Дело в другом.
- Стать взрослым - худшее, что может случиться, - без выражения сказал Кирилл. - Проживать десятки лет и не слышать Голоса... я счастлив, когда могу наслаждаться им ежедневно, ежеминутно, и днём и ночью. Я не переживу, если он пропадёт.
- Вот так... слышишь, Ленка? - сказал Игорь, обливаясь потом. - Нас задвинули на самое дно разумного общества. Слушай, пацан, нам бы отдохнуть. Видишь, она не может идти.
Кирилл послушно остановился. Глядя на них со снисходительным выражением, с которым иной раз наблюдают за вознёй котят, он сказал:
- Не разумное общество, нет. Вы - что животные, не ведающие, что с ними на самом деле происходит.
Игорь озлобился.
- Так зачем же в таком случае ты нас нашёл?
Кирилл указал рукой на Лену.
- Я созрел в её чреве из твоего семени...
- Скажешь что-нибудь про родственные чувства, и я тебя придушу.
Кирилл пожал плечами. Вышло очень естественно - не скажешь, что это самовлюблённая кукла, механизм, вместо шестерней у которого кости и мышцы.
- Мы вызывали дождь в подземелье и танцевали. Нашли мать всех матерей и пытались заключить себя обратно в её чрево. Мы ходили по тонкой меловой дороге обратно. Пели песни на языке, которого нет. Делали всё это и многое, многое другое, пытаясь обратить взросление вспять или приостановить его. Ничего не помогает.
Игорь расхохотался.
- Это невозможно! Возможно, медицина и наука лет через двести до такого дойдёт, но этого не сделаешь сдвинутыми мозгами и реквизитом для летних представлений парка развлечений. Поверь мне, малыш.
Кирилл вежливо дослушал, после чего сказал:
- Теперь мы не будем творить ритуалы между собой. Мы будем творить ритуалы с вами. Попытаемся сделать так, чтобы вы также услышали Голос.
Он повернулся и пошёл прочь. Игорь со злым стоном двинулся следом. Лена была в полубессознательном состоянии. Всё что она могла - тяжело переставлять ноги.
- Подожди, пацан! - заорал вслед разъярённый Игорь. - Не видишь, твоя мать едва идёт.
Так, преодолевая километр за километром, будто карабкаясь по крутой горе, они дошли до парка. Никого не встретив, они добрели до ржавой железной двери, у которой когда-то расстались с Петром и Милой. При виде нескольких бурых пятен на снегу Ленка потеряла сознание. Всего лишь натёкшая с петель ржавая вода... трупы исчезли, как будто их и не было. Игорь долго приводил жену в сознание, топя в ладонях снег и брызгая на лоб. Кирилл терпеливо ждал. На его лице не было никаких эмоций.
Наконец Лена пришла в себя, и они вошли в тёмное помещение. Грохнула, закрывшись, дверь. Кирилл, видел в темноте как кошка, белая его шевелюра маячила впереди, словно огонёк свечи. А может, глаза ему были не нужны, здесь, где просыпалось новое чувство - чувство притяжения к таким же, как он. Чувство, которым, возможно, могли бы обладать планеты и прочие небесные тела. Лена держалась за мужа, впиваясь пальцами ему в запястье. Она не хотела идти, но не имела сил выразить протест.
- Кажется, он скоро появится, - прошептала она, выворачивая шею, не в силах оторвать взгляд от света, что робко просачивался из-под закрытой двери.
- Кто появится?.. Постой-ка секунду. - Игорь шустро сосчитал в уме. - Девятый месяц только-только начался.
- Я чувствую, что ждать осталось недолго.
Игорь обмер. Кто бы знал, что же делать дальше. Он подозревал, что, приняв не так давно решение спасать жену от ножа хирурга любой ценой, когда-нибудь придётся принимать ещё много трудных решений. Но этот день, казалось, подмигивает глазом-огоньком где-то очень далеко.
- Потерпи немного, - попросил Игорь, так, будто Ленка действительно могла терпеть и бесконечно отсрочивать то, что должно случиться.
- Он чувствует присутствие всех, кто имеет уши. Чувствует, где тепло, и идёт туда, - прокомментировал их тихий разговор откуда-то из темноты Кирилл. Голос его звучал с потусторонней торжественной теплотой.
