Осмелев, предположив, что мужик вряд ли оставил каюту со спрятанной в ней тварью незапертой, я подхожу к двери вплотную. И замечаю на ней небольшую, неуклюже выцарапанную на пластиковой панели надпись.
«ПАША»
— Паша? — недоуменно спрашиваю я себя, пытаясь понять смысл написанного, а потом ощущая, как смутная догадка начитает пробиваться из недр моего сознания, связывая воедино происшествия, случившиеся более года назад, вчерашний радио — разговор с хозяином яхты, а также эту неказистую надпись, состоящую из четырех букв.
— Сучий потрох! Тут твой племянник что ли? Тот паршивец, что гонял меня прошлым летом на синей пришибленной Ладе Приоре? — в недоумении бормочу я себе под нос, обращаясь к погибшему. — Ты вроде говорил, что он «бегает по округе укушенный» и что «хотел его подстрелить, да рука не поднялась»? Как это понимать, «уважаемый»?!!
А мертвый мужик будто отзывается на эти вопросы, облачая свои ответы в мои собственные мысли. Кажется, теперь я понимаю, почему мужик поступил столь странным образом, призвав нас к себе на яхту, а потом попытался избавиться от моих «женщин». Они, в его понимании, были лишними ртами. При том, что имеющиеся продуктовые запасы он потратил, чтобы кормить «обращенного» племянника, которого он не решился бросить, и которого, видимо, устроил в этой самой каюте.
— Зачем тебе нужен был я? — задаю я еще один вопрос, и получаю ответ, что он устал от одиночества, и посчитал, что наличие второго мужика в его компании повысит шансы на выживание, тогда как беременная женщина с двумя малыми детьми, напротив, лишь отнимет ресурсы, не добавляя полезные «бонусы» к общему делу.
— Чудик, долбанный… Неужели ты думал, что я спокойно оставлю родных погибать на суше, а потом мы с тобой, будто пара влюбленных педерастов, поплывем на яхте «навстречу закату»? — снова обращаюсь я к погибшему, недоумевая о спорной логике его поступков.
Впрочем, теперь я не чувствую к нему ненависти. А даже понимаю и оправдываю его. Обыкновенного мужика, чудом выжившего после разразившегося апокалипсиса, который заперся в убежище и постепенно съехал «с катушек» от одиночества и отчаянья. Очевидно, что он бухал «по — черному», тем самым усугубив свое положение. И, в итоге, потеряв нужную адекватность суждений, каким-то образом запер «обращенного» племянника в одной из кают яхты, а также втянул нас в свои манипуляции.
— Черт с тобой, мужик, бог тебе судья…, - выдыхаю я, и очень осторожно, не издавая шума, прикасаюсь рукой к ручке и поддаю ее вниз, чтобы попытаться слегка приоткрыть дверь каюты…
Иллюминатор
Ручка свободно поворачивается. Испугавшись слишком быстрому развитию событий и собственной самонадеянности, я на цыпочках отхожу назад. Пробираюсь через основную каюту обратно на палубу, и возвращаю на свет ранее найденную под сидушкой щетку с обломанной пополам рукояткой, которую решаю использовать в качестве оружия.
Сжимая в правой руке свой неказистый меч, я возвращаюсь к четвертой каюте. Вновь опускаю ручку вниз. При этом, в голову лезут воспоминания о недавних событиях, когда орда тварей разнесла прочную металлическую дверь, установленную в нашей квартире. И, тем самым, делаю вывод, что мне не стоит рассчитывать на то, что хлипкая пластиковая переборка, выполняющая больше декоративную, чем защитную функцию, сможет, в случае чего, справиться с натиском зверя.
Также, перед тем как приступить к более решительным действиям, я приставляю ухо к поверхности двери, прислушиваясь к шумам в каюте. И не улавливаю ни единого подозрительного звука, который бы выделялся на фоне монотонных всплесков волн, разбивающихся о борта лодки.
Когда дверная ручка доходит до крайнего нижнего положения, я опять делаю паузу, испытывая сомнения относительно того, правильно ли поступаю, суясь «на рожон». И, может быть, стоит оставить каюту в покое и придумать более безопасный способ ее осмотра. Однако, поразмыслив, я прихожу к выводу, что о возможной проблеме мне нужно знать здесь и сейчас. Если мутант действительно присутствует на борту, то мне необходимо предпринять срочные действия по его нейтрализации. В противном случае я поставлю себя и семью под угрозу, если существо внезапно выберется из каюты и нападет на нас в то время, когда я к этому не буду готов.
