12 От бабки - полонской принцессы - имеется в виду Цимбарка (Кимбурга) Мазовецкая, мать Фридриха III.
13 Омоньер - сумка, кошель на пояс.
14 Homo homini lupus est. - Человек человеку волк. (лат.)
<p>
IV</p>
Замок Саарбрюккен производил странное впечатление. Снаружи, выполненный в сером камне, на черноте едва овеянного зеленью холма, он выглядел пустым, как пустовала по весне земля. Внутри же - слишком обитаемым. С того мгновения, как ступишь за порог, тебя преследует чьё-то невидимое присутствие. И дело не в любопытной прислуге и соглядатаях, хотя, возможно, и не без того.
Фридрих приказал остановиться в Саарбрюккене, и, что бы ни подозревали, остановка была нужна. Войско устало ползти по весенней распутице: зима выдалась снежная, вода собиралась в низинах, и перед путешественниками развёртывалось ужасающее зрелище. Кто-то в ярмарочный день в соседнем Санкт-Иоганне пошутил, что герцогство по сю сторону Саара превратилось в Нидерланды, а по ту - в Венецию.
Деревья сбрасывали почки, припорашиваясь зеленью, кустарники не укрывал дичь, стремившуюся на возвышенность, голые верхушки увенчивались гнёздами, и, раз природе не под чем укрыться, само небо придумало плотный покров, за которым не виделось солнце.
По такому межсезонью шествовало войско, и возглавлявшие его всадники - отец и сын фон Габсбурги - казалось, олицетворяли зиму и весну.
Они минули город, справедливо сочтя средоточием грязи большей, и взяли тропу поодаль, что вела прямиком на холм. Обогнули склон, где почву вымыло к подножью, и поднялись, почти не увязая и усматривая в этом особый знак гостеприимства.
В опутанных юным плющом стенах их поприветствовали владельцы замка. Герцог Иоганн, его супруга, которую называли Маргарита фон Йорк, и сидевшая по другую руку от брата Ульрика. Она почти не постарела, только первые морщины легли в уголках глаз и губ. Первые трещины на мраморе. Она выглядела старше брата-близнеца, с которым ступила на порог сорокалетия. На ней по-прежнему сияли сине-зелёные шелка, и придворные дамы старались ей подражать в нарядах.
Герцогская свита была не так уж многочисленна, зато портреты предков, выполненные, впрочем, не так давно, судя по краскам и манере, делали тронный зал вдвое многолюднее.
Здесь выставили всё, чем не грех похвастать перед гостями: парадные доспехи, драгоценная утварь, расшитые шёлком и серебром подушки и покрывала и даже итальянский настольный фонтан смягчали мрачность старых гобеленов. Максимилиан подумал, что в первую очередь позаботился бы о шпалерах, однако выцветшие и кое-где начавшие стираться полотна чем-то были дороги хозяевам. На них даже не обновляли вышивку.
Затем его внимание привлёк доспех, и он подозвал Зигмунда, канцлера в свите отца, и указал на травлёный узор. Молодой канцлер извлёк из рукава дорожный часослов и кусочек угольного карандаша, и вдвоём они принялись зарисовывать украшения на последней, пустой, странице.
Иоганн и Ульрика, беседовавшие с Фридрихом, мгновенно очутились рядом, заключили принца в дружеские объятия и развернули в противоположную сторону, где ждали их возвращения кайзер и герцогиня Маргарита.
Церемонии были окончены, из тронного зала обе семьи переместились в жилые покои, предоставив подданным возможность отдохнуть в смежных комнатах.
- Подумать только, перед этим мальчиком я опускалась на колени, - говорила Ульрика, прикладывая некоторое усилие, чтоб сдвинуть Максимилиана с места.
- Как бежит время, - соглашался Иоганн.
- А я когда-то отнесла его под мышкой в сад, - поднялась Бланка навстречу вошедшим. Она качала колыбель.
Пока средняя сестра принимала поздравления, Иоганн, Ульрика и Маргарита, заговорщицки обнявшись, обсуждали что-то. Разомкнув кольцо, герцог пригласил гостей на охоту. Фридрих попробовал возразить насчёт неподходящей погоды. Иоганн и Ульрика переглянулись - и улыбнулись друг другу, одинаково прищурившись, - златовласый Феб и мраморная Диана.
- Завтра...
- Уж лучше послезавтра, - перебила фрау Маргарита, чернобровая и светлоглазая. - Верно, гости пожелают набраться сил после дороги.
- Что ж, завтра или послезавтра, как угодно будет Его величеству и Его высочеству, погода не будет препятствовать.
Фридрих принял ответ за шутку, брат и сестра не стали спорить.
Ульрика позвала детей.
Сперва явились семь девиц, стайкой столпились в дверях, засмущавшись, и, поочерёдно отделяясь от сестёр, приблизились и получили благословение императора. Некоторые были белокуры и зеленоглазы, как отец, некоторые темноволосы, как мать, а некоторые каштановы - Фридрих обнаружил в себе слабость к юным девушкам и жадно высматривал в них черты сходства, различия - и ни одну не находил похожей на несравненную Саарландскую Лилию.
Сама Лилия скрылась, а дочери герцога тем временем окружили гордого Иоганна и не менее гордую Маргариту и занялись своими девичьими делами.
Бланка с блаженной улыбкой раскачивала колыбель и одновременно повествовала о свадьбе младшей сестры Гретхен.
Ульрика возвратилась с двоими мальчиками, лет одиннадцати и шести на вид. Старший заметно хромал, младший вис на руке у матери. Если бы здесь присутствовала вся свита германского императора, она дружно ахнула бы от удивления, потому что на лицах мальчиков, как в зеркале, отражалась внешность их кайзера. Придворные ахнули бы ещё громче, если б увидели, как Фридрих подхватил обоих на руки и покружил по комнате.
Максимилиан, и так смотревший на всё без особой радости, наблюдал за отцом в тихом отчаянии.
- Что-то не так, Ваше высочество? - обернулся король Германии. - Помнится, вы мечтали о братьях? - он опустился в кресло и усадил детей себе на колени.
- А мы были в городе, - сказал младший мальчик, - там храм такой огромный! Во-от такой!
- Поездка его очень впечатлила, - улыбнулась Ульрика.
- Там ещё мост красивый, - добавил старший.
- Оба моста.
- Второго мы не видели.
- Это ты не видел, а я видел. И сейчас вижу, - мальчик закрыл глаза и посерьёзнел. - Вот по нему повозка проехала... А вот идёт человек...
- Детское воображение - удивительная вещь, - мать погладила его по голове. Младший сын был светленьким, совсем как Максимилиан в его возрасте. Старший был тёмно-русым.
- Он прыгнул в реку! Он же утонет!
- Он не утонет. Он сходит в гости к водяному и вернётся, - сказала Ульрика.
- Честно? - мальчик открыл глаза.
- Честно.
- Мы же можем спросить у самого водяного, - сказал старший брат.
Лицо Фридриха выразило неловкость. Ульрика лучезарно улыбалась, но Максимилиан заметил, как её пальцы впились в плечи детей.
Всех отвлёк тоненький плач.
- Разбудили? - донёсся следом голос Бланки. - Теперь обратно убаюкивайте.
Братья, так и оставшиеся для Максимилиана безымянными (впрочем, он сам не пожелал знакомиться), восприняли слова всерьёз и покинули отцовские колени. Бланка достала их кузена - или кузину - из колыбельки и передала с рук на руки. Старший из мальчиков принял увесистый свёрток. Максимилиану показалось, что под пеленами мелькнул хвост.
- Я не могу воспитывать их строго, - развела руками Ульрика, - мне очень хочется их баловать.
Она сама приблизилась к младенцу - и почесала ему под чепчиком. На мгновение показалось, что из-под кружева вылезло острое чёрное ухо. Или это всего лишь локон? Ульрика заправила его обратно под чепец.
Максимилиана выручил Иоганн, заговорив о всяких пустяках.
Освобождённая от материнских забот Бланка подсела к Фридриху.
Герцог фон Саарбрюккен говорил об охоте:
- По правде сказать, мне больше по нраву травить кабана, чем оленя. Но почему-то вепрь лишился привилегий в глазах нынешнего дворянства, поэтому я отдам дань моде и предложу вам оленя... Вы, наверно, думаете, что гораздо уместней сейчас охотиться на волков? Поверьте, у них не настолько вкусное мясо.
Принц ответил улыбкой.
- Вам не нужно щенков? - подняла голову от рукоделия одна из дочерей Иоганна.
- Берта, - окликнула Маргарита.
Девица пожала плечами и вернулась к вышиванию.
- Наши гончие этой весной не менее плодовиты, - пояснил герцог. - Псарня досталась нам от отца, мне не пришлось предпринимать никаких усилий, чтоб разводить борзых, аланов и мастиффов.
Максимилиан подвинул ноги: на ступни будто бы легло что-то горячее.
- Он очень о них заботился, - продолжал Иоганн. - Хотя сам никогда не охотился. У него было очень слабое здоровье - хромоту мои племянники унаследовали от него.
- Иные говорили, что он безобразен как само зло, - подхватила Ульрика. - Но те же люди утверждают, что моё лицо - его точная копия, - она вскинула подбородок, явив точёный профиль Минервы. - Где же истина?
В другой раз Максимилиан подумал бы, как неприятны стареющие жеманницы, но сейчас сосредоточился на ощущениях: он готов был биться об заклад, что за их спинами присутствует кто-то четвёртый и вот-вот положит руку на плечо.
Свечи подрагивали в весенних сумерках.
Девицы фон Саарбрюккен вполголоса сплетничали.
Внебрачные сыновья Фридриха раскачивали колыбель и напевали шёпотом:
- Милый волк, ты меня отпусти,
Серебряный плащ ты мой возьми.
Плащ серебряный мне ни к чему,
Лучше я жизнь твою возьму.
- В последнее время он засыпает только под эту песенку, - обратилась Бланка к озадаченным гостям. - Мы с мальчиками целую неделю её разучивали, и ему понравилось.
Её косы были убраны по-итальянски. Платье было зелёного бархата - но не морского оттенка, а травянистого. Она усердно прихорашивалась нынче утром...
Холодное прикосновение.
Рука, благодарение Небесам, принадлежала Ульрике.
- Столы накрыты, ужин ждёт, о благородные мужи.
Торжественной процессией хозяева и гости вновь направлялись в зал. Возглавляли её Иоганн и Маргарита, за ними следовали рука об руку Фридрих с Ульрикой, третьей парой - Максимилиан и Бланка, следом - дружным строем - дети. Ребёнок Бланки остался в комнате под покровительством горничной.
- Как жаль, что долг велит вам скоро нас покинуть, - прижалась к плечу спутника молодая мать.
По стене, параллельно процессии, двигались тени. Каменные своды исказили их, заставив изменить пропорции и рост. Мужской силуэт первой пары сгорбился, женский - вытянулся и истончился.