- Слушай, если общество таких, как ты, повредит моему сыну, мы уходим прямо сейчас...
Игорь осёкся. В голову пришла ужасная мысль: "Меня обвели вокруг пальца!" Может, Кирилл привёл их сюда единственно затем, чтобы заполучить брата прямо в руки, тёпленьким? Чтобы научить его быть таким, как все остальные, подкрутив регуляторы в голове, настроить на нужную радиоволну.
Игорь завозился, доставая из кармана фонарик, щёлкнул выключателем, и в помещении не осталось места, где можно было спрятать даже детскую игрушку. Лицо Кирилла, который остановился и обернулся к ним, выглядело круглой светящейся монеткой.
- Голос и дождь, и свет внутренний с ним. Он будет чуть больше звенеть, звучать, когда рядом будут другие слышащие. Но нет, вы сможете уйти прежде, чем стоящий первым перед Его лицом появится на свет.
- Что же, - сказал Ирорь хрипло. - Что же... тогда идём.
Постепенно окружение захватило всё его внимание. Луч фонарика метался, выхватывая из темноты то одну занимательную деталь, то другую; настолько они удивительные, что невозможно было представить, что всё это может находиться в одном помещении. Созерцая творения детских рук, встречающиеся тут и там, можно было подумать, что вот-вот встретишь где-нибудь за углом местного Леонардо да Винчи или Рембрандта. Здесь были конструкции из труб, которые нечем было наполнять, и вентилей, которыми нечего было закручивать. Намалёванные на белом полотне клоунские лица на самом верху стены. Круги и разбегающиеся в разных направлениях линии, вызывающие воспоминания о чертёжной компьютерной программе, но нарисованные мелом или белой краской от руки - удивительно ровные линии и чудо какие правильные геометрические фигуры. Были и рисованные двери, которые застал ещё Пётр; если бы он был здесь, то заметил бы, как давно их не подновляли. Стекающие по стенам капли воды оставляли на них влажные дорожки, а сами становились белыми. Конкретика уступила место простоте и абстрактности.
- Это просто страна чудес какая-то... - прошептала Ленка. - Или это всё мне мерещится?
Игорь впервые услышал в её голосе что-то помимо горечи и бесконечной усталости. Изумление. Даже, может, погрызенное, как зелёный лист гусеницами, любопытство. Тени крались вдоль стен. Это были дети, они никак не реагировали на присутствие в своей обители взрослых. Пахло, конечно же, сыростью, ещё немытым человеческим телом. Из круглых дыр в стене несло неприятным сквозняком. Совсем маленькие дети лежали, как ни странно, в пластиковых корытцах, установленных на стенах там и сям почти вертикально, как крошечные Будды, как оживлённые движением света барельефы, иные - в крошечных одежонках, иные укутаны в грязные пелёнки, иные просто голые. Зрачки их меняли размер, когда по тельцам скользил свет от фонаря, на губах мерцала загадочная улыбка. Игорь чувствовал, что между Кириллом и ними прямо в насыщенном влагой воздухе происходит некая диффузия, обмен неизвестными науке частицами.
- Я хочу, чтобы меня не стало, - сказал внезапно Кирилл. - Мы все об этом мечтаем. Вы скажете - смерть... но смерть - это другое. Её не нужно бояться, это лишь порог, который придётся перешагнуть. Но за ней последует новая дорога, перекрёсток, дорога, дорога, и за этими дорогами очень сложно найти единственную - к тому, кто говорит. Нет, я не хочу смерти. Только чтобы меня скомкали и вырвали, как страницу из тетрадки. Время не повернуть. Мы пробовали. Оно слишком большое, чтобы развернуться. Ради таких малявок, как мы, особенно. Эгоистично считать, что оно должно.
Он повернулся к Игорю.
- Ты должен проснуться, взрослый человек. Попробовать разбудить себя, услышать то, что услышал каждый из нас. Между мной и тобой есть родственные связи. Я сумел, а значит, и ты сможешь.
- Ты переоцениваешь мои возможности, - с расстановкой произнёс Игорь. - Я умею ремонтировать велосипеды - это да. Умею делать разные другие вещи - не сказать, чтобы очень много, но тем не менее. Ещё немного разбираюсь в хорошем табаке. Но чтобы слышать какие-то голоса... нет, до такого не доходило никогда. Когда на улице ко мне подходили свидетели Иеговы, я говорил им что могу разве что сделать самолётики из этих их листовок.