Так что, собравшись с духом, я выдыхаю и принимаюсь тянуть перегородку на себя. Которая не реагирует и, несмотря на мои усилия, остается на месте, не поддавшись даже на миллиметр. Я тяну снова, усилив давление. Но дверь по-прежнему не поддается.
В недоумении я смотрю на железную ручку, обращая внимание на замочную скважину, расположенную под ней, предполагая, что дверь закрыта на замок. Нужного ключа, конечно же, у меня нет. Вероятнее всего, он находится на дне моря, вместе с бывшим хозяином яхты. А, может быть, он спрятан в одной из многочисленных полочек и шкафчиков, оборудованных на лодке.
Размышляя о дальнейшем плане действий, прикидывая в уме, где можно попытаться найти нужную отмычку, я продолжаю удерживать дверную ручку и тянуть перегородку на себя.
И тут! С обратной от двери стороны доносится неожиданный резкий стук, от которого вздрагивает пластиковое перекрытие перегородки. Будто ужаленный, я отдергиваю руку от ручки и трусливо пячусь назад, ожидая что в любой момент перегородка будет снесена и из каюты на меня выскочит разъярённое голодное существо.
Когда я отхожу от двери на пару метров, то резкий и настойчивый стук повторяется, а я лишь растерянно стою и смотрю на дребезжащую под ударом дверь, растерянный и испуганный, малодушно жалея о том, что решился потревожить нечто, скрывающееся в четвертой каюте.
— Черт его дери! Что же делать?!! Что делать?!! — лепечу я себе под нос, сбрасывая с лица опостылевшую маску, борясь с паническим импульсом немедленно бежать, хватать родных за шкирку и прыгать за борт, только лишь бы спастись от скрытой за дверью опасности.
— Спокойно… Дыши ровно и не мандражируй… Это же Пашка… Просто Пашка. Он тут один… Чего ты разнервничался, будто первый раз замужем… Не первая тварь у тебя на пути, и, видимо, не последняя…, - успокаиваю я себя, сокрушаясь на коварную судьбу, которая вывела меня на еще один крутой поворот, снова подкинув испытание. Как будто этих испытаний у меня было недостаточно. Будто я уже не заслужил право на передышку, находясь на гребаной яхте в километрах от ближайшего берега.
— Ну ничего… Ничего… Я справлюсь…, - внушаю себя я, сжимая мокрыми от пота пальцами идиотскую пластмассовую палку с пушистой щеткой на нижнем конце, которая похожа на взъерошенную мокрую кошку.
Я стою и жду. Однако ударов больше не следует. Будто нечто, находящееся на противоположной стороне от перегородки, было возмущено моим приближением, а теперь успокоилось, убедившись, что я отошел от каюты подальше.
Простояв в проходе еще некоторое время и размышляя над сложившимся положением, не найдя подходящего решения из возникшего затруднения, я решаюсь вернуться в основную каюту.
Вид мирно спящих на диване, беззащитных в случае нападения на них родных, приводит меня в смятение. Однако я успокаиваю себя тем, что если к этому времени нечто, находящееся в четвертой каюте, не прорвалось наружу, то, вероятно, так будет и впредь. А значит, у меня есть время, чтобы основательно обдумать, каким образом заглянуть в четвертую каюту, определить степень скрывающейся в ней опасности и придумать способ защиты от неё.
Выбравшись на свежий воздух палубы, я ловлю разгоряченным лицом, покрывшимся липкой испариной, порывы морского бриза, позволяя высушить выступившую влагу и придать сознанию дополнительную бодрость, чтобы заставить сознание мыслить ясно и продуктивно.
Нацепив на себя снятую ранее футболку и по-прежнему не имея представления как следует поступить далее, я принимаюсь бесцельно бродить по яхте, переходя с борта на борт, осматривая детали лодки, оглядываясь наверх, в сторону устремленной в небо мачты, ожидая пока мозг переварит полученную задачу и выдаст нужное решение.
