствием ела, когда удавалась возможность.
— Я рад, что у тебя не поменялись вкусы, — заметил Лукас.
Я криво усмехнулась, не собираясь вдаваться в тонкости своей жизни. Хотя, понимала, что без этого не обойдется.
После лукового супа была телячья отбивная с гарниром из молодого картофеля. К ним подавался чесночный соус. А на десерт было жареное мороженое с клюквенным морсом.
Мои самые любимые блюда… десять лет назад.
Я не стала говорить Лукасу, что с тех пор ненавижу жареное мороженое и на дух не переношу чесночный соус. Пусть думает, что делает мне приятное. Иллюзии … их лучше не разрушать.
За обедом мы почти ни о чем не говорили, разве что обменивались общими фразами.
А после мужчина предложил переместиться в гостиную. Для чего мы поднялись на второй этаж и разместились на удобных диванчиках.
— Кофе? — я отрицательно покачала головой, понимая, что настал час «икс».
— А раньше ты никогда не отказывалась.
— Раньше и я была другая.
— Как поживает старая карга? — внезапно спросил Лукас, согнав прочь благостное настроение после сытного обеда.
— Хорошо, — я с трудом сдерживалась, чтобы не наболтать ничего лишнего.
— Все такая же правдолюбка и язва? — казалось, будто мужчина желает проникнуть взглядом под черепную коробку. Я и раньше с трудом выдерживала этот его взгляд, а спустя столько лет, без постоянных тренировок, и вовсе утратила навык.
— Время ничего не меняет, — хотя внутри думала совершенно иначе.
Мы опять замолчали. Не просто так найти слова, когда разверзлась пропасть шириной в человеческую жизнь.
Мой ответ заставил Лукаса поджать губы. Он воспринял его на свой счет.
— Ты так меня и не простила? — спросил, крепко сжимая бокал с коньяком. К нему мужчина прикладывался уже не один раз.
Опять нервничает. Я же напротив, успокоилась.
— Кто я такая, чтобы прощать?
— Ты моя дочь, — резко произнес Лукас.
— Это тебя не остановило свернуть шею моей матери, — я почти выкрикнула то, что жгло каленым железом, стоило только подумать.
— Она предала меня, — глаза мужчины подернулись дымкой, а уголках губ залегли глубокие морщины.
— Неужели нельзя было с ней просто развестись? — просила напрямую. Кто бы знал сколько раз я задавала себе этот вопрос.
— Если бы было можно, я бы так и сделал, — в ответе Лукаса был он весь.
— Ты даже пальцем не пошевелил, чтобы ее спасти! -
воскликнула, вглядываясь в такие родные и такие далекие глаза.
— Она выбрала его, — голос Лукаса стал на порядок тише. — Я
предлагал ей вернуться, все простить…
— Да ты же сжил бы ее со свету, все время напоминая о прошлом, — уж я то знала, что мой отец никогда никому ничего не прощает. Это бультерьер, который вцепляется мертвой хваткой в того, кто стал на его пути. И отпускает только тогда, когда жертва затихает, отдав концы. Только в моем случае он дал уйти. Раствориться в другой жизни. Исчезнуть. Вот только после нашей встречи, я начала сомневаться, что он дал слабину, скорее просто не пожелал терять еще и меня.
— За все надо платить, — обронил Лукас.
Это я знала не по наслышке.
— Ты меня искала, чтобы еще раз сказать что я нехороший человек? — мужчине, а по совместительству моему отцу, надоело быть мальчиком для битья. Впрочем, он никогда им и не был. Главе теневого синдиката Силония не с руки быть жалким и ничтожным.
Все. Реверансы закончились. Пора переходить к делу.
В этот весь он — Лукас Дол.
— Я такого не говорила.
Даже если знаешь, что комнатная пантера не укусит, не стоит ее дергать за усы. Так и с отцом, не надо перегибать палку в оскорблениях. Он может и обидеться. Он же мужчина, а у них, в отличие от женщин, очень тонкая душевная организация, которую они тщательно скрывают. Но если вдруг ее затронешь, то пиши пропало. Мало не покажется.
— Я слышал ты поменяла фамилию, — Лукас как всегда был себе верен. Мог обескураживать на пустом месте.
Я так и не смогла полностью отказаться от фамилии отца, хотя бабушка мне предлагала. Спинным мозгом понимала, что такого святотатства он мне не простит, даже если больше никогда не встретимся. Как оказалось — не стоит ни в чем зарекаться.
— Не поменяла, скорее трансформировала, — не стала скрывать очевидное. Отчего-то была уверена — отец знает обо мне больше, чем я думаю.
За этим заявлением вспышки гнева не последовало. Что и требовалось доказать.
— Ты засветилась по полицейским сводкам, — как бы между прочим сказал отец.
Мы все еще делали вид, что расстались совершенно недавно, максимум пару месяцев назад, а не в разы больше.
— Так получилось, — после напоминания отца о возможной плате, мне расхотелось обращаться за помощью.
— Не хочешь мне все рассказать? — вроде бы безобидный вопрос, который вправе задать дочери отец. Только в устах Лукаса он звучал как приказ.
Как мне не хотелось промолчать, но говорить надо и желательно правду. Ложь можно легко забыть, либо же проколоться на какой-нибудь мелочи. А правда она одна. Вот только даже правду можно использовать в своих целях, замалчивая кое-какие детали, подавая факты под другим углом.
— Я встретила мужчину…, - начала.
