"Ваш отказ Клевскому пьянице, грубияну англичанину и ненавистному испанцу ещё вселял в наше сердце надежду на ваше благоразумие. Но выбор ваш превзошёл все ожидания. Спешим уведомить Вашу светлость, что избранник ваш не только принадлежит к самому скаредному среди всех известных мне благородных семейств - он туп как пробка и вдобавок бессловесен. Если Ваша светлость питает слабость к неодушевлённым предметам, наши мастера способны изготовить для вас куклу в человеческий рост, которую вы сможете сажать против себя за трапезу. При прочих равных условиях, это введёт вас в несравнимо меньшие расходы, чем брак, на который вы решаетесь".
Письмо это сумело заронить в сердце Марии семена не только гнева (ведь Людовик обращался к ней несообразно её титулу) (19), но и сомнения.
Когда златовласый рыцарь в посеребренных доспехах преклонил перед ней колени, она невольно прислушалась к шёпоту фрейлин за троном, что он преклонил колени недостаточно подобострастно, как велит этикет, и пребывал в коленопреклоненной позе недостаточно долго. Совладав с собой, Мария шепнула, что этикет также велит молчать или просить позволения высказаться, и поприветствовала Максимилиана по-французски.
Принц отвечал ясной улыбкой - пока один из его спутников не перевёл приветствие на немецкий.
В глазах жениха встрепенулся рассудок, и он произнёс в ответ нечто цветистое на родном языке.
- Его высочество желает своей невесте здравствовать, - услужливо подхватил подданный и присовокупил несколько куртуазных фраз - скорее всего, от себя.
Мария сказала слова благодарности за бесценную помощь, вложив в них всю мягкость и нежность, которую только дозволяет этикет. И от себя прибавила:
- Сударь, я, кажется, узнала вас. Не вы ли были представителем сего славного рыцаря на нашей помолвке?
- Вы не ошиблись, - отвечал Людвиг - после того, как перевёл столь же исполненные чувств слова Максимилиана.
- Я могу перейти на фламандский, если это менее затруднительно для общения, - предложила Мария, живописав подвиг германцев и гостеприимство валлонцев.
- Увы, ничего не изменится, - с едва уловимой печалью отверг предложение Людвиг, живописав со слов сеньора великолепие Бургундии и прелесть Фландрии.
Мария заставила себя изречь, что всё это великолепие отныне по праву принадлежит наследнику королевства Германия как её будущему супругу, и, не лишая свой голос торжественности, спросила:
- Ваш сюзерен говорит на каком-нибудь языке кроме немецкого?
Людвиг передал искренние уверения в самом глубоком почтении и благоговении перед совершенством Её высочества и, не меняя тона, сказал:
- Он по-немецки лишь недавно выучился, о моя госпожа.
Внезапно дамы осознали, насколько в этой небольшой, по сравнению с дижонским или брюссельским тронным залом, комнате душно и достали веера. Кавалеры внезапно оробели перед дамским румянцем и опустили головы.
К чести собеседников отметим, что двойная игра велась лишь в присутствии самых доверенных лиц.
Мария смущённо склонила голову и произнесла ещё несколько весьма галантных изречений.
- Неужели же дела настолько плохи?
Людвиг вновь послужил посредником в обмене любезностями.
- По правде сказать, не настолько. Возможно, значительно хуже. Недавно он падал с лошади, и последствия могут ещё о себе заявить.
Анна де Равенстейн объявила, что ей нездоровится и что она вынуждена покинуть зал, положила руку на плечо племяннице, вполголоса произнесла на языке Цезаря: "Мужайся, дитя", и оставила комнату.
Мария царственно кивнула.
Не успел Людвиг Баварский отереть лоб после аудиенции, как на плечо ему опустилась железная рука принца.
- О чём вы говорили?
- Как - о чём? Я переводил вашу беседу.
- Вы что-то добавляли от себя. Я не настолько глуп, чтоб не заметить.
- Поймите, Ваше высочество, французскому языку свойственен совсем другой строй...
- Признавайтесь!
- Ничего такого, - Людвиг вынужден был приподняться на цыпочках, следуя твёрдым дружеским объятиям. - Она сказала, что узнала меня, ведь это я представлял вас на помолвке.
- Хорошо, я прощаю вас. Но в искупление вины вы обучите меня французскому.
- Как вам угодно, - согласился Людвиг, вновь обретя опору под ногами. - Сколько времени готовы вы посвятить занятиям?
- А сколько времени у нас до свадьбы?
Мария тоже считала дни. Но не чтоб поспешить овладеть немецким. Ей не составит труда его выучить, как не составило труда освоить прочие науки. Впервые открылось ей, что существует язык иной, не разъятый на словари и грамматику - первый и, может, единственно верный язык, на котором друг друга поймёшь непременно.
Во время своего тройного диалога они встретились взглядом, и она поняла, что готова смотреть в эти серые глаза бесконечно. В груди её всё трепетало, и кто-то неизвестный - не рассудок, рассудок отрешённо замолчал - подсказывал, что кроме совершенства внешнего, и тонкости ума, и благородства сердца, и прочих качеств, записанных мудрецами в необходимые добродетели, есть ещё нечто, что забыли внести в список.