- Попробуй, - вдруг шепнула Ленка.
- Что? - Игорь переполошился. - Тебе больно? Что-то не так?
Ленка раздражённо отмахнулась. С видимым усилием она мобилизовала своё неповоротливое, насквозь истыканное иголками усталости и боли тело и посмотрела мужу прямо в глаза.
- Попробуй сделать, что он говорит.
- Но... ты же... я тебя совсем не узнаю.
Игорь хотел сказать, что ещё сутки назад Лена не говорила о детях вовсе - о своих ли, или о каких-нибудь ещё. Она, как и многие... да что там, почти все, загнала их в своём сознании в самый глубокий колодец и засыпала землёй.
- Разве ты не видишь всё это? Не видишь, что здесь особенный порядок, который мы никогда не поймём. И никто из взрослых не поймёт. Вроде мореплавателей, которые приплыли на неизвестный континент с туземцами, порядки которых дики и чужды. И если есть хоть малейший шанс... как бы это сказать... навести мосты - давай попробуем.
Она взглянула на Кирилла, сказала строго:
- Я сама готова сделать всё, что потребуется.
Игорь был так поражён этой переменой, что готов был уже накинуться на Кирилла с кулаками: "Что за трюки? Разве это не ребёнок в чреве повлиял на разум моей жены? Ребёнок, заметь, которого она только сейчас ненавидела!" Но вовремя сообразил, что малыш здесь ни при чём.
Стараясь выглядеть как можно более независимо, он скрестил руки на груди.
- Как это будет выглядеть? Хочешь прикрутить мне ещё одно ухо?
- Совсем не больно, - заверил Кирилл. По лестнице они двинулись в глубины бункера. Вмонтированных в стену перил не хотелось касаться - они были липкие и холодные на ощупь, и оставляли на ладонях бурые следы. Огромные опоры чёртова колеса стенали, подражая плохо настроенным музыкальным инструментам.
- Я не хочу быть таким, как вы. Хочу остаться человеком. Мы с твоей матерью не сможем вот так вот бродить кругами, как будто заводные болванчики, натыкаться друг на друга и шлёпать по лужам босиком.
От улыбки Кирилла, как будто нарисованной на лице, тем не менее, разило молниями.
- Когда ты услышишь Голос, тогда поймёшь. Я не могу сказать слепому, что такое свет. Когда ты прозреешь - увидеть всё сам.
Игорь до хруста сжал кулаки. И тут же почувствовал прикосновение к запястью. Ленка ничего не говорила, просто коснулась пальцами. Подушечки её холодны, но само касание... иное. Не такое, как в последние дни. Оно вызывало в памяти светлые моменты их совместной юности. И это вонзило копьё в грудь всех на свете сомнений. Глядя, как они истекают кровью, и печально думая, что он, возможно, сойдёт с ума, Игорь выразил согласие.
Кирилл сказал:
- Мы уже пришли.
Это был комната без детей. В противоположной стене - огромная металлическая дверь, похожая на проржавевшую насквозь крышку рижских шпрот. Застоявшийся воздух пах неприятно, вокруг какие-то машины, но эта дверь... За неё ещё предстоит заглянуть - внезапно понял Игорь. За этой дверью - ответ на вопрос, сможет ли он понять, что подразумевают под своим ненаглядным Голосом малыши, ставшие в одночасье серьёзнее взрослых. Разве это не великая награда для любопытных: приобщиться к новой мировой тайне? Игорь себя любопытным не считал, но раз уж судьба предоставила ему такой шанс, самое время развить в себе это качество. В недрах неопознанной машины что-то тихо урчало и щёлкало, будто в такт мыслям. Крайне неожиданный звук, учитывая, что электричества не было. Может, там скреблись мыши. Повсюду валялись спичечные коробки, некоторые из них выпотрошенные, многие промокли насквозь и вряд ли были способны послужить обществу. Наверху - решётки с неподвижными лепестками вентиляторов под ними, словно сад ржавых растений, растущих кверху тормашками.
Кирилл показал на лавку возле одной из стен. Игорь бережно усадил жену, после сел сам. Посмотрел на белую таблетку в протянутой руке сына.