– Вижу я в тебе в самом деле кровь царя-путешественника! Да, именно таким всегда был Эшиа: упрямым, верным себе и полным решимости. Так поднимем чарку за то, чтобы сердце твое не изменяло тебе, юный царевич!
И царевичу Эшиа ничего не оставалось, как поддержать тост и выпить вина, и угоститься сладостями, которые внесли слуги на серебряных подносах, и продолжить пить и есть для того, что прогнать прочь тревогу, навеянную странным их разговором.
К счастью для него, царь Ямайн был стар и оттого быстро устал под вечер, и сказал, что должен покинуть гостя.
– Сердце мое разрывается оттого, что приходится мне оставить тебя сейчас, юный царевич, – покачивая головой, сказал он. – Но годы приобрели надо мной сильную власть, оттого стал я теперь похож более на песочные часы, чем на человека: по утрам я бодр и весел, и многое мне под силу, но под вечер песок времени словно пересыпается мне в ноги, делая их грузными, а меня самого – неповоротливым, и потому вынужден я рано удаляться в свою опочивальню. Но не приходи оттого в уныние, царевич. Ибо в твоем распоряжении весь дворец, и волен ты идти, куда хочешь!
– Благодарю тебя, мой царь, – учтиво кивнул царевич Эшиа. – Я воспользуюсь твоим щедрым разрешением, и погуляю по твоим прекрасным садам, равных которым нет во всех царствах, и после того отойду ко сну следом за тобой, чтобы ранним утром разделить с тобой завтрак.
Для Эшиа было уже ясно, что жизнь в этой стране начинается рано и заканчивается рано – но только в столице, ибо помнил он, что уклад жизни деревенских жителей совсем отличался от того, что наблюдал он во дворце.
Так что дождался он, пока исчезнет со столов вино и сладости, и попрощался с царем Ямайном, и пожелал ему благих сновидений под присмотром блаженного Ар-Лахада, занявшего нынче Серебряный Трон, и следом за ним сам покинул пиршественную залу.
Из большой залы он свернул в сторону галереи резных колонн и с удовольствием прогулялся по коридору, пол которого устилал драгоценный ковер ручной работы, а на стенах повсюду были развешаны прекрасные мозаики. Эшиа залюбовался ими и долго рассматривал подробности сюжетов, изображенных на них. Были то истории из далекого прошлого, и даже один сюжет из жизни Кастара-Путешественника был в них увековечен. С огромной морской змеей сражался Кастар-Путешественник и вышел победителем из этой схватки.
В глубине души царевич Эшиа не отказался бы стать героем подобного подвига. Возможно, это и толкнуло его на путь путешественника, это и заставило его трястись в седле долгие дни и ночи напролет, и мечтать о великой цели. Если с ним в путешествии произойдет что-то чудесное, это изменит его жизнь на все отмеренное ему время. Царевич сначала улыбнулся своим мыслям, а после погрустнел. К его молодым годам уже достаточно узнал он, чтобы понимать, что не всегда чудесные истории приводят к хорошему концу. Ведь случилась же чудесная история в жизни его деда! Чудесная птица, запертая в клетке, которую он так мечтал выпустить на свободу, прекрасный царевич-посол Ардлет, о чьей невообразимой красоте прознали ифриты и похитили, сделав навеки пленником в своей стране. Царевич, чья страна оказалась поглощена песками Белой Пустыни и предана забвению, как и его имя, и сохранились они только лишь в сердце царя Эшиа, который поклялся сердцем и жизнью своею отыскать и освободить Ардлета.
А до этого прожил столько лет в печали, и единственной его отрадой были игры с внуком, с царевичем Эшиа, который так любил слушать волшебную сказку о похищенном царевиче, когда был ребенком… Эшиа сжал кулаки и нахмурил брови, глядя прямо перед собой на мозаичное изображение Кастара-Путешественника. Даже если злые слова царя Ямайна и несут в себе зерно жестокой истины, даже если царь Эшиа в поисках своих потерпел поражение, то он ни за что не отступит от цели, пока не узнает все до конца! Он сможет дознаться до правды, будь она даже сто лет как погребена в песках Белой Пустыни!