Солнечные лучи окрашивались стёклами и сочетали цвет с сияньем бриллиантов. Мария любовалась подаренными камнями и думала, что французский король ошибался насчёт скаредности, а всё прочее поправимо.
Исполненная светлых чувств, Мария порвала письмо.
19 Несообразно титулу - к независимой герцогине следовало обращаться "Ваше высочество", а Людовик обратился к Марии, как к своему вассалу, "Ваша светлость".
<p>
VII</p>
Из двери пахнуло растопленной печью, смолой и жарким - на кухне вовсю суетились слуги.
Бланка облизнулась - и минула эту дверь. Отыскав чёрный ход, она принесла в холодные коридоры запах прелых листьев, ветра и земли.
Сразу за дверью для неё оставили на полке свечу и огниво - как всегда. Бланка зажгла нитяной язычок, глянула на свои руки - и тут же задула свет. Луна и так яркая.
В висках колотилась кровь, в мыслях крутилась песенка.
Ехала дева одна через лес,
Липа шумит над камнем,
Выскочил волк ей наперерез,
Плод любви созревал в ней.
<p>
***</p>
Воспользовавшись перемирием, что заключили Валуа и Габсбург, Кунигунда приехала проведать брата и невестку. Молодожёны оставались во владениях Бургундки, но смогли покинуть Гентскую твердыню и обосновались в Брюсселе, который Мария ещё прежде назвала столицей Фландрии.
Немецкой принцессе недавно исполнилось семнадцать, она превратилась в цветущую рослую девушку, не то чтобы красавицу, но фамильные черты проступили на её лице не так резко, и её можно было назвать привлекательной дамой. Тяжёлые косы её отливали медью, но чтобы не упоминать, что голова принцессы увенчана неблагородным металлом, поэты именовали её "яростно белокурой". В глубине души дама по-прежнему оставалась непоседливой девчонкой и сразу с верхней ступеньки кареты принялась бурно выражать радость от встречи со старшим братом.
- Мы теперь столько сможем обсудить!.. Но ты обязательно помирись с отцом. Знаешь, он недавно спрашивал меня, в какие игры я играла в детстве, что я любила, мы вспоминали целый день - я даже слегка удивилась. Оказалось, у герцогини Ульрики - ну, ты помнишь, из Саарбрюккена, она приезжала как-то - родилась дочь...
- Следует сказать: у короля Фридриха родилась дочь, - поправил Максимилиан.
- То есть? - не поняла сестра, и отстранилась от него, и всматривалась в его лицо. - Так у неё... ребёнок... от нашего отца?
- И не один, - Максимилиан проводил её под руку в замок. Мария молча шествовала рядом с мужем, пока придворные следовали за её шлейфом, а слуги несли сундуки гостьи.
- Я и представить не могла, - удивлялась Кунигунда. - Но это же... чудесно! Быть может, они появились на свет взамен наших покойных братьев и сестёр?
- Чудесно, - Максимилиан остановился на лестнице. - То, что он изменял нашей матери, тоже чудесно?
- Изменял?.. Поверить не могу, - Кунигунда тоже замерла. - Но, знаешь, с другой стороны, они с матерью очень разные, а брак - это ведь союз ради выгоды, ради детей, ради хозяйства... то есть... я не имею в виду вас, вы - исключение. Но чаще всего - так. И часто у кавалера есть избранница, а у дамы - избранник, - девушка мечтательно подняла глаза к сводам, - связь с которым есть единение душ.
- И тел.
- Иногда. Но ведь она всегда хотела, чтобы он стал живее и жизнерадостнее. Желание сбылось, только не с ней...
- Ты с таким лёгким сердцем говоришь об этом.
- Ну помиритесь, я прошу тебя. Напиши ему первым, ты же знаешь: если на него нападёт нерешительность - это надолго.
- Пожалуйста, - вступилась за золовку герцогиня. - Я не знала, как вам сказать, но мне тоже кажется, что вам следует забыть ссору. Пожалуйста, ради меня. Ради нас, - и она кротко положила руку на живот.
- Не так-то просто подобрать слова, - сдался супруг и брат. - Мне нужно будет тщательно обдумать, что и как написать, чтоб не разжечь разногласия ещё сильней.
- Мы вам поможем, - хором заверили дамы.
- И ты не хочешь спросить, как зовут нашу сестру? - прибавила Кунигунда.
- И как же её зовут?
- Елена. (20)
<p>
***</p>
Босиком прокралась Бланка в спальню. Глаза привыкли к темноте, слишком привыкли, и взгляд метнулся к детской кроватке. Сын давно уже вырос из колыбели, но не желал расставаться с матерью, и новую кровать поставили на старом месте. Из-под одеяла выглядывала только чёрная макушка, под одеялом раздавалось мерное сопение, и успокоенная мать шагнула к собственной постели.
- Мам, ты вернулась? - раздалось за спиной. Мальчик уже сидел - и смотрел на неё. Он видел в темноте так же ясно, как Бланка. Зелёные глаза, с янтарным ободком вокруг зрачка, поблёскивали отражением луны. Лицо, уже очистившееся от шерсти, белело в окружении тёмных волос.
- Почему ты не спишь? - она спрятала руки за спину.
- Ты гуляла? - он принюхался. - Ты охотилась? А когда мне можно будет с тобой гулять?