Капище - Ланиус Андрей 4 стр.

   - И ты видел этот капкан собственными глазами?

   - Десятки раз! Представь себе вот такие бронзо­вые челюсти, - я расставил руки подобно рыбаку, по­хваляющемуся крупной добычей, - усеянные рядами острых зубьев. Натуральная крокодиловая пасть. Каж­дая челюсть заканчивается полукольцом. Взявшись за эти полукольца, два человека, именно два, поскольку в одиночку с этим не справится никакой геркулес, заводят капкан, имеющий три статичных положения - на 90, 120 и 180 градусов.

   Теперь стоит только освободить защелку, как челюсти захлопываются со страшной силой - бац! - Увлекшись, я сшиб обе ладо­ни над столом.

   С соседних столиков на нас покосились.

   Клара провела своей ладошкой по моей руке:

   - Теперь, когда вступление закончено, ты можешь повторить мне слова своей мамы?

   Я снова посмотрел на часы:

   - Мама говорила мне с чужих слов, передала те слухи, которые циркулируют в среде ее подруг. Алексей на эту тему дома вообще не говорит, отмалчивается. Мама - человек очень справедливый, но субъективный. Ведь она всерьез убеждена, что где-то в Москве, в Кремле, есть большая и светлая палата, в которой собраны все законы, в том числе главный закон, гласящий: "Алексей Голубев из Белособорска ни в чем и никогда не может быть виноват, потому что он честный и порядочный гражданин". Надо лишь, чтобы в эту палату вошел неподкупный Блюститель закона, открыл этот закон и велел бы строго указать нашим городским властям: "Немедленно оставьте Алексея в покое, и объявите всем, что на нет никакой вины!" Да, именно таким образом, с точки зрения матушки, должно быть восстановлено честное имя ее сына и моего брата. Других вариантов для нее попросту не существует!

   - А ты? - спросила Клара. - Ты веришь в брата?

   - Могла бы и сама догадаться. Как и всякий жи­вой человек, он, конечно, тоже может наломать дров. Но лишь по неосторожности либо в силу стечения обстоятельств. Однако здесь, как мне представляется, что-то другое... Что? Не будем сейчас гадать.

   - А можно задать тебе прямой вопрос? Твой Алек­сей не балуется травкой?

   - Нет, абсолютно. И пьет крайне умеренно.

   - Но ведь ты не видел его четыре года.

   - Но рядом с ним есть мама. Она давно подняла бы тревогу, ес­ли бы хоть что-то было не так. Думаю, нам не надо выстраивать сейчас шаткие гипотезы на песке. Здесь тот случай, когда утро точно вечера мудренее. Утром на вокзале нас встретит Алешка, вот прямо там мы его с тобой как-нибудь и расколем вдвоем.

   - Наверное, это и вправду лучший вариант, - вздохнула Клара и подняла на меня глаза. - Мы вытащим его, Славик! У тебя ведь уже есть какая-то задумка, да? Я же чувствую!

   - У меня в Белособорске есть друг, Клара. Настоя­щий друг, хотя мы тоже не виделись много лет, гораздо больше четырех. Мы подружились еще в шестом классе. А зовут его Владимир Дрючков. Школьное прозвище - Дрючок. Вообще, нас было пятеро неразлучных друзей, так называемая "хмельная компания", хотя вино тут не при чем. Откуда такое название - рас­скажу как-нибудь после. Впрочем, компания давно распалась, и по-настоящему близким другом остался для меня только Вовка Дрючков.

   - И кто же он в вашем городе, этот твой Вова Дрючков?

   - Полковник Владимир Дрючков - начальник местной милиции! - отчеканил я.

   - Что-о?.. Ах, ты! - Клара шутливо погрозила мне ку­лачком. - И как не стыдно, имея такого друга, пугать бедную женщину жуткими легендами?!

   - То-то мне и тревожно, что он молчит, - признался я. - Будь Алексей чист, Вовка уже давно нашел бы способ успокоить матушку... - И тут я вдруг понял одну простую вещь: - Ведь первым мне должен был позвонить Вовка! Вовка, а не мама! Но он почему-то не позвонил...

   4. БРАТ АЛЕКСЕЙ

   В Белособорск мы прибыли около восьми утра. Стоянка поезда - десять минут. День начинался суб­ботний и обещал быть солнечным. Да и вообще, в на­шем славном Белособорске, лежащем почти на тысячу километров южнее Москвы, последняя декада августа, как правило, бывает погожей.

