Капище - Ланиус Андрей 9 стр.

   Я едва верил собственным ушам. Чтобы Дрючок советовал такое?! Да что это с ним?!

   - Погоди, погоди, Вовка! - перебил я его. - Ты же знаешь моего Алешу. Да ни за какие коврижки, ни при каких обстоятельст­вах он не станет выкарабкиваться за счет другого чело­века, тем более погибшего практически на его глазах! Бессмысленно даже обсуждать это!

   - Тогда нужно стоять на том, - как ни в чем не бывало продолжил он, - что кто-то из преступников вошел, очевидно, перед закрытием в музей и спрятался где-то в здании. У нас все же не Лувр, не Эрмитаж, и перед закрытием все углы не осматривают. А позднее этот неизвестный открыл дверь, впустил сообщников и вновь закрыл за ними дверь. Потому-то Алексей и нашел ее закрытой. Все это время злодеи прятались в музее. Когда же Алексей запаниковал, открыл все замки и выскочил наружу, они спокойно вышли следом. Эта версия, конечно, шита белыми нитками, но хороший адвокат, если только дело дойдет до адвоката, сумеет убедительно обосновать ее. Что касается других улик, которые может привлечь обвинение, ну, пятен крови на руках, отпечатков пальцев на столе дежурной, то их появление понятно. Алексей пытался помочь жертве, и невольно наследил, а также запачкался сам. - Тут Дрючков пристально посмотрел мне в глаза: - Вот так, парень, обстоят дела с линией защиты твоего Алексея, да и то при наихудшем раскладе. Но до наихудшего расклада может еще и не дойти, если ты, Славка, поможешь кое в чем мне.

   У меня появилось странное ощущение, что он темнит.

   Тем не менее, я ответил ему безо всякой задней мысли:

   - Говори, Дрючок, что надо сделать.

   - Прямо сейчас и скажу, только ты уже не удивляйся. Сейчас, Славка, надо представить дело так, будто мы с тобой в смертельной ссоре.

   - На кой черт это нужно?! - он и вправду меня удивил.

   - Попробую объяснить, а ты попробуй понять. Я ведь не случайно обошелся холодно с Людмилой Николаевной, когда она пришла в управление просит за Алешку. Знал, что она расскажет об этом всем своим подругам. Вот тебе и повод для обиды. Притом, я не позвонил тебе в Питер, хоть мы и друзья. Вот второй повод. Ты решил поквитаться за это со мной, благо, у тебя появилась такая возможность. Предположим, у тебя есть серьезный компромат против меня, и вот сейчас ты решил пустить его в ход.

   - Какой именно компромат, Вовка?

   - Да какой угодно! Придумай что-нибудь сам, прояви фантазию! Главное, чтобы это было убедительно и серьезно. Чтобы поверили те, кто желает мне зла. Ну, а ты должен твердить, что готов обменять этот компромат на гарантии для Алексея.

   - В чем тут смысл, объясни, я не понимаю?! - вскричал я.

   Он остановился и приблизился ко мне ближе:

   - Мои враги должны поверить, что в природе появился сильный козырь против меня. Они расслабятся, пусть даже чуть-чуть, и вот тут-то у меня появится шанс сделать свой ход. Другого варианта нет, Славка, если ты меня правильно понял.

   Какое-то время я осмысливал услышанное.

   - Допустим, я сочиню такой компромат. Но куда мне с ним идти? На базарную площадь?

   - Зачем же на базар, - сощурился Вовка, - я дам тебе адреса. - Во-первых, навести в больнице директора музея Перехватина Тихона Анатольевича. У него, вроде бы, острый сердечный приступ, но нельзя исключить, что он попросту прячется в больнице. Сходи к нему вместе с Алексеем, расспроси о здоровье, а затем, как бы между прочим, проговорись о компромате. - Он указал на газетную трубочку, которую я по-прежнему держал в руке: - Недавно у нас начала выходить интересная газета под названием "Зеленый берег", загляни в редакцию, потолкайся там немного и тоже невзначай обмолвись о компромате. Наконец, навести наших старых приятелей Алеева и Шашкова. С ними говори без намеков, напрямую, можешь даже поторговаться. Этого пока вполне достаточно. А затем будем ждать, какие еще птицы слетятся на нашу приманку. - Он крепко сжал мой локоть: - Но, смотри, Славка, о подоплеке нашего договора никому ни слова! Не открывайся даже матушке. Пусть все будет на чистом сливочном масле.

   Я чувствовал, что Дрючок чего-то недоговаривает, но тянуть сейчас из него жилы не имело смысла, притом что идея выглядела довольно здраво.

   - Что ж, давай посмотрим, действительно ли кашу маслом не испортишь... - вздохнул я.

   - Это хороший совет, Слава. Тем более, что я ведь не ухо­жу в сторону и не перекладываю свой груз на твои плечи. Я буду держать тебя в курсе всех новостей. Надо лишь условиться о безопасном месте для встреч. Телефон, конечно, исключается.

   - Есть идеальное местечко. Дачный домик моих стариков помнишь?

   - В "Утиной заводи"? Еще бы!

   - Я собираюсь ночевать там.

   - Почему, черт побери?!

   - Видишь ли, я приехал не один, - неохотно при­знался я.

   - Ах, вот оно что! Ну, это некстати, старина! Со­всем некстати! В этом деле расслабляться нельзя. От­правь ее обратно!

   - Клара будет для меня идеальным прикрытием...

   - Ну, куда ни шло... - все же согласился он. - На­деюсь, ты не станешь выбалтывать ей лишнее? И уж не обессудь, если я заявлюсь в неподходящий мо­мент.

   - Не переживай, мы взрослые люди.

   - Тогда все, Славка! Разбегаемся?

   - Погоди, последний вопрос... Этот Цинюк, следователь, он чей человек?

   - Это темная лошадка, парень! Тебе с ним лучше не контачить. Совсем. А вот разговор с директором музея очень даже советую надолго не откладывать.

   - Постой-ка! - вспомнил я. - А что там с дядей Гришей, мужем убитой вахтерши? Его тоже убили?

   - Кто тебе сказал? - сощурился Вовка.

   - Птичка на хвосте принесла.

   - Мужик умер от пьянки, - не моргнув глазом, ответил Дрючок. - Много лет не пил, а тут по случаю похорон жены принял без меры, вот сердце и не выдержало.

   - Значит, обошлось без крови?

   - Не совсем. Перед смертью у него носом хлынула кровь.

   - Но это не убийство?

   - Конечно, нет!

   Я перехватил его взгляд, и тут моя интуиция подсказала мне, что Вовка ведет со мной какую-то игру, что он знает гораздо больше, чем говорит, и что говорит он мне не только правду.

   Впервые за годы нашей дружбы во мне глухо ше­вельнулось чувство враждебности к Вовке.

   - А теперь все! - повторил он. - Мне по­ра! А ты погуляй немного по парку и вообще, лучше выйди через центральные ворота.

   Он протянул мне руку, и я пожал ее с каким-то странным чувством..

   Дрючков быстро заша­гал к пролому в заборе и через пару минут исчез под зеленым шатром.

  -- ИЗ ДЕТСКИХ И ЮНОШЕСКИХ ЛЕТ ВЛАДИМИРА ДРЮЧКОВА

   Мутноватый осадок оставила во мне наша встреча. Обидно было узнать, что Владимир Дрюч­ков, старший офицер, человек долга и чести, находится в по­ложении затравленного зверя, что его авторитет среди подчиненных не признан, что он заискивает перед врагами... Что-то решительно изменилось в Дрючкове за то время, пока мы не виделись. Чего стоит одно его предложение переложить вину на покойную вахтершу! Ус­лышать такое от Вовки?! Ну и ну!

   В глубине души я всегда гордился дружбой с Дрюч­ком. Для меня он был образцом мужского характера, спокойной, несокрушимой воли, символом надежно­сти и основательности.

   Но теперь все указывало на то, что жизнь способна перемолоть даже та­кую цельную натуру. Нет, я, конечно, понимал, что он вовсе не из кремня и стали... И все-таки на душе сделалось как-то грустно.

   Владимир Дрючков. Дрючок.

   ...В младших классах его облик напоминал известный персонаж анекдотов про дистрофиков. Белобрысый, веснушчатый, тон­коногий, ушастый, он был настолько хил, что сладить с ним могла любая крепкая девчонка.

   Но уже тогда в нем бурно проявлялся ершистый ха­рактер. Он то и дело настырно лез в самую бучу! Колотили его не­счетное число раз, передразнивали его манеры и по­ходку, подкладывали ему в парту всякую гадость. Но этот тщедушный ванька-встанька поднимался после каждого удара. Никто никогда не видел его слез. Он не держал зла на своих обидчиков, и тем постепенно начинало это нравиться. Незаметно чаша весов качнулась, и насмешливое отношение к Дрючку сме­нилось всеобщей симпатией, хотя и с изрядной долей иронии.

   И тут выяснилось еще кое-что интересное. Оказы­вается, этот доходяга, этот слабачок, этот пожизнен­но левофланговый поставил своей целью вырас­ти мускулистым дылдой! И свою цель он не откладывал на завтра - он давно уже шел к ней!

   Сверяясь с часами, он глотал какие-то витамины, безостановочно жевал пучки укропа и петрушки, стеб­ли лука и капустные листья, пил вызывавшие у других отвращение морковный и свекольный соки.

   Чуть только белособорское солнышко начинало пригревать поласковей, как Дрючок все свое свобод­ное время отдавал плаванию и гребле. У его родителей был просторный дом на берегу Ракидона, неподалеку от Белой горы, и одну из комнат Вовка переоборудовал под спортивный зал. Махал гантелями, подтягивался на турнике, лазил по канату, а главное - боксировал до седьмого пота. Боксер в весе петуха, нет, воробья, даже комара! А еще он обливался холодной водой, растирал­ся снегом и спал на жесткой постели. Спартанец, да и только! Вернее, пародия на спартанца.

   Как-то раз мы всей компашкой завалились к нему в гости, и вышло так, что Дрючок принялся боксиро­вать с Алым. Наш геркулес из вежливости первое время просто закрывался от ударов, но затем, раздраженный кома­риными наскоками Дрючка, сделал выпад, и бедный Вовка полетел в дальний угол со скоростью пушечного ядра. Это было убедительное подтверждение того очевидного фак­та, что природу не обманешь. Алый сроду не глотал ви­таминов и не пил свекольный сок, но мог бы без труда одолеть нас четверых. Од­ной левой.

   Впрочем, есть особая сфера, где размеры бицепсов не играют существенной роли.

   Дрючок упорно закалял не только тело, но и силу духа.

   В ту пору у нас о Карнеги и понятия не имели, не то сказали бы, что Вовка начитался американского авто­ра. Правда, Карнеги рекомендовал своим ученикам, желавшим подавить застенчивость, петь на вокзале, а Вовка Дрючков мог запеть на улице, а то и во время урока, но в этом, пожалуй, и заключалась вся разница.

   Вовка отчаянно спорил, нередко просто из принципа, как бы приобщаясь к азам полемики, отстаивал особую точку зрения, заведомо зная, что она спорная, и громко выска­зывал парадоксальные суждения, не боясь остаться в единственном числе.

   Или же объявлял утром, что до вечера, до восемна­дцати ноль-ноль, никто не услышит от него ни звука. Его тут же начинали провоцировать, щипать испод­тишка, строить ему рожи - но он лишь тверже сжимал губы, грозя шутникам кулаком, покрытым царапинами и ссадинами. Он не раскрывал рта, даже если его вызы­вали к доске. Разумеется, не обходилось без скандалов. Сколько раз его выставляли из класса, сколько неправедных двоек влепили - он лишь улыбался в ответ! Двойки он вско­ре исправлял. По своим способностям он был одним из лучших в классе.

   Или же он мог заявить, что в течение суток не выпьет ни глотка воды. Немедленно начинались шуточки-прибауточки; некоторые искали, чем бы солененьким его угостить, другие кричали, что где-то во дворе у него спрятана бутылка с водой... Но вот что характер­но - все почему-то верили, что он действительно уст­роил себе испытание жаждой и непременно выйдет из него победителем.