– Что-то произошло, что расстроило царевича? – прошелестел мягкий голос Лабара, и слуга незаметно возник рядом с ним, выступив из теней.
Царевич Эшиа не удивился его присутствию.
– Меня одолели мрачные мысли. – Он поднял голову и улыбнулся. – Но, возможно, прогулка по прекрасным садам способна прогнать их прочь? Не составишь ли ты мне компанию, любезный Лабар?
– Моя первейшая обязанность – следовать за царевичем и исполнять его прихоти, – склонил голову Лабар.
Царевич Эшиа двинулся вперед по коридору.
Прогулка и в самом деле позволила ему на время забыть о мрачных думах, занимающих его сердце. Лабар вывел его спиральными коридорами дворца во внутренний двор и показал, как красиво мерцают в темноте ночи почти уснувшие фонтаны, и как цветут белым цветом в тишине высокие деревья. Царевич Эшиа бродил между деревьев и цветов в сопровождении Лабара, и тот тихим голосом разъяснял ему, что это за деревья и цветы, и чем они хороши, и почему именно их выбрал когда-то царь Ямайн для своего чудесного сада. Царевич Эшиа слушал его вполуха, не особенно вдумываясь в слова, поскольку изучал между делом двор. По всему выходило, что был дворец царя Ямайна похож сам по себе на огромную раковину, и закручивался по спирали, как торговые ряды базара, что видел он тем же днем. И что сад и двор для прогулок находился в самом сердце дворца, и не было возможности выбраться отсюда к внешним воротам.
Впрочем, Лабар, разгадав, кажется, мысли царевича, провел его по всему двору, и дал увидеть кованую дверь, что вела из сада за пределы дворца. И хотя прошли они только мимо нее, успел царевич Эшиа увидеть, что была та дверь на замке, и охранял ее мрачный стражник с острой саблей наизготовку. Ни о чем не спросил Лабар, и ничего не сказал ему царевич Эшиа, и продолжили они свою странную прогулку, и только и говорил Лабар что о цветах и деревьях. И, наконец, когда утомился царевич Эшиа слушать о деревьях и цветах, сказал он, что не против отправиться уже в постель. Лабар немедленно показал ему проход на галерею и отвел в его покои. Царевич Эшиа пропустил Лабара вперед и закрыл дверь, и подумал только, что, как бы не тревожил его царь Ямайн и странный его дворец, должен он хорошенько сегодня отдохнуть и набраться сил.
На следующий день царь Ямайн решил их досуг таким образом: объявил царевичу Эшиа, что намерен вместе с ним отправиться в бани. Царевич Эшиа был удивлен таким предложениям, но из вежливости согласился, потому что понимал, что невежливо было бы отказать.
Про бани царства Ямайн он был наслышан с детства – от деда. Царь Эшиа бесконечно удивлялся и восхищался любовью жителей страны Ямайн к публичному мытью. По его словам, это было одним из самых важных актов взаимодействия между людьми Ямайна.
В стране Эшиа же бань никогда не было и не могло быть. Многие века в ней культивировалось одиночество и неприкосновенность во всех вопросах, включая гигиену, поэтому во дворце было бесчисленное множество купален, равно как и в богатых домах. Бедняки же предпочитали банные дни в водах горных рек и соленого моря, и всегда в одиночестве. Поэтому с детства слушал с удивлением истории о стране, в которой есть целые огромные помещения, где мужчины собираются вместе, и моются вместе, и дышат горячим влажным воздухом – как будто это спасало их от множества хворей, что приносил сухой ветер пустыни. Конечно, вино лилось рекой, и красивые наложники приносили сладости – без этого удовольствие не могло считаться полным.
Царь Эшиа рассказывал также, что подобные места есть и для женщин, и что только женщины имеют право входить туда, и что прислуживают им тоже женщины. А еще в его воспоминаниях часто всплывали красивейшие мозаики, устилавшие стены и пол.
Вот мозаики-то и привлекали внимание царевича Эшиа, который совершенно не рад был необходимости снимать одежду в публичном месте, но отказать царю Ямайну не мог. Но он уже успел вдохновиться красотой мозаик во дворце и надеялся, что в банях сможет найти красоту не меньшую.