   В вокзальной сутолоке я не сразу разглядел Алешку. Но вот мой взор выхватил из толпы его внушительную фигуру, облаченную в выходной костюм и белую рубаш­ку с галстуком, - не иначе, мама заставила принаря­диться. На его физиономии сияла широкая улыбка, эта­кий образчик беззаботности. Но я-то знал, что подоб­ной улыбкой братец обычно маскирует свое смятение.

   Я спрыгнул на перрон, помог спуститься Кларе, снял сумки, а еще через полминуты мы с Алешкой ока­зались лицом к лицу.

   - Ну, здорово! - поприветствовал я его.

   - Здорово! - в тон ответил он.

   Мы обнялись, прижавшись щекой к щеке. Затем я представил ему свою спутницу.

   Алексей принялся делать Кларе какой-то витиева­тый комплимент, но, запутавшись, закончил его взма­хом руки: мол, красота не нуждается в толковании. Ка­валер из него неважный. Но Клара ему понравилась. Это было заметно.

   Я всмотрелся в Алешку пристальней, и внутри у меня защемило. Брат сильно сдал за те четыре года, что мы не виделись. Полысел, в лице появилось что-то ус­талое, тревожное. Рановато бы ему превращаться в ста­рую развалину.

   Впрочем, да я ведь и сам не стал за это время моложе.

   На перрон со стороны привокзальной площади вдруг хлынула густая толпа. Нас теснили и сдавливали со всех сторон. Что за демонстрация такая, откуда вдруг столько народу?!

   Ах, да, вспомнил я, ведь сейчас должна подойти утренняя электричка на Фуров!

   Между тем, надо было немедленно переговорить с Алексеем о главном.

   Я указал ему на самую тя­желую сумку:

   - Хватай поклажу, господин гуманитарий!

   - Только ради твоей прекрасной спутницы, госпо­дин домашний любимчик! - парировал он и, подхва­тив сумку, будто пушинку, как бык ринулся через тол­пу. - Айда скорее на автобус, пока не подошла элек­тричка, а то не втиснемся!

   - Алеша, притормози! - бросил я ему в спину. - Плевать на автобус!

   Он послушно свернул к багажному отделению, где сейчас не было ни души, и поставил сумку у стены. Здесь мы сошлись в кружок.

   - Алексей, расскажи коротко и связно, что про­изошло? - Я посмотрел ему в глаза. - Быть может, до­ма знают не все, поэтому я и предлагаю поговорить на природе. Клары не стесняйся, это свой человек. Я пол­ностью ей доверяю. И тебя призываю к тому же.

   Алексей снова широко улыбнулся. Не без тревоги я вдруг осознал, что эта его улыбка меня пугает.

   - Ты спрашиваешь, что произошло? - В его голо­се явственно слышались торжествующие нотки. - А случилось то, что я, может, близок к крупному науч­ному открытию. - В его глазах вспыхнули знакомые мне сумасшедшие огоньки: - Быть может, историю всего нашего края, а то и отечества придется писать с чистой страницы!

   - Погоди, братец! Какая история?! Я хочу знать, что случилось в музее.

   - Ах, в музее... - Он сразу обмяк, будто перенесся с небес на грешную землю. - Ну, понимаешь... - Дос­тал сигаретку, оторвал фильтр - еще один признак сильного волнения - и закурил. Искоса посмотрел на меня. - Ага, теперь я понимаю, почему ты приехал. Мамаша панику подняла. Позвала практичного и хо­рошо знающего жизнь Славочку на помощь. Только я ни в чьей помощи не нуждаюсь. Милиция найдет ви­новных и во всем разберется. А Галине Андреевне ни­чем уже не поможешь.

   - Лешка, не изображай киношного чудака-про­фессора, - попросил я. - Перед Кларой неудобно. Расскажи в самых общих чертах, что произошло, а подробности обмозгуем после.

   - Ладно, все равно ведь не отвяжешься, - буркнул он. - В общем, в прошлую пятницу я допоздна задер­жался на работе. Делал выписки из источников, ну, и увлекся. Вдруг зазвонил внутренний телефон. Я машинально взглянул на часы: стрелки приближались к десяти вечера. Звонить могла только Галина Андреевна - дежурный вахтер. Кроме нас двоих в музее давно уже никого не было. Я так и решил, что она хочет напомнить мне, что уже поздно и пора идти домой.