Пройдя к носу яхту, я подхожу к участку палубы, под которой, как я полагаю, находится злосчастная каюта, инфантильно фантазируя о том, что я мог бы, к примеру, просверлить тонкую дыру сквозь сплошное перекрытие, и таким образом, незаметно для существа, заключенного в каюте, заглянуть в чрево срытого от меня пространства, на манер сюжетных ходов шпионских фильмов или приключенческих боевиков про ограбление банков.
И представляя эту нелепую картину, где я, вооруженный невесть от куда взявшимся сверлом, бурю тонкую брешь в палубе, а потом прикладываюсь к ней пытливым глазом, меня вдруг оглушает неожиданная светлая мысль.
— Какой же ты дурак! — говорю я сам себе, широко улыбаясь, насмехаясь над собственной нерасторопностью и недогадливостью, вспоминая, что все три прежде осмотренные каюты имеют одинаковую форму и обустройство. Соответственно, они все оборудованы одинаковыми иллюминаторами, исполненными в виде вытянутых вширь овалов.
То есть, для того, чтобы изучить содержимое четвертой каюты, мне стоит лишь придумать способ заглянуть в нужный иллюминатор с внешней стороны. А это намного проще и безопаснее, чем пытаться открыть дверь и, тем более, сверлить на поверхности яхты дыры.
Распластавшись лицом вниз на левом краю палубы, удерживая себя в равновесии руками, удерживающимися за борта, я как можно дальше вытягиваю голову от края лодки, чтобы осмотреть внешнюю боковую сторону яхты, где должен находиться иллюминатор четвертой каюты. И нахожу его, широкий овал, такой же формы, как и проем, обустроенный на задней стороне борта для третьей каюты. Только в отличие от него, этот оказывается наглухо заклеен черной пленкой.
Освободив правую руку, я кончиками пальцев дотягиваюсь до края иллюминатора, ощупав серебристую клейкую ленту, прочно фиксирующую плотный черный слой пластика, закрывающий проем.
Озадаченный увиденным, я втягиваю себя обратно на палубу и усаживаюсь на ней, сложив ноги крест на крест и щурясь от ярко светящего в глаза солнца, решив, что мои догадки о том, что в каюте находится «обращенное» существо, намеренно заключенное мужиком в подготовленном для этого пространстве, подтверждаются.
Оглядевшись по сторонам, я немедленно обрисовываю в воображении ход дальнейших действий. И без долгих раздумий принимаюсь за исполнение плана.
Подобрав швартовочную веревку, которая была ранее использована мною в целях связывания раненого мужика, я привязываю ее, испачканную местами бурыми пятнами крови, одним концом за перила, а второй конец скидываю вниз, параллельно внешнему левому борту яхты. И, тяжело хрипя от усилий, с ловкостью пьяного орангутана, сползаю по веревке вниз, до боли в побелевших кистях сжимая жесткие волокна каната.
Опустившись на один уровень с иллюминатором, я одеревеневшими пальцами принимаюсь отдирать край клейкой ленты, которая на удивление крепко держится на месте, и с трудом отрываю кусок, позволив тем самым отодвинуть в сторону небольшой участок черной пленки и заглянуть в помещение каюты.
Привыкшее к яркому солнце зрение поначалу не способно уловить хоть что-либо в темноте каюты. Но чуть свыкнувшись с теменью, в глубине помещения я замечаю две желтых, будто висящих в воздухе, точки…
Пашка
Я был готов к тому, что мог тут увидеть. Но все же не удержался и отпрянул назад, трусливо возвратив клейкую ленту на место. Будто тонкий кусок пластика может защитить меня, если зверь решит штурмовать иллюминатор.
Повиснув на веревке, я слегка раскачиваюсь из стороны в сторону, чувствуя себя будто кусок колбасы, привязанный за нитку, которым ребенок дразнит голодную кошку, покачивая приманкой перед ее носом.
От напряжения руки мои немеют, и я понимаю, что не смогу долго продержаться, удерживая вес тяжёлого тела силой кистей. Поэтому, пока остаются силы, предпринимаю повторную попытку детально изучить содержимое каюты, отвернув черную ленту пошире и позволив свету проникнуть в скрытое от взгляда помещение.