Между тем от царя Ямайна не укрылось смущение гостя, и тот поспешил заверить его, что в банях не будет никого постороннего, кроме них, и что царевичу Эшиа некого будет стесняться с непривычки. Царевичу ничего не оставалось, как ответить согласием, и про себя вознести мольбу Ар-Лахаду, чтобы не пришлось провести в банях дольше нескольких часов.
Царевич, конечно, предпочел бы светлым днем прогуляться по городу или изучить дворец, но вместо этого проследовал за царем Ямайном в царский паланкин.
Паланкин был огромен. Сшитый из тяжелого белого бархата, он был украшен золотом и держался на золотых перекладинах. Его несли на плечах четыре мускулистых наложника, на которых почти не было одежды, еще двое вышагивали перед палантином и расчищали дорогу от зевак. Казалось, половина города собиралась у дворцовых ворот, чтобы пронаблюдать за каждым выездом царя.
Царь Ямайн был стар и покидал дворец редко, и тяжело ему было ходить своими ногами. Поэтому и сделали для него восхитительный этот паланкин, в котором прекрасно хватало места для двоих. Поэтому царевич Эшиа, чуть помедлив, ступил на золотую ступеньку и шагнул внутрь паланкина, где уже возлежал на мягчайших подушках царь Ямайн.
В нос Эшиа ударил запах благовоний, он опустился на подушки и увидел блюдо со сладостями и вино, уже разлитое по кубкам.
Палантин едва ощутимо тряхнуло, когда наложники подняли его на плечи и плавно понесли, и царевич поежился. Никогда прежде не приходилось ему еще передвигаться на чем-то подобном, тем более, когда использовался труд подневольных людей.
Он слегка приоткрыл занавес палантина и выглянул на улицу. Палантин медленно проносили между резными створками кованых ворот, и на улице уже поджидала толпа, одетая в простые белые ткани. При виде палантина толпа разразилась криками восторга, приветствуя своего царя.
Царевич Эшиа подумал, что их радость от вида Ямайна, собравшегося в баню, было бы более трогательна, если бы не плотный ряд стражи с длинными копьями, выстроившийся перед ними живым ограждением. Время от времени копье опускалось и поднималось вновь, и выкрики из толпы становились более активными и веселыми.
Эшиа закусил губу и вернулся вглубь палантина. Царь Ямайн же как будто не заметил его реакции, поглощенный сладкими пирожными, которые цеплял с блюда серебристой вилочкой.
– И тебе следует угоститься, царевич Эшиа, – сказал царь Ямайн, рукой с вилочкой указывая на роскошное блюдо. – Этим сладостям нет никакого сравнения во всех Царствах. Мои повара используют тайный ингредиент, благодаря чему имеют эти пирожные такой вкус и такую сладость.
Царевич Эшиа подцепил пирожное и отдал должное его вкусу, подтвердив, что ничего подобного ему еще пробовать не доводилось.
– И ты, мой царь, конечно же, не расскажешь мне тайну этих сладостей? – с улыбкой спросил он, вознамерившись сдерживать при царе свой нрав и не говорить ему больше грубостей.
– Безусловно, не скажу, – усмехнулся царь Ямайн и отпил вина из украшенного камнями кубка. – Тогда это перестанет быть такой сокровенной тайной.
– Неудивительно желание сохранить эту тайну, – ответил царевич Эшиа. – Но отчего, мой царь, эти сладости можно попробовать только в твоей стране? Отчего не отсылаешь ты их с караванами в страны, что расположены по эту сторону Белой Пустыни? Отчего в царстве Эшиа ни разу не доводилось мне испробовать их, хотя приходишься ты нам любимым соседом?
Царь Ямайн, сощурившись, посмотрел на царевича поверх кубка.
– Торговлей с другими странами занимаются только те, у кого есть излишек, – вымолвил он.
– Но ведь ты занимаешься торговлей, мой царь! Ямайн – не закрытое царство! Я был на базаре и видел торговцев, и многие из них привозят товар из других стран. Чего стоят драгоценные ткани из Самаканда? Выходит, царь, что у тебя есть желание покупать, но ты не продаешь?
– То, что другие царства производят и считают нужным вывозить из страны, – что за расточительство! – я и могу купить. Раз уж добро все равно идет мне в руки с торговыми караванами, ты же понимаешь… А распылять на ветер сокровища моей страны я себе не позволю.
