Пациент не откликнулся.
— Итон? — произнес врач.
— Извините, никак не привыкну. — Пациент еще раз глянул в зеркало. — Мне нравится, только вот кожа чешется.
— Ничего. Пройдет через пару часов. Могу выписать успокоительные.
— Нет. Хватит с меня синтетики. — Пациент, последний раз посмотрев в зеркало, вернул его. — Даже не верится.
— Обычное дело. Так вот… — врач выдохнул. — Если кожа не перестанет зудеть все-таки примите успокоительное, которое я вам выписал.
— Спасибо, доктор.
— Собственно, все. Вы свободны.
Пациент поблагодарил и направился к выходу. Врач посмотрел сосредоточенно вослед уходящему человеку взглядом, которым провожают в долгий путь, не надеясь на встречу.
Врач перевел глаза на пустующее кресло и…
***
Дик не считал себя везучим. Жизнь его шла размеренно, никуда не торопясь, по ровной дороге. Дику казалось, что он, не прилагая усилий, обходил стороной невзгоды, но и больших радостей на пути не встречал. Обычная жизнь. Будничная. Дни похожи один на другой.
Поэтому Дик не поверил своим глазам, увидев человека, бодро идущего по платформе. Человек был одет скромно, но аккуратно. Через плечо перекинута большая кожаная сумка. Волосы уложены бриолином просто, без новомодного кока. Солнцезащитные очки с большими зеркальными стеклами закрывали чуть ли не половину лица, но Дик узнал незнакомца. Это был Сэм Итон. «Невероятно, — мелькнула мысль, — что он здесь делает?»
— Простите, — решился Дик, когда Итон проходил мимо.
— Да? — Итон улыбнулся, остановившись.
Сомнения развеялись.
— Не дадите автограф?
— Конечно.
Дик быстро извлек из внутреннего кармана книгу в голубом переплете — первое, что попалось под руку.
— О! Я вижу, это произведение популярно? — Сэм открыл книгу на титульном листе и размашисто черкнул автограф.
— Не везде, и не у всех. Мне понравилось. А кто-то считает историю о великом учителе не стоящей внимания.
— Не слушайте тех людей. До свидания.
— До свидания, — проговорил Дик в спину уходящему Сэму.
Итон уже подошел к вагону и легко, будто играючи, прыгнул на ступеньку. Он исчез в тамбуре. Диком завладела мысль: «Не может быть, что этот человек есть Сэм Итон».
***
Врач перевел глаза на пустующее кресло и промолвил:
— Теперь можно, Сэм.
Сэм Итон вышел из-за белой ширмы, не торопясь и уверенно, точно на сцену, но ощущение пустоты, пустоты внутренней, будто его обокрали, отняли что-то дорогое, почему-то овладело им.
…
Антон закрыл книгу, положил ее на стол и подошел к окну. Вглядевшись в пейзаж, он не пожелал уходить отсюда.
Все залито солнцем, все купалось в золоте. Запущенный сад дышал теплом и уютом. Невысокий забор, отороченный вьюнами, редкие кусты цветов распустившихся и отцветших, невысокие деревья с крупными листьями, карликовые сирени — все настроило на нерабочий лад. Вместо того чтобы размышлять об иных цивилизациях и строить гипотезы или изобретать новые принципы поиска внеземных сигналов, Ефремову захотелось бесконечно созерцать умиротворение, быть погруженным в блаженное бездумье дня. Антом подумал о том, что природа прекрасна сама по себе, без человека. Не нужно было стороннего взгляда, который оценит окружающий мир. Природа полноценна и самодостаточна. И пускай у нее нет высоких целей, неясных стремлений и амбициозных планов, не размышляет она о смысле бытия, а не размышляет, возможно, потому, что она и есть смысл.
Антон заметил Нину. Она стояла к нему спину и рисовала. Нина держала планшетку в левой руке, правой набрасывала карандашом тонкие как паутина линии будущего рисунка. Она смотрела перед собой. Куда, Антон не ведал. Он заметил впереди только приоткрытую калитку, за которой начиналась тропинка, теряющаяся среди высокой травы.
Нина была в длиннополом платье. Шляпа полностью закрывала голову, и лишь иногда Ефремов замечал рыже-медовый локон, когда юная художница наклонялась над этюдом.
Антон взял книгу «Сказки Мерриберга». Он решил позавтракать и выйти к Нине.
На кухне Ефремов заметил непорядок, точнее, порядок. Неодушевленные вещи обычно стремятся к хаосу, увеличивая энтропию вселенной, но про кухню этого не скажешь. Когда он вчера выпил грейпфрутовый сок, то положил грязную посуду в раковину и благополучно забыл о ней. Теперь мойка пуста. Антон открыл шкаф и нашел ту самую чашку, из которой пил. Она оказалась чистой, даже почудилось, что гладкие бока ее стали еще глаже и чище, словно кто-то натер их содой. Возможно, Нина вымыла посуду, но это странно: девушка поднялась к себе, а затем решила вернуться и почувствовать себя хозяйкой.
Положив книгу на стол, Ефремов открыл холодильник и ничему не удивился, как и не удивился еще одному экземпляру сказок. Пакет грейпфрутового сока стоял на полке не распакованный. Антон закрыл холодильник. «Нет, страшно мне не стало, поджилки не затряслись», — вспомнил он устойчивое словосочетание. Это не удивило Ефремова. Но вот раздражение затеплилось в душе. Оно мерзким насекомым шевельнулось: ну, все, хватит уже. Волшебник, выйди вон. Игра в тайну, в ненужную загадку надоела. Звонить господину Аиру не имело смысла, не хотелось даже слушать, какое он придумает очередное оправдание.
Ефремов позавтракав, вышел на улицу. Он держал в руках книгу. Антон встал рядом с Ниной. Она бросила на него короткий взгляд и продолжила рисовать. Тонкие паутины этюда легко ложились на белый лист. Вот так и Анатолий Всеволодович набрасывает контуры своей истории, не говоря ничего ее участникам, не объясняя в чем смысл пьесы, которую режиссирует он.
— Вы взяли книгу? — удивившись, обратилась Нина. — Вы открыли мою комнату?
— Вовсе нет, — отрезал Антон. — Я нашел этот экземпляр сказок у себя на столе утром. Вечером его не было.
— Позвольте. Подержите, пожалуйста.
Нина передала планшетку и карандаш Ефремову, взяв книгу. Она открыла оглавление и с серьезным видом изучала его не менее минуты.
— Антон, вы меня обманули. Это мой экземпляр. Видите? В оглавлении? Я вчера перед сном прочитала притчу «Бабочка», а поскольку карандаша не оказалось под рукой, то я ногтем продавила бумагу.
Антон всмотрелся. Напротив слова «Бабочка» он заметил тонкую вмятину от ногтя, которая была похожа на черточку.
— Я ничего не понимаю.
— Это мой экземпляр. Чего тут не понять?
— Господин Аир играет с нами. Нина, предлагаю вам сходить к себе в комнату и проверить на месте ли ваши сказки.
Нина недоверчиво посмотрела на Антона, но все-таки ушла в дом вместе с книгой. Пока ее не было, он глянул на рисунок. На этюде изображена калитка. Она распахнута, но шире, чем в реальности, и в проеме виднеется тропинка, убегающая вдаль, туда, к полю и там, кажется, был мужской силуэт. Только не ясно, он двигался от поместья или приближался к нему.
Вернулась Нина быстро, неся в руках два экземпляра книги.
— Вот, — растерянно проговорила она, протягивая не известно для чего Ефремову «Сказки Мерриберга».
Она забрала у Антона карандаш и планшетку. Антон открыл по очереди обе книги. В обоих в оглавлениях напротив одного и того же названия остался след Нининого ногтя.
— Что будем делать? — спросила она.
— У меня есть деньги. Я бы уехал из Мерриберга. Прямо сейчас.
— Вам не хочется разгадать тайну?
— Тайна — это моя профессия. Я — астроном. Поиск сигналов внеземных цивилизаций. Так что, можно сказать, я немного устал от тайн и загадок.
Нина, задумавшись, перестала рисовать и произнесла:
— Кстати, слово «узбаши» имеет прямое отношение к Меррибергу. Его, Мерриберг, можно перевести как «веселая гора». На самом деле, эта местность и называлась когда-то давно Веселой Горой. Собственно, ее иногда так и называют. Я это в сети прочитала. Раньше эта территория не являлась Европой, а узбаши, правильно говорить: Юзбаши — фамилия основателя этого поселения. Здесь раньше существовала другая страна, забыла, как она называлась.
— Украина.
— Точно.
— Так что будем делать с господином Аиром?
— Я думаю, подожду еще день и уеду. Вечером. Но здесь так спокойно и уютно.
— Согласен. Я бы здесь остался, если бы не загадки, которые вот уже целые сутки мучают меня.
Антон всмотрелся вдаль.
Нина продолжила зарисовывать калитку, и в этот момент этюд волшебным образом ожил. Все то, что происходило на листе бумаги, стало явью. Ефремов понял, что это совпадение и ничего сверхъестественного, но сама игра случая придала окружающему миру мистический оттенок.
Вдали появился силуэт. Когда мужчина приблизился к поместью, можно было разглядеть его: стройный, подтянутый, гладкая здоровая кожа