Когда правый глаз, защищенный от солнечного света козырьком согнутой кульком ладони, снова заглядывает в иллюминатор сквозь образовавшуюся щель, то картинка наконец в полной мере предстает перед моим взором. Эта каюта разительно отличается от трех предыдущих. Такое впечатление, что в её замкнутом пространстве произошла ожесточенная битва своры разъярённых волков, которые в порыве борьбы разрушили все, что можно было разрушить. Мягкое покрытие спального места отсутствует и лежанка оголена до основания. Часть декоративных панелей, имитирующих дерево, либо предварительно содраны, либо присутствуют на стенах лишь в виде отдельных изодранных фрагментов. Шкаф и полки также не видны, вероятно демонтированные заранее. По помещению раскиданы пустые консервные банки, разорванные упаковки от еды и ошметки картона. А в обнаженную несущую балку яхты, пересекающую внутреннюю стену каюты, скрытую прежде за панелями, приварены массивные железные кольца — крепления, от которых тянутся четыре тяжелые мореходные цепи. И эти цепи заканчиваются оковами, связывающими лапы и ноги существа, лежащего мордой вверх в дальнем углу каюты.
Существо выглядит миниатюрным, как минимум вдвое короче по длине, чем средняя взрослая особь, которых я видел ранее. И совершенно несоразмерным массивности сковывающих его конечности кандалов. Кажется, что тело ранее принадлежало ребенку или подростку. Тощая, без капли жира, серая полупрозрачная плоть в сетке лиловых вен напоминает жертву холокоста или голодающих африканских детей в период засухи. Оголенный, скошенный спереди череп также покрыт венами и жалкими остатками темных волос. Грязные лохмотья то ли джинсовых шорт, то ли брюк едва удерживаются на по-собачьи узких бердах. Пасть на деформированной звериной морде безвольно полуоткрыта. Существо лежит без движения и кажется умершим. Однако его глаза! Мне ранее не показалось. Его глаза, они слабо, но все же отсвечивают во мраке каюты желтым фосфоресцирующим свечением, доказывая, что существо все еще живо.
И тут он замечает меня, и мы встречаемся с ним взглядами. Его морда искажается гримасой ненависти, пасть издает отрывистые, приглушенные перегородкой и иллюминатором скрипы, а глазницы ярко вспыхивают. Он вскидывает конечностями, зазвенев цепями, и пинает лапой по переборке, именно так, как, вероятно, он ударял по ней ранее, напугав меня, когда я пытался пробраться в каюту через дверь.
Он вроде ловко переворачивается, опирается на колени и рвется к иллюминатору, за которым я нахожусь. Но короткая длина ограничивающих движение цепей сбрасывает его на пол, заставив шлепнуться на пузо. Упав, он лежит, хрипит и коротко поскуливает. Его конечности подергиваются, будто в конвульсиях. Повернувшаяся в мою сторону пасть часто закрывается и открывается, щелкая длинными и острыми клыками. Он тяжело дышит и притихает, потушив, наконец, зловещее свечение своих желтых глазниц, но продолжая с ненавистью смотреть на меня, будто загнанный корридой бык, смотрящий на победившего его матадора.
Откровенно ошарашенный от увиденного, я возвращаю черную пленку на место и спешно поднимаюсь на палубу, усевшись на ней, сложив крест на крест ноги, раздумывая о развитии событий.
— Мало того, что ты затащил его на яхту. Так ты еще кормил его своей едой…, - обращаюсь я к погибшему мужику, вспоминая груду упаковок от продуктов питания, раскиданных по яхте и в каюте, где заключено существо. — Ты — конечный кретин, раз потратил на мутанта свои припасы….!!! Зачем ты это сделал, идиот?!!
Мне никто не ответил. И хорошо. Если бы я снова расслышал голоса в шелесте волн или еще что-нибудь в этом роде, то было бы хуже. Факты остаются фактами. Полумерок — мутант, некогда бывший подростком с именем «Паша», неизвестно каким образом получившим право управления синей Ладой Приорой и с которым я когда-то искал встречи, теперь находится в четвёртой каюте. Связанный цепями и ослабевший от голода. И, по-видимому, не представляющий угрозы. Что с ним делать? Придумать способ скинуть за борт или дождаться, пока издохнет без еды? Я не знаю. Об этом можно подумать позже.