— И то верно, — согласился Сергей.
Сейчас люди, если и занимаются творчеством, то не замыкаются на одной форме искусства, стараются объять необъятное. Уже давно заметил он эту тенденцию. Но вот что примечательно, решил Сергей, люди делают успехи в разных областях. Казалось бы, распыляясь на всё, можно потерять себя, но этого не случалось. Возможно, старые времена возвращаются, подумал он, время людей энциклопедических знаний, людей с широким кругом интересов.
— Ах, боже мой. Что же я лежу, — спохватилась Нина, вскочив с кровати. — Подарок. Я же совсем забыла.
Она раскрыла саквояж и показала Сергею небольшой квадратный предмет, обёрнутый в коричневую бумагу, перевязанную шпагатом.
— Что это? — спросил он.
— Моя новая картина. Вот. Любуйся, — и, сорвав бумагу, она поставила произведение на ночной столик, — Ну, как?
— Это…
— «Репетиция оркестра».
Сергей с любопытством разглядел картину. На ней был изображен угол какого-то ветхого помещения. Побелка на стенах облупилась, приняв форму женских фигур. Одна из них играла на скрипке, другая женщина гладила сказочного зверька. Странное животное улыбалось по-человечески. Из-под ладони женщины сыпались искры, будто шкурка была наэлектризованной. Сквозь дыры в стенах пробивались солнечные лучи. Они падали на деревянный пол, заросший то ли мхом, то ли травой. В световых пятнах нежились скромные цветы.
— Смотри, какая замечательная кошечка. — Нина указала на сказочного зверька.
— По-моему, это китайская лиса-оборотень, — задумчиво произнес Сергей, всерьез размышляя над тем, почему картина называется «Репетиция оркестра», а не, например, «Рыжая лиса-оборотень в углу». Он иронично заметил про себя: «Фанатзерка».
— Вечно ты со своим умничаньем, — обиженно произнесла Нина.
Мягко ступая по ковру, она сделала два шага назад, любуясь «Репетицией оркестра». Она решила, что у нее все же прекрасное увлечение — рисование, и пусть оно не приносит особой прибыли, но ведь это не так важно.
— Нина, ты надолго? — спросил Сергей.
— Нет, сегодня вечером уеду, — произнесла она, не отрываясь от картины. Ей показалось, что чего-то не хватает в ней. Или просто в комнате не достаточно света или он не так падает.
— Ты сказал, что вспоминал меня.
Нина села на кровать. Сергей, придвинув кресло, сел рядом.
— Точнее наш первый разговор.
— Да, я помню, — радостно сказала она. — Я даже помню, о чем мы говорили. О Чердынском.
Сергей на мгновение скользнул взглядом вниз. Взгляд поймал обнаженную женскую ступню.
— Знаешь что, — очнулся он. — Я не отпущу тебя без подарка.
— Подаришь какое-нибудь литературное произведение.
— Конечно. Книгу. — В его глазах вспыхнули огоньки.
— Серж, ты не меняешься. И я даже знаю какую. Чердынский?
— Верно. Обязательно прочитай «Карталон».
— А я смотрела в сети. Это карфагенский адмирал времен Первой Пунической войны.
— У Чердынского и Карфагеном не пахнет. Там совершенно иное.
Сергей подошел к письменному столу и извлек из ящика тонкую книжицу.
— Собрание неизданного князя Чердынского. Этот рассказ в середине.
— Спасибо, Серж. Честно, мне очень приятно.
Нина не лукавила. Ей нравился Сергей, но воспринимала она его как друга, как нежного и доброго спутника, но не более.
— Ты не сердишься, что я ненадолго?
— Нина, — с упреком начал он. — Если бы ты заранее предупредила, то я бы подготовился. Хотя бы. Но ты за пару часов позвонила. Давай, не будем об этом. Пойдем в сад.
Когда они спустились на первый этаж, она вновь заметила:
— И все-таки они странные. Как можно выставлять такие фигурки.
— Я могу потерпеть их странности, кроме того, осенью я вновь вернусь в городскую квартиру.
И, плетя неспешный узор слов, они беседовали о всякой ерунде. Мелочи жизни сыпались щедро и растворялись в бесконечном времени, теряясь в пространстве фраз. Сергей через пять минут не смог вспомнить, о чем он говорил с Ниной.
Проводив ее на станцию и посадив в поезд, он поднял на прощание руку. Она, улыбаясь, посмотрела на него. Он поплыл в окне, что-то сладко-тревожное затрепетало в сердце.
Нина прошла в купе, которое кроме нее занимал господин. Одет он был в костюм в стиле ретро. Она сразу заметила на воротнике странного пиджака скромную бутоньерку с василькового цвета лепесточками. Но самое неожиданное, на ее взгляд, случилось позже. Господин, по-другому его и нельзя назвать, достал небольшой планшет. Сочетание модного ретро-костюма и современного гаджета смотрелись не то чтобы дико, или даже смешно. Необычно? Нина не смогла подобрать слово. В голове вертелась фраза и, будто прячась, она не хотела обнаруживать себя. Эклектично? Маскарад? Нина порой бросала короткие взгляды на соседа и не могла поверить, что это происходит наяву.
Она вспомнила о книжке, подаренной Сержом. Чтобы не смущать господина, а ведь кто знает, может, он и заметил любопытные взгляды, Нина погрузилась в чтение, начав не с первой страницы, а с середины книги, как посоветовал Серж. Карталон оказался не карфагенским адмиралом, а предметом неодушевленным. Нина пробежала по диагонали текст, описывающий, как войска Российской империи, заняв чужеземный город, оттеснили турок. Вступительная часть рассказа оказалась чересчур длинной.
«Карталон»
…На второй день, утром, вбежавший в комнату денщик застал князя Андрея за туалетом. Уже был надет чистый мундир, и князь с пристрастием рассматривал его в отражении.
— Барин, мосье просил срочно к генералу.
— В чем дело? — оборвал слугу Андрей и тут же огорчился: день, начинавшийся так неспешно, видимо сулил беспокойство.
«Случилось нечто непредвиденное, — решил князь, — мосье, значит, лекарь-француз, но Сергей Иванович вчера чувствовал себя хорошо. Конечно, штурм города был не из легких, но и генерал не молод, уже за сорок. Усталость присутствовала на его лице, я заметил, но что же...».
— Скажи, скоро буду, — бросил Андрей.
Старый генерал квартировал недалеко. Войдя в его комнату, офицер сразу увидел лекаря, который, присев у окна, то ли заснул, то ли погрузился в размышления настолько, что и не заметил вошедшего офицера. Наконец француз очнулся. Увидев Андрея, он тут же бросился к нему чуть ли не в ноги.
— Ох, господин, дело плохо. Заболел, и я в растерянности, не знаю, что и… — Лекарь развел руками и продолжил чуть тише: — Сергей Иванович ненадолго приходили-с в себя, сказали, что только вы и сможете ему помочь. Он просил вас купить лекарство. Я написал название.
И не то чтобы беспокойство сулил день, нет, сходить и купить лекарство — простое поручение. «Но почему я? — спросил сам себя Андрей, — а лекарь на что?»
Меж тем лекарь протянул клочок бумаги.
Андрей, не взглянув на него, вновь насторожился.
— Ты ведь чего-то не договариваешь? — обратился он к французу, придав голосу холодности. — Так? Что еще сказал Сергей Иванович?
— Он заказал: он знает, то есть вы знаете, ведь вы присутствовали при допросе. Вот и все, что сказал господин генерал.
Допрос? Андрей сразу вспомнил этот эпизод перед началом выступления. Да, допрашивали пленного турка о диспозиции, и он говорил, пересыпая ценные сведения словами о какой-то болезни, захватившей город. По-русски недуг прозвучал, как… Андрей опустил глаза на клочок бумаги. «Карталон» — было написано. Турок как раз это и повторял многократно. Командование тогда не придало значения слову. Занять город — вот важная цель, а остальное — второстепенно.
— Хорошо, — не спеша, проговорил Андрей. — Ты останешься у постели больного. Я бы сходил за лекарством, если бы знал, где располагается аптекарская лавка. А ты знаешь?
Француз отрицательно покачал головой.
Ах, если бы карталон существовал только в горячечном бреду генерала, но он существовал в реальности. Что слово означает, никто не ведал. Или сие уловка врага, чтобы заманить в город наши войска и погубить неизвестным недугом? «Нет, стоп. Сложно, слишком сложно. Теперь брежу я», — пресек ход своих мыслей Андрей.
Он в задумчивости вышел от генерала. Остановился на пороге, достал клочок бумаги и прочитал опять. «А почему название лекарства? — решил Андрей, — может, это название болезни? Какая разница! Раз турок упомянул слово не раз, значит, надо узнать у местных жителей его значение».
Он отдал распоряжение денщику, присовокупив в конце фразой: «И делай, что хочешь, но человека, который знает об этом, найди». Денщик удалился.
Еще далеко до заката он вернулся и сообщил князю Андрею, что местные жители отослали его к аптекарской лавке.
— Так вот, — продолжил рассказ денщик. — Я, барин, прочитал ему название. Он насторожился, как-то нехорошо посмотрел на меня, словно одурманенный, но глаза такие черные, ясные, холодные, аж жутко стало, душа в пятки ушла…
— Ну, дальше, — нетерпеливо оборвал Андрей.
— А дальше? Дальше лавочник принес склянку вот с этим. — Денщик указал на белесую жидкость, плескающуюся в пузырьке. — Я ему денег хотел предложить, ну, из тех, что вы мне дали. Серебром там, золотом, а он ни в какую, не берет, значит. Отказывается. Я удивился, не к добру это, ох, как не к добру, но опосля подумал: ну, а что ж, не хочет брать мзду — нашим легче. Вот и вся история.
Андрей забрал пузырек и отправился к генералу, по пути обдумывая странный случай и надеясь на то, что лекарь-француз, прежде чем давать снадобье, проверит его. Конечно же, он с любопытством забрал склянку из рук офицера и, проверив состав, вымолвил:
— Странно, очень странно. Лекарством в полном смысле слова я бы это не назвал. Скорее это… Это что-то вроде raffermissement de la médecine. Да, именно.
— Укрепляющий состав? И?
— И мое заключение, князь, таково: навредить не сможет, но вот способности излечить я в нем не наблюдаю.
— Безвредно. Что ж, пробуйте.
И опасности прием зелья не принес, но вот что удивило лекаря-француза, так это уникальное свойство препарата. Он излечил. На следующий день генерал чувствовал себя превосходно.
Андрей послал денщика, но тот сказал, вернувшись, что ни той лавки, ни того странного турка с блуждающим взглядом не оказалось на месте.
…
Рассказ закончился. Нина осторожно подняла глаза на незнакомца, и вновь опустила взгляд на строчки, но погружаться в мир следующего произведения ей не хотелось. Рассказ «Карталон» оставил неприятное послевкусие. Пока она читала его, слова рассыпались на буквы, смешивались друг с другом, теряя смысл. Так бывает, когда скользишь по тексту, а сознание занято иными делами, но здесь Нина читала, не спеша и вдумчиво, однако ощущение недоговоренности и небрежности ясно присутствовало.