— Ну, наконец, у меня появятся внуки, — радостно произнес
Лукас, расплываясь в улыбке.
Я не разделяла его счастья, а потому постаралась побыстрее объяснить ситуацию.
— Но он оказался … слишком надоедливым, — подбирая слова следила за выражением лица отца.
— Продолжай, — вмиг взгляд отца утратил мягкость.
— Настолько надоедливым, что полетел за мной на Силоний, начал преследовать, а когда я ответила отказом, то и вовсе стал угрожать физической расправой. Я его боюсь, — на последних словах изо всех сил постаралась выдавить слезу. И это мне удалось сделать вполне натурально. Я даже подивилась многогранности своего таланта.
— Он сделал тебе что-то плохое? Обидел?
— Он напал на меня в театре, пытался задушить… когда увидел рядом другого мужчину. Это было страшно. Я еле осталась жива, — опустила глаза, чтобы Лукас не видел их выражение и не смог догадаться о том, как было на самом деле.
— Вот сколько раз говорил, что самостоятельность молоденьким девушкам только во вред, — начал отец, а я поняла какую ошибку совершила, обратившись за помощью. Где были мои мозги?
«Где и всегда, чуть ниже талии», — подала голос советчица до этого молчащая, как партизан.
— Но теперь, когда все разногласия между нами решены, я возьму на себя заботу о тебе, доченька. Тебя никто не посмеет обидеть, а кто обидел понесет заслуженное наказание, -
закончил отец.
После таких слов я готова была взвыть раненой белугой, понимая чем мне грозит родительская опека.
Тотальным контролем и полным лишением самостоятельности.
Это даже хуже, чем смерть. Ибо смерть молниеносна, а папочкина опека напоминает удавку пролонгированного действия.
— Если ты заметил, то я уже выросла, — не выдержала и напомнила.
— Это тебе так кажется, — отмахнулся Лукас. — Для меня ты всегда крошечка. И я больше не позволю обстоятельствам нас разлучить, — это стало последней каплей.
Я вскочила на ноги. Мы как будто вернулись в прошлое на десять лет назад. Я вновь задыхалась от опеки.
— Прости, мое появление в этом доме было ошибкой. Я пойду, -
и рванула в сторону выхода.
Только не тут-то было. Мою руку поймали в стальные тиски. И
вернули на место, словно нашкодившего ребенка. А я даже и не заметила когда Лукас поднялся из кресла.
— Стоять. Не так быстро, Этель, — лишь легкое дрожание в голосе выдало отца.
— Закроешь в комнате? Лишишь сладкого? Или отшлепаешь? -
спросила язвительно.
Лукас усмехнулся, но руки не отпустил.
— А ты действительно выросла. Стала настоящей женщиной.
Коварной и соблазнительной. Не будь я твоим отцом, обязательно бы увлекся и … непременно отшлепал.
В серых глазах Лукаса я заметила промелькнувшие искорки.
Даже моргнула, гадая, а не показалось ли мне. Все же давно я с ним не общалась. Забыла каким он может быть.
— Я могу идти? Или нет? — спросила, показывая взглядом на захват.
— Неужели ты не хочешь у меня погостить? — Лукаса как будто подменили. — Мы так давно не виделись. Откажешь в такой малости?
Глубоко вздохнула, прежде чем ответить.
— Не откажу, — постаралась улыбнуться. С трудом удалось сделать это от души.
— Вот и славно, — Лукас моментально расслабился и отпустил меня. — Тебе приготовили комнату. Все как ты любишь.
Когда я увидела комнату, то чуть не начала заикаться. Я, конечно, была девочкой, как и десять лет назад. Но от такого обилия розового, которое буквально бросилось на меня, стоило оказаться в спальню, захотелось завизжать. Ибо это было кошмарно.
— Нравится?! — самодовольно спросил Лукас. — Я всегда знал, что в один прекрасный день ты вновь переступишь порог моего дома.
— Это ужасно, — не смогла сдержаться и высказала, что думаю по поводу «красоты».
— А я так старался, — уголки рта отца опустились, а он сам на глазах осунулся.
Какая же я дрянная девчонка. Неужели не могла сказать, что в восторге от комнаты?
Путаясь в словах, то и дело сбиваясь, принялась убежать
Лукаса в отсутствии у меня вкуса. Мол, это я ничего не понимаю в современном убранстве комнат. А на самом деле «розовый беспредел» прекрасен и необъяснимо мил.
Отец слушал, слушал меня, а потом не выдержал и громко заржал. Лишь спустя несколько секунд дошло, что Лукас мастерски отомстил мне за недавний взбрык.
Злопамятность являлась нашей фамильной чертой.
— Пойдем покажу другую комнату. Вижу, что от этой у тебя в зобу дыханье сперло, — прокомментировал отец, выходя из спальни.
Через коридор оказались в другой, выполненной в серо-бирюзовых тонах. Я с подозрением осмотрела убранство.
Сдержанно и со вкусом.
— Эта лучше? — на лице Лукаса взметнулась левая бровь.
— Гораздо.
— Тогда, отдыхай, — в словах едва слышной ноткой сквозил приказ.
— Да я и не устала, — попыталась возмутиться.
— Мне надо отлучиться. Я ненадолго, — отец как будто и не слышал что я сказала.
— Решил запереть? — не стала скрывать мысль возникшую в голове.
— Уладить твои проблемы. Или ты против? — глаза отца хищно блеснули.