Сказав так, царь Ямайн огладил бороду широкой ладонью и вновь потянулся за вином, чтобы наполнить кубки. Царевич Эшиа задумчиво наблюдал за ним.
– Выходит, царь, ты любишь лишь скупать чужие блага, а своими делиться не любишь? – наконец, спросил он.
– Да отчего же не люблю, царевич? – удивленно поднялись белоснежные брови царя. – Только пусть сначала гости в мою страну пожалуют. Тут уж каждый оценит мое гостеприимство в той же мере, в которой сейчас наслаждаешься им ты.
По лицу царевича Эшиа в этот момент сложно было бы решить, что он чем-либо наслаждается, но он снова сумел усмирить нрав и лишь спросил:
– А деньги на это где ты берешь, царь?
– Из казны, конечно, – ответил царь Ямайн и подцепил вилкой новое пирожное. – Ведь сказано было уже тебе, царевич: столица и царь ее должны процветать.
Царевич открыл было рот, чтобы задать вопрос о бедных жителях окраины, которым не доводится процветать под рукой царя, но в этот момент палантин едва ощутимо тряхнуло и потянуло вниз. Это наложники опустились на колени, а расторопный слуга подставил золотую скамеечку, чтобы царственные особы могли покинуть палантин. Царь Ямайн вышел первым, и работники бань, собравшиеся у ворот, приветствовали его и кланялись в ноги. Следом за ним ступил на землю царевич Эшиа, и на мгновение тревоги и хлопоты оставили его, поскольку он увидел здание ямайнских бань. И красота этого белоснежного сооружения, больше похожего на храм, чем на купальню, поразила его. На фоне ярко-голубого неба завивался спиралью высокий купол, и полумесяц Ар-Лахада венчал его, как указание на то, что царство Ямайн однажды возникло среди пустыни под чутким взглядом ночного лица божества. Высокие стены украшали мозаичные птицы, взлетавшие с глади озера, а высокие двери были покрыты изысканной резьбой.
Царь Ямайн ступил в ворота и слуги распахнули двери перед ним. Царевич Эшиа помедлил немного, все еще пребывая в восхищении от красоты этого дома, после чего последовал за царем в сумрачную прохладу бань.
Внутри здания царил полумрак. Свет проникал из высоко расположенных узких окон и едва достигал мраморного пола. По стенам висели масляные лампады цветного стекла, и тени от их мягкого света танцевали на стенах. Царевич Эшиа шел по коридору и без устали вертел головой: мозаики на стенах складывались в удивительные истории из жизни Ар-Лахада и повествовали о временах, когда Царь Небесный был еще Первым Царем Земным. Картины были и на мраморном полу, только здесь изображали они диких рыб в буйном океане.
А едва кончился длинный коридор, царевич Эшиа, следом за царем Ямайном, попал в огромную залу с куполом. Была она вся вымощена белым и синим камнем, и выложена драгоценными мозаиками от пола до потолка. И повсюду скакали кони через пустыню, и сражались с морскими чудовищами корабли. Эшиа знал все эти сюжеты: то снова были истории о Кастаре-Путешественнике. Видимо, в Ямайне, царстве, стоящем далеко от больших дорог, и довольно закрытом для внешнего мира, Кастар-Путешественник был народным героем. Царь Эшиа рассказывал, что Кастар-Путешественник подолгу гостил в каждой стране и рассказывал истории своих странствий. Видимо, по мотивам его рассказов и были созданы эти прекрасные изразцы.
Царевич Эшиа отвел, наконец, взгляд от мозаики и огляделся по сторонам. Прямо по центру залы находился огромный бассейн с прозрачной голубой водой, такой же, как в мраморных купальнях его родины, только в несколько раз больше. В воду вело сразу несколько спусков, и бортики были сделаны так, чтобы блюда со сладостями и сладкие вина легко было получить, не поднимаясь из воды. В зале было несколько закрытых дверей, и куда они вели, о том царевичу пока было невдомек. Вдоль стен тянулись диваны, обтянутые синим бархатом, и на один из таких диванов присел царь Ямайн и дал знак слугам. Посмотрев на него, царевич Эшиа присел на другой диван, принялся наблюдать.