Холодно. Костёр из старой упаковочной шелухи, собранной по углам, никак не разгорался. За стенами огромного посадочного ангара бесновалась буря. Тонны песка ударялись о здание, как если бы пустыня собралась взять его приступом. А то всё стихало, только песок шуршал, сыпался с перекрытий, терявшихся в высоте. Здесь везде был песок.
Земнухов задрал голову и долго смотрел наверх.
Поморщился и чихнул. Ничто не предвещало скорую посадку дальнобойщика. Маяки на спутнике не передали сигнал о его появлении на орбите, не замигали причальные огни, не сработали посадочные роботы, не принялись готовить ангар к приёму корабля. На крыше должны засветиться шлюзы. Пустыня, автоматика, самообслуживание. Но всё это зашевелится, только когда придут позывные на спутник. А пока темнота и вой ветра за стеной.
Земнухов плеснул в огонь горючее со старого звездолёта, высившегося грудой металлолома в углу. Пламя метнулось вверх. Огромная машина, похожая на змею, лежавшая на брюхе рядом, шевельнулась. Сказала уже не в первый раз:
- Развяжи меня.
- Не развяжу.
- Только не говори опять, что ты...
- Продам циркачам с Гинеи, - продолжил зло Земнухов, почуяв, как предательская жалость комом подкатила к горлу.
- Зачем?
- Затем, что деньги ты все продул.
- Продул, - уныло подтвердил Змей. - Ну зачем тебе деньги, Земнухов?
- На Землю полечу.
Человек и Змей сидели у костра в дальнем углу ангара, ждали звездолёт. Змей этот походил на трубу и был вовсе не змей, небольшой звездолёт-искин, которого Земнухов так звал с самого их знакомства. Два наёмника, машина и человек, они прошли вместе две войны, пять освоений, три государственных переворота.
Один едва не сгорел в другом, могли бы взорваться, когда Змей свалился в море. "Повезло", - говорил человек, открывая люк, выбрасывая обгоревшую обшивку, "Аварийная ситуация локализована", - сигнализировал равнодушно другой и запускал системы восстановления.
Говорили они привычно каждый на своём языке. У Змея имелся переводчик, а человек понимал, но и слова не умел воспроизвести на языке машины.
Сейчас могли бы вовсе молчать. Потому что разговор повторялся снова и снова. И каждый раз Земнухов отказывался наотрез распустить металлическую сеть, а Змей начинал вновь уговаривать его. Сейчас он прибавил голос на октаву, как если бы воздел ладони к небу. Но до неба далеко, небо где-то там, за крышей и тучами песка, а ладони у Змея отсутствовали совсем. Сказал же Змей монотонно, как артист на репетиции в проходной сцене:
- О, боги. Ну зачем, зачем тебе лететь на Землю?
- Домой. Я дома не был восемь лет.
"Восемь лет, да, наёмником, - чертыхнулся про себя Земнухов. - А работы потому что не было. Везде один роботы. Человек - царь природы, эти железяки делают всё. Даже жёны, пожалуйста вам, железные. Или они не железные? На перевалочном пункте кого только не повидаешь. А причина одна. На Земле нет работы. Юристы, психологи, шахтёры, дворники и те! Зато семейные драмы перевелись как вид... Кто это говорил? Мужик в горнолыжном костюме какого-то кислотного цвета. Кажется, юрист. Или психолог? Звали Отто. Детей почти не рождается. Теперь на Земле одни старики. Ни безработицы, ни перенаселения, ни голода. Старики они едят мало, сплошь искусством занимаются, туризмом, или прошлое в альцгеймере штурмуют... в одиночестве".
- Развязывай, - говорил тем временем Змей. - Я отвезу тебя в три ваших недели, ладно, в две с половиной. Быстрее не смогу, правый третий двигатель я временно продал.
- Ага, - буркнул Земнухов, - а через пять минут ты повернёшь к своей Литере! Заправиться, подремонтироваться, что ещё... точку сбора не объявили? Нет уж, будешь катать толстых упитанных детёнышей всех мастей в поясе астероидов. Там, кажется, сейчас тусуются циркачи. А потом я тебя выкуплю.
- Тебе же лучше, если поверну, - ещё убедительней повысил голос Змей.
- Я сам знаю, что мне лучше! - рявкнул в сердцах Земнухов. Голос его эхом запрыгал по ангару.
- Не знаешь, - возразил Змей. - У тебя нет программы перспективы.
- Знаю.
- Не знаешь, - бубнил Змей.
- Знаю, там дом, - цедил человек.
- Что такое дом? Выдумали, - возмутился Змей, крутанувшись.
Волна его движения грохотнула металлически, с лязгом. Искины-звездолёты с Литеры славились своей бронёй и скверным характером по всей Галактике. Их продавали партиями, потом они нанимались извозчиками, наёмниками в армию, служили преданно. Пока кто-нибудь из них не решал повидать всех своих и не бросал клич по внутренней связи. Тогда литеранские звездолёты со всех концов света срывались и неслись в точку сбора. Туда собирались все, потому что такой регаты кораблей искинов больше нигде не увидишь.
Вот с одной такой точки сбора змей вернулся без заначки на общем банковском счёте: на ремонт машины, на отпуск, на "чёрт знает что вдруг может понадобиться". Земнухов - по своей безалаберности, как он иногда признавал, - держал там же все свои "на чёрный день". Бабушкины слова, а чьи же ещё.
Когда счёт вдруг обнулился, человек крикнул Змею по внутренней связи: "Ну держись, гад, поймаю, хвост оторву!" Змей опасность недооценил, явился в указанную координату благодушный и гудящий басом:
- Задраить люки, отдать швартовы, поднять якоря, или как у вас там говорят! Ты зачем в эту дыру забрался, еле тебя нашёл?
Земнухов ждал его в этом ангаре. Ловушка захлопнулась безоговорочно и пригвоздила к каменному полу надёжно, как и всё поисковое снаряжение фирмы Джета.
- Змей конечно гад, но своих не бьёт, - взвыл тревожными сиренами Змей.
- Я предупреждал, - тихо ответил человек и с обидой добавил: - А украл ты не у своих, конечно.
Змей промолчал, но и сирены не отключил. Возился ещё долго, щёлкали манипуляторы, однако сетью прижаты были крепко. И вскоре наступила тишина.
Теперь Змей и человек ждали. Раз в земные полгода сюда прилетал один единственный транзитный борт. Расписание на сайте космодрома на Велайде гласило, что он отправляется на Бету такого-то по-местному. Движется столько-то по-местному. Машина до сих пор не появлялась. Может, ошибся в расчётах прибытия, может, случилось что с кораблём? Но по громкой связи объявили бы. Всё-таки ошибка? Змей бы давно пересчитал, но Змей в контрах, а Земнухов плюнул и просто ждал. Спал здесь же, разложив спасательный блок. Доедал запасённые брикеты, вода кончалась. Змей нашёл бы воду, но он вот он, спелёнут по всем правилам.
- Дом... не знаю, - сказал Земнухов, щурясь на дым, - когда уходил, не думал о нём, теперь всё чаще вспоминаю. Мать писала: "Прилетай, пирог испеку, грушевый или яблочный, какой хочешь, Костя, прилетай. Так хочется тебя увидеть".
- Пирог... - хмыкнул Змей.
- Но с тех пор прошло два наших года, я опоздал.
- Жители Фелюки сидят всю жизнь в глубоких ямах. Не ссорятся друг с другом и никуда не опаздывают. Я увезу тебя на Фелюку.
- Мама умерла.
Змею долго думать не надо. Память, всё дело в ней. Машине вспомнить - на раз-два. Когда у человека погиб друг, Гро Дак, а Змей сказал, что у него барахлит люк, человек ушёл в пустыню и долго не разговаривал с ним. Когда был тяжело ранен напарник Земнухова в бою на Доре, а Змей развернулся и улетел в точку сбора, и Земнухов искал машину, чтобы увезти друга быстрее, тогда Змей по возвращении получил кулаком в контрольное табло, что висело над заправочным баком. Пришлось ждать человека из госпиталя, разбил кисть. Память настойчиво сигнализировала - стоп, Змей, человеку от потерь больно, и он защищается. Поэтому Змей сказал:
- Я стёр про Фелюку.
Земнухов долго молчал, потом кивнул и сказал:
- Слушай, Змей, посчитай, через сколько прилетит транспортник. И улетай. Хоть прямо сейчас, хоть потом. Куда хочешь лети. Скучать буду.
Сеть-ловушка с шипением распустилась. Земнухов отбросил пульт. Змей перекатился, громыхнул, пробороздив, завис над полом, засветился радостно всеми огнями.
- На окраине миров нормальные машины по расписанию не ходят, придёт, когда придёт. Спи. Через восемь твоих часов полетим на Землю, - голос Змея прогудел как обычно ровно, как если бы завтра штурм, и он сказал, что разбудит, зачем Змею спать, он машина.
- Ну и отлично.
Спасательный блок вздулся оранжевым облаком, наполнился привычным земным воздухом. Замигала зелёная лампочка, можно входить. Земнухов заполз, разделся в два счёта, растянулся.
Тихо. Только слышно завывание бури. Бета - небольшая планета, удобное расположение. На всех картах все дороги проходят через неё. Воздух - как высоко в горах. Тяжело дышать, но продержаться можно долго. Кому надо, тот таскает свой кислород отдельно.
Провалившись в сон, Земнухов увидел окно. Он иногда его видел. Почему-то всегда в короткую передышку, когда проваливаешься в сон, ещё слышишь бой, как умирая, хрипит в наушниках Боц, ещё гремит его странная музыка, Змей кричит, что разворачивается и заходит снизу... Слышал, да, а видел окно, на их с мамой кухне, отца давно нет, жалюзи в голубой цветочек. В этот раз в окне было темно. Всегда горел свет, и виднелся мамин силуэт, а теперь не было.
Проснулся он от пиканья будильника Змея. Через пару секунд взревела сирена так, что спросонья сердце привычно ушло в пятки.
- Будильник этот твой.
- Время. Надо успеть пройти ворота.
Ворота-шлюзы открывались платно, не выйдешь, придётся платить опять. Злой Земнухов свернул спасательный блок в два счёта, рысью добежал до стены и приложил ладони к сенсору, хлопнул по активированному экрану. Широкая крыша стала открываться. Змей уже висел за спиной. Человек прыгнул на ступеньку.
Змей уходил красиво. Длинный, с подвижным корпусом корабль в пластинах-броне, сверкающих на солнце, плавно поднялся над крышей, завис на мгновение. Он и правда походил на древнюю змею. А если ощетинивался манипуляторами, то Земнухов ворчал:
- Тормози, Кетцалькоатль, тут свои... кругом свои.
Поэтому каждый раз на контрольном табло Змея задавался вопрос о ведущем пилоте. Машина, она и есть машина. Сердце не дрогнет, случайность не проскочит, а живые они собраны из одних случайностей, само их существование случайность.
- Не понимаю, зачем вам войны, - говорил Змей, возвращаясь на базу, унося на борту раненных и убитых, - живое всё ведь - как цветы. Распустились, красоту в мир привели. Где она ещё - красота, во мне только железо, вон в той звезде - камни да плазма... Век живого короток. Вот уже и отцвели, дали жизнь другому, умерли. Зачем же?
- Те, кто бомбами друг в друга пуляют, войны не начинают, - отвечал Земнухов.
- Ты вот зачем здесь?
- Выбор у нас небольшой. Мне определили, что учиться можно на садовника, выучился, но искины и в этом лучшие, они во всём лучшие, им можно не платить.
- Я искин, но мне нужен ты.
- Это на Литере так.
- Было время, когда у нас живые оказались в резервациях. А потом живые придумали вирус, и неживые все остановились. С тех пор, живое и неживое вместе.
- И у нас вместе. Мама всю жизнь вязала. Смеялась - глаза не видят, пальцы скрючились, так со спицами в руках и помру. Живое в большинстве живёт бедно. Работы нет, а за ту, что есть, платят мелочь. Только прожить. Зато придумали нам розовые очки! Придумали и линзы, но не прижилось, люди отказывались от линз...