   Я снял трубку и услышал какой-то странный, даже пугающий звук, похожий на хрип задыхающегося человека.

   "Галина Андреевна, с вами все в порядке?!" - спросил я, припоминая, что у нее больное сердце.

   Ответом мне был еще один странный звук, который я назвал бы рычанием.

   Это продолжалось несколько секунд, затем связь оборвалась.

   Мне не оставалось ничего другого, как самому отправиться на пост дежурного.

   - Расположение помещений в нашем музее-дворце таково, Клара, - Алешка повернулся к ней, - что, спустившись по служебной лестнице вниз, я оказался в конце главного коридора первого этажа. Вообще-то, вестибюль делит коридор пополам, но пост дежурного находится несколько в глубине, у парадной лестницы, так что видеть я его не мог. Зато я отлично видел существо, которое находилось в дальнем от меня конце коридора.

   Это был наш легендарный оборотень, точно такой же, как на картине местного художника 19-го века Николая Самохвалова, которого наши горячие головы называют "белособорским Брюлловым".

   Эта картина, висевшая в вестибюле, тоже была перед моими глазами, так что я имел полную возможность сравнивать.

   Оборотень-крокодил с волчьим загривком смотрел прямо на меня, раскачиваясь на своих мощных лапах.

   Затем он повернулся ко мне боком, как бы демонстрируя себя во всей красе.

   Еще через несколько секунд он медленно затрусил к повороту в дальнем конце коридора.

   Никаких агрессивных намерений на мой счет он не обнаруживал, и, наверное, это придало мне храбрости.

   Напротив меня на стене висел противопожарный щит.

   Я сорвал с него багор, ведь в вестибюле находилась Галина Андреевна, наверняка, нуждавшаяся в моей защите, и двинулся вперед, вдогонку за этим ряженым крокодилом, которого, как мне почудилось, подзывал к себе свистом кто-то, стоявший за поворотом коридора.

   - Алеша, почему вы назвали это существо "ряженым крокодилом"? - спросила Клара.

   - Как ученый, я не очень-то верю в оборотней, особенно, разгуливающих на фоне картины со своим изображением. Зато очень хорошо знаю, что за многовековую историю Белособорска находилось немало ловкачей, пытавшихся использовать древнюю легенду в своих интересах. Позднее, Клара, я приведу вам пару-тройку любопытных примеров на этот счет. Впрочем, все здравые мысли мигом выскочили из моей головы, когда, достигнув вестибюля, я увидел Галину Андреевну, нашу добрую, всегда приветливую сотрудницу, всю залитую кровью. Я бросился к ней, но она уже была мертва. Подсознательно я приметил, что трубка внутреннего телефона лежит на рычагах. Я тут же позвонил в "скорую" и в милицию. Затем какую-то минуту я, должно быть, метался по вестибюлю, поняв вдруг, что не знаю, как открыть главный вход, находившийся на сигнализации. Тем временем, оборотня и след простыл. Я помчался к служебному входу, расположенному в административном крыле, входу, которым всегда пользовался сам. Привычно открыл дверь, и только тогда до меня дошло: дверь-то была закрыта не только на ключ, но еще на засов и цепочку. Иными словами, в момент убийства оба входа в музей были накрепко закрыты изнутри! Как же оборотень мог появиться в коридоре?! И куда он подевался после всего, что случилось?! А тут уже примчалась "скорая", за ней милиция, и колесо завертелось!

   Алексей вздохнул:

   - Милиция не обнаружила никаких следов пребывания в музее посторонних в ту ночь! Нет и следов, указывающих на проникновение в здание извне. Все внутренние двери закрыты, стекла целы, телефоны и системы сигнализации исправны. Даже на трубке внутреннего телефона отсутствуют отпечатки пальцев! Есть только труп со страшными ранами на шее, какие, согласно легенде, оставляет оборотень. А по этой причине моему рассказу нет никакой веры... Следователь Цинюк, который ведет мое дело, так мне и заявил. Но, похоже, теперь им все-таки придется поверить! - вдруг добавил он с какой-то странной экспрессией.