- А сколько времени займет процесс перевоплощения и сразу ли заметят подмену тел... нет, скорее, душ, окружающие двойника люди там, на Земле? - спросил один из слушателей - ученых.
- Перевоплощение произойдет мгновенно, после того, как мы запустим оборудование, подсоединив его к усыпленному снотворным Яну Зиклицу. Да, вы правильно поняли: Зиклиц будет спать, пока его будут реинкарнировать, так как в здравом уме и по собственной воле на такую хрень никто не пойдет. Благо вышестоящее руководство нам дало добро для подобного эксперимента подопытных свинок использовать, не спрашивая на то разрешения у них (свинок) самих. А делаться это будет следующим образом: "свинке" на улице, из засады всаживается в тело дротик со снотворным, она усыпляется, а затем она перетаскивается в нашу лабораторию и, благодаря нам - ученым, просто на время переселяется в чужое тело. Живя в чужом теле, она не понимает и не осознает, что она живет в чужом теле, принимая это чужое тело и разум за свои собственные тело и разум. Кстати воспоминания о жизни в другом теле, здесь, на нашей планете мы постараемся "свинке" стереть, насколько это будет возможно на время эксперимента. Потом, когда эта операция закончится, мы вновь меняем "свинку" и ее двойника местами, отпускаем свинку на волю. Там она постепенно приходит в себя, возвращая себе свои воспоминания и жизнь. То есть вся хитрость в том, что Ян Зиклиц потом, по окончанию данного опыта и знать не будет, что он был подопытной свинкой, так что ничего особо противозаконного или страшного тут нет. Если, конечно, каких-нибудь побочных эффектов не произойдет как в процессе самого эксперимента, так и после него. Да и то, ерунда это.
- А побочные эффекты возможны? Каковы они?
- Да, возможны, но процент вероятности мал. Ну, будет "пациент" писаться по ночам в постель из-за того, к примеру, что у него останется эффект "больных почек", перенятый у двойника. Но это ж фигня. Зато представьте, насколько важное у нас в руках будет изобретение, если все пройдет как надо. Кстати когда Зиклиц перенесется в тело своего двойника туда, на Землю, тело двойника будет некоторое время оставаться неподвижным будто статуя, не шевеля ни одним мускулом на теле. Поэтому желательно бы двойнику в этот момент находиться в каком - нибудь безлюдном месте, чтобы... ну сами понимаете - не попасть в дурацкое положение и не замедлить нам операцию из-за какого-нибудь казуса.
- Жутко это как-то все. - Выразил свои мысли вслух кто-то из слушателей.
- Наука... - ответил Майкл Васильевич.
- А что там дальше-то будет? - поинтересовался, указывая на замерших, целующихся на экране Яна и Таню, парень - тот самый, что только что спрашивал у Майкла Васильевича, что он (Майкл Васильевич) принял или курил.
- Ничего особенного, - ответил ученый. - Дальше там будет сЕкс. Зиклиц положит эту девчонку на кровать и сделает с ней то, что и делают обычно герои полицейских боевиков со своими спутницами, когда встречают их в своей жизни опять, спустя долгое время.
Майкл Васильевич произнес слово "сЕкс" как-то не по-современному, а по-советски что ли... То есть из его уст "секс" прозвучал не как "сэкс" а именно как "сЕкс", с буквой "е", так что кое-кто из присутствующих ученых поржал над таким консерватизмом.
- Давайте посмотрим, доктор? - попросил парень.
- Нет.
<p>
2. Дед</p>
В полной темноте появляется вертикальный прямоугольник дневного света, сопровождаемый скрипом дверных петель. Темнота немного растворяется, а потом и вовсе полностью тает, когда вошедший в помещение субъект дергает в распределительной коробке на стене одну из кнопок выключателя. Субъект невысокого роста, сгорбленный, одет в рабочий, замызганный комбинезон. На лицо одета маска - респиратор, а в руках человек держит недлинный, тонкий шланг для распыления отравы против грызунов - вредителей. Шланг отходит от небольшого пластмассового бочонка, скрепленного ремнями на спине у истребителя крыс. Истребитель мерно, неторопливым шагом движется по складу, приглядываясь и прислушиваясь к углам помещения, захламленным всяким старьем и поломанным инвентарем. Грызуны здесь есть - это как пить дать. Их до хрена, "целое стадо". Да, именно "стадо" - так истребитель, шагающий по помещению, любил пренебрежительно отзываться о любой живности, наносящей вред нервам. Если противные птицы клюют виноград - суки, их там целое "стадо"! Крысы и мыши гадят на кухне - суки, они там целыми "стадАми" ходят! Домашний соседский скот или куры ходят и бегают по грядкам с огурцами и помидорами - б...ядские коровы и куры, их там, на огороде "целое стадо", они все вытопчут! И даже раньше, в советское и постсоветское время толпа людей, стоящая в очереди за хлебом по талонам у пекарни, представляла из себя тупое, свинорылое, рогатое дикое "стадо". Стадо, в котором все кусаются и бодаются между собой, готовые заколоть друг друга рогами до смерти. Несмотря на подобное восприятие всего окружающего мира, Самогонкин Джимми Владимирович был очень добрым в душЕ человеком. И даже если он кого-то материл и песочил, то делал это, скорее, в ироничной манере, нежели с диким серьезным звериным оскалом. Джимми Владимирович, конечно, очень хотел, чтобы его воспринимали всерьез и побаивались, но это оставалось в его грезах, "за кадром". Ибо, к примеру, даже внуки и соседские пацаны имели привычку тихонько хихикать, приговаривая "Деда Джимми понесло" в то время как дед Джимми грозился наказать, "ноги вырвать" или "дать самых масштабных п...дюлей, какие только бывают". С другой стороны, как это ни парадоксально, нагло и открыто над дедом Джимми никто никогда не смеялся и не издевался, словно над каким-нибудь шутом гороховым или ходячим аттракционом. К нему относились с уважением, хотя никто его особо не боялся. Над стариком издевались тогда, когда он сам этого хотел и позволял это, будучи в настроении. Джимми Владимирович был незлой, и в настроении он бывал частенько (почти всегда). Если, конечно, не появлялось какое-нибудь "стадо" и не начинало топтать чувства и душу Джимми Владимировича. На данный момент этим "стадом" были мыши и крысы, которым Джимми Владимирович пообещал "масштабных п...дюлей". Он двигался, держа в руке шланг распылителя отравы, а палец был "на спусковом крючке", чтобы в любой момент опрыскать мелких вредителей этим "жутко ядовитым говном".
Джимми Владимирович подошел к груде полусгнивших деревянных ящиков, за которой раздавалось постоянное шуршание и попискивание. Тут же эта груда и все близлежащее пространство у пескоблочной стены было обрызгано из шланга тщательнейшим образом с помощью струи жидкого сине-зеленого вещества, похожего на чью-то (ядовитую) мочу. Спустя минуту или чуть больше после опрыскивания, из-под гниющих ящиков повылезало целое "маленькое стадо" крыс. Они все перевернулись кверху пузом и, подрыгав немного лапками, "откинули копыта".
- И другие ваши енти самые друзья будут копыта откидывать, - обратился к крысам Самогонкин, голос которого звучал глухо через респиратор, - пока Джимми Самогонкин ешо в седле и пока ешо он сам свои копыта не отбросил. Вот так-то!
Он посмотрел на конец шланга, с которого упали две зеленоватые капли и добавил:
- Действительно, енто дерьмо очень мощное! Надо Пашке в Москву, прямо в научный институт, где он работаить, отправить письмо и написать, что изобретенное Пашкой вещество против крыс прошло проверку и срабатываить хорошо... Ха-а-а!
В этот момент распахнулась дверь, и на склад вбежал пацаненок с обиженным криком:
- Дед, иди, посмотри, что учудили наш Колька с соседским Витькой!
- Пшел вон отсюдова! Закрой дверь!.. - глухо, через маску, закричал Джимми Владимирович, едва дав договорить внуку. - Низя енто дерьмо нюхать без маски! Хлебнешь его и будешь кверху пузом лапками дрыгать... Выди, закрой дверь!
- Ну, дед...
- Выди гховорю, не дыши тутова!
<p>
***</p>
Джимми Владимирович опрыскал отравой все помещение склада и вышел на улицу, плотно закрыв за собой дверь. Он скинул с себя маску и бочонок с ядом. Зажмурился, поглядев в разгорающийся солнечный, весенний денек и улыбнулся чему-то, что было известно ему одному. Однако спустя пару секунд улыбка с его старческого, морщинистого лица пропала, уступив место гримасе удивления, которое постепенно стало перетекать в ярость.
- Эй! - крикнул Джимми Владимирович. - Эй, негодяи... енто самое... вы чего сдурели что ли?! Чего задумали? Ну-ка слезьте сейчас же.
Старик направился в сторону сарая, на покатой черепичной крыше которого сидела пара мальчишек. Мальчишки курили, нарочито дымя сверху сигаретами, показывая всем видом, что в данный момент все наказы взрослых по поводу того, что детям нельзя курить - по барабану. Кроме того, они пытались столкнуть с крыши каким-то макаром затащенную туда молодую немецкую овчарку, чтобы посмотреть, как пес "умеет прыгать с высоты". Собака изо всех сил упиралась лапами в черепицу и визжала.
- Эй! - закричал Джимми Владимирович еще громче и грубее. - Ну-ка прекратите! И выбросьте енти свои сигареты изо рта! Вы что забыли, что тут сеновал рядом?!
- Ну, дед, - начал его внук Колька, дымя "папироской" и пихая вниз по крыше огрызающегося пса, - родителей же нет дома, мы чуть-чуть подымИм. Нельзя что ли?
- Я вот те дам! - продолжал негодовать Самогонкин. - Вот папка с мамкой вернутся, я им все расскажу о вашем поведении!
- Да, они, может, Вам и не поверят, дядь Джимми. - Ответил соседский Витька. - Моих, кстати, тоже дома нету. А Вы не говорите им ничего, когда они вернутся, хорошо? А мы так один раз и больше не будем, честно.
С этими словами мальчишки столкнули-таки овчарку с крыши. Пес словно большой куль плюхнулся на землю, издав при приземлении коротенький и резко оборвавшийся собачий писк. Затем Трезор (так звали овчарку) поднялся и медленно направился к деду Джимми, лениво виляя хвостом и высунув розовый язык, пытаясь отдышаться. Хоть он и не пострадал особо от такого навязываемого и не желаемого прыжка с крыши (сарай был не очень высокий), но все же вид у собаки был обиженный.
- Изверги! - прорычал Джимми Владимирович и потряс кулаком мальчишкам. - Я вот вам...
Колька и Витька захихикали и убежали, затушив сигареты и быстро спустившись с крыши.
Самогонкин недовольно покачал им вслед головой и погладил Трезора. В этот момент на плечо ему легла чья-то рука, заставившая Джимми Владимировича еле заметно вздрогнуть.
- Дед, дай "штуку". - Раздался сзади бесцветный голос еще одного его внука, старшего, которого звали Андрей.
"Б...ядская семейка!" - пронеслось в голове у Джимми Владимировича, но вслух он сказал, обернувшись к Андрею: - Опять на твои енти наркотики курильные? Вот я родителям скажу, што ты опять тысщу просил на "дурь".
Андрей отрицательно покачал головой:
- Не на дурь, дед, честно. Да и в жизни я никакой дури не курил - ты чего!
- Ага, конечно. - Джимми Владимирович вздохнул и молвил: - Пошли. Последний раз - больше... енто... денех нету.
- Да ясно, ясно. - Усердно и в то же время язвительно закивал Андрей, а затем улыбнулся в спину деду. - Больше пока и не надо.
Андрею Самогонкину было двадцать семь. Когда-то он "точно знал, чего хочет", как принято выражаться у этих сосредоточенных на своих усилиях и цели так называемых хипстерах. Живя в городе и учась на бухгалтера, Андрей частенько задумывался о том, что разнося "цифры по полочкам", ты получаешь бесплатный билет в непревзойденное будущее. Но, как выяснилось чуть позже, цифры - не главное в жизни человека. Не они делают в нашей жизни погоду: если бы, как говорится в той поговорке (...надо прежде всего математику знать...), все в жизни решала математика, то мир бы уже давно был изменен в самую что ни есть лучшую сторону математиками, программистами и т.д. И тогда бы благодаря этим гениям, мы бы жили припеваючи и ни о чем не думая. Но, к сожалению, есть и другое, что делает "погоду" в жизни человека. Например, любовь. Кому она нужна эта любовь? Всем, как ни странно. Кто от нее страдает? Опять, как ни странно, все и каждый. Если бы любовь была пусть такой же сложной, как, например, математика, но в то же время и такой же разрешимой штукой, мир был бы намного привлекательнее. Честно. Однако, как ни крути, любовь является насколько сложным явлением, настолько же и не поддающейся разрешению штукой. И от этого никуда не деться; это можно лишь принять и больше ничего.