- Хм...
- Он беседовал с одним стариком. Так вот, этот старик говорит, будто эти дети похожи на нацистов с поехавшими крышами. Не в том плане, что резали всех направо и налево, хотя и в этом, наверное, тоже. А в страсти к разным оккультным вещам. Они танцуют, водят хороводы... Дед рассказывал: подожгли, значит, дом, и давай водить вокруг него хоровод. И бубнят ещё что-то себе под нос. Как это можно назвать? Шаманские штучки?
- Ах...
- Правда, потом этот же дед говорил, что дом подпалили жильцы, когда убегали, чтобы ничего мародёрам не досталось. Бедняга... умом-то, наверное, совсем поехал.
- Угу...
- Ты знаешь, они пускают теперь через границу всех. Открытые границы! Кое-кто предрекал, что по-настоящему век двадцать первый наступят, когда больше не будет пограничников и паспортного контроля. Интересно, довольны они сейчас? Немного просчитались: открытые границы - это не признак цивилизации, а средневековье.
- Да, наверное...
- Подай-ка мне каретку.
- Послушай, отправь ты эту свою святую инквизицию лучше обчистить какую-нибудь больницу. Вон их сколько стоит, закрытых и без охраны. Частные клиники, опять же... как можно этой ржавой мотыгой делать аборты?
- По-твоему, они идут сюда за хорошей медициной?
- Нет, но...
Ленка поднималась с облаками горячего пара в зимнее небо, где - вот странность! - было совсем не холодно. Голоса хирурга и его медсестры медленно удалялись. Вряд ли имелось на свете хоть что-то, что могло поколебать эту гармонию.
Глава 7. Снаружи и внутри.
Первым делом Игорь попытался сварить себе кофе. Всё вокруг покрывалось льдом. Звуки, казалось, существовали только здесь, в замкнутом пространстве. Были они медлительные и искажённые, будто всё вокруг было наполнено водой. Унитаз поприветствовал его звоном струи о ледяную корку. Вода в бачке превратилась в глыбу льда, и Игорь, воспользовавшись тыльной стороной молотка как маленькой киркой, добыл оттуда достаточно для приготовления напитка. Руки начали замерзать, и он влез в массивные меховые перчатки.
Единственным, что по-прежнему здесь, внутри, подчинялось человеку, была газовая горелка. Газ в баллоне ещё оставался, и скоро с шипением на свет появился язычок пламени.
И вот у него был горячий напиток. Он сумел подогреть на постном масле несколько кусков хлеба, зажарить ломтик мяса, после чего официально заключил, что пришёл в себя.
Ленка ушла... Игорь знал, куда она пошла. Никаких вариантов нет. В приоткрытую дверь с лестницы вползали клочья тумана. Она, уж конечно, не хотела, чтобы он отправился следом. Может, всё-таки стоит её отпустить? Оставить право выбрать то, что подсказывает материнское и женское сердце...
Стянув перчатку, Игорь пальцами затушил горелку, и только потом повернул ручку выключателя. Почувствовав, как на коже вздуваются волдыри, ухмыльнулся. Ещё живой. Не превратился в ледышку, как она. И, в конце концов, может, он всё ещё отец. Может, ещё не поздно. Дети нынче такие, что сами решают свои судьбы, но можно притвориться, что ничего не случилось, что всё это дурной сон и мир не сошёл с рельс, грохоча и извергая искры... Похититель (забудем на время, что это любимая жена) уходит на всех парах, и самое время отправиться в погоню.
Игорь влез в сапоги. Верхняя одежда и так уже была на нём. Когда мужчина переступил порог, взгляд его упал на книгу, лежащую в коридоре, словно дохлая птица. Страницы её изогнулись в форме восклицательного знака, изумрудный город плыл в утренней дымке, как мираж. Повинуясь какому-то импульсу, Игорь сграбастал её и сунул во внутренний карман куртки. Здесь, дома, не осталось больше ничего, что хотелось бы забрать, как не осталось ничего, к чему хотелось бы вернуться. Дом нынче больше не крепость... крепость - ты сам, и настало время проверить, насколько ты крепок. Безжизненный экран телевизора тускло серебрился, как будто паук-киноман затянул его паутиной. Деньги... небольшая стопка мятых купюр была у Игоря в кармане, остальное на банковской карточке. До чего же уморительно было накануне наблюдать толпу возле банкоматов, которые перестали работать (судя по валяющимся рядом чекам, около часу ночи), да отделений банков, которые так и не открылись.
Хлопнув дверью, Игорь выскочил в подъезд, больше всего напоминающий ледяную пещеру. Что-то скрипело, стенало в шахте лифта. Спустившись по лестнице на два этажа вниз, наткнулся на примёрзшее спиной к стене тело старухи-соседки... он видел её периодически возле подъезда, здоровался бессмысленно, бездумно, даже не открывая рта, но не знал, ни как её зовут, ни на каком этаже она живёт. Из-под платка высовывался острый подбородок, а губ, кажется, нет вовсе. Дотронулся до её лица: холодное как лёд. Отвернувшись от старухи, Игорь узрел на площадке внизу детскую фигурку. Вцепившись в перила, сделал осторожный шаг... Нет, показалось. Просто столб тумана, очерченный лучом света из разбитого окна. Казалось, ледяные сталагмиты готовы обрушиться на голову даже от звука дыхания. Ускорив шаг, Игорь прошёл сквозь туманный столб, одолел ещё два пролёта и с натугой открыл плечом железную дверь.
Да... "убегать" по такому снегу, наверное, сложновато. Особенно если в тебе два килограмма дополнительного веса. Несколько дорожек глубоких следов расходились в разные стороны, видно было, что люди утопали в снегу чуть ли не по колено. Машины превратились в пухлые кочки. Громады домов высились как останки древней цивилизации. С севера поднимался внушительный столб дыма. То ли там кто-то основательно решил согреться, то ли что-то сгорело дотла. "Нужно убираться отсюда, - внезапно осознал Игорь, так, будто на телевизоре головного его мозга кто-то подкрутил ручку чёткости. - Дальше, глубже, в деревни". Рано или поздно шарящие по полкам магазинов и складов руки найдут только пустоту. Идёт четвёртый день катастрофы, а большинство мелких торговых точек уже разграблены. Запастись едой, найти какой-нибудь заброшенный домик в глуши, дотерпеть на скудном пайке до весны... а там - всё будет. Потянутся из-под земли травы и деревья. Больше не будет проклятого снега. Можно будет добыть нужных саженцев и засадить огород. Попытаться добыть в лесу какую-нибудь дичь. Предстоит много работы. Игорь видел такое в кино. Поднимать с нуля инфраструктуру, строить ветряную мельницу, собрать из остова ржавого трактора новое транспортное средство. Лично придумывать новые механизмы и радоваться, как ребёнок, у которого из конструктора по сборке пожарной машины получился подъёмный кран. Попробовать, наконец, разобраться в голове новорожденного. Смотреть, как он растёт, систематизировать симптомы. Если уж не получается достучаться до прежней детской сущности - попытаться найти общий язык с новой. Остался один вопрос: "Зачем?"
А зачем? Чтобы всё это продолжало зарастать травой и чахнуть под напором древесных корней? Чтобы, в конце концов, во вновь заброшенном доме поселился медведь и нюхал их с женой кости на кровати? Сначала, допустим, подкошенный холодами и каждодневным тяжёлым трудом, сляжет он, а Ленка... Ленка долго одна не протянет. Если ничего не изменится, малыш уйдёт от них сразу же, как только поймёт, что больше никто не сможет его удержать.
Мы и есть та древняя цивилизация, - понял Игорь. - Наша история остановилась четыре дня назад. Теперь останется только угасать. Сложно представить, что спустя половину человеческой жизни мы, лишённые основного стимула к продолжению рода и желания растить потомство, исчезнем с лица земли.
И всё же... всё же, если не будет рядом Ленки - не будет ничего. Поэтому нужно постараться... нужно постараться выдернуть её из лап в резиновых перчатках до того, как случится непоправимое.
По шоссе больше некому было ездить. Снег всё падал; кажется, худое корыто, из которого он сыпался, было бездонным.
Народу на улицах мало. Должно быть, те, кто поумнее, кто сумел принять ситуацию, как она есть, и сразу начал действовать, давно уже за городом. Возможно, осваивают продуктовые и хозяйственные склады, те, что покрупнее... если их не освоили ещё этнические группировки, обитающие в этих краях. О полиции и внутренних войсках давно уже ничего не слышно. Не может быть, чтобы все они разбежались по своим семьям. Должны остаться зубры с красными глазами, со стальными нервами и гранитными руками, которые живут, чтобы служить. Кто ответственен за отдачу им приказов? Кто дежурный нынче по стране? Может, мы вовсе не в свободном падении, а просто опасно накренились, и через недельку-другую сюда прибудет хозяин при погонах, в фуражке, с плёткой и мешком пряников, и всех поставит на место?
Кто бы поведал, что будет дальше... Игорь усмехнулся сквозь зубы. Кто бы ни поведал, всё равно ему никто не поверит.
По Ново-Вокзальной он спустился на Средне-Садовую, вышел к детской больнице и застыл, глазея на пепелище. Наверное, это тот самый столб дыма, который Игорь видел ещё от подъезда. Больница полыхнула, скорее всего, накануне вечером, и сейчас догорала, чадя в сгущённое небо. От пожарных машин не было и следа. Девственные сугробы покрывал слой пепла, кое-где заметны натуральные кратеры. Жертв не видно, хотя Игорь в любую секунду ожидал увидеть обгоревшее тело. Автопарк больницы за решётчатым забором выглядел как коллекция сгоревших спичечных коробков. От огромных букв "ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА" на фасаде остались только "К", "Б", да "ЬН", сплавившееся в издевательское "Ы". Должно быть, кто-то обозлился на слово "детская" и запустил туда коктейлем Молотова.
Если Лена сюда и дошла, ей пришлось развернуться и отправиться в путешествие к больнице Калинина. Почти два километра Игорь прошёл по трамвайным рельсам. Две собачьи стаи сопровождали его на безопасном отдалении, а когда он остановился чтобы перевести дух, вытягивали шеи и таращили глаза, словно койоты снежной, богом забытой саванны.
Выстроившиеся в рядок бело-синие корпуса встретили гостя распахнутыми воротами. Судя по количеству следов, здесь побывала едва ли не половина города. По двору, словно малые, растерянные дети, бродили какие-то люди - в основном пожилые. Кто-то плакал навзрыд, кто-то скулил. Конечно, Игорь услышал злую ругань.
Он прошёл к корпусу гинекологии и остановился в нерешительности. Железная дверь выломана и висит на одной петле. У порога валяется шапка, похожая на свалившееся с дерева гнездо.
- Будет сигаретка? - спросил кто-то совсем рядом.
Точно... сигаретка. Игорь выудил из кармана мятую пачку, угостил спросившего и сунул одну себе в рот. Тут же перед его носом заплясало пламя зажигалки. Зажигалка у мужичка знатная. Зиппо, солнечный привет из девяностых. Наверняка трофейная.
- Что, доктор, похоже, только начал принимать?
Мужичок, похоже, не настроен был на юмористическую волну. Он был маленький, как цыплёнок, в дешёвой дублёнке и с дёргающимися руками. Усы с прожилками седины похожи на разгорающийся костёр, запечатлённый на чёрно-белую плёнку.
- Нету там врачей, и сегодня не было совсем. Только банды. Несколько десятков здоровых мужиков, вот, вроде тебя. Видишь, стариков вон всех повыгоняли. Как только они награбят всё, что посчитают нужным и уйдут, можно будет поживиться таким воробышкам как мы.
Он почесался, сморщившись, как будто надкусил лимон, и продолжил, не глядя на Игоря:
- Мне нужно только немного морфия. Надеюсь, эти мужланы не знают что это такое. Я готов ждать хоть двое суток, но Господи, как же ломает. Не пробовал морфий? Знатная штука. Вдаришь, и готов поверить, что весь этот ужас тебе только мерещится. Или просто засыпаешь. Вчера я проспал в сугробе почти пять часов. А... не мог бы ты заглянуть и проверить: может, там, в холле, никого?
Он с робкой надеждой уставился на Игоря. Прожилки на носу загадочно синели.
- Послушай, - сказал Игорь, борясь с желанием схватить мужичка за его тонкую шею и хорошенько встряхнуть. - Ты видел здесь беременную женщину? Светленькую, волосы, скорее всего, забраны в хвост. Тёмно-зелёное пальто, и...
Мужичок улыбнулся.
- Видел, а как же? Примерно сорок минут назад. Ты что, решил проверить мои мозги? Так вот, с ними у меня всё в порядке. И с памятью тоже нормально. Так что? Я могу рассказать тебе, как выглядит этикетка. Там такие...
Обильную его жестикуляцию прервал Игорь, схватив за запястья.
- Ты видел мою жену! Она беременна, и она хочет расстаться с ребёнком, убить его. Я ей запретил, но она сбежала из дома. И если ты сейчас не расскажешь мне, куда она пошла, я разобью тебе голову вот об эти ступеньки.
Игорь никогда бы не подумал, что скажет что-то подобное с серьёзностью потомственного колдуна, который вдруг разглядел в вихляниях судьбы скучающей в кресле напротив клиентки-домохозяйки настоящую, беспощадную, злую смерть. Игорь даже йогурты в магазине покупал с менее серьёзным лицом. Самому себе он казался громом, перед которым все эти туземцы должны рухнуть на колени и молиться, но мужичок только расплылся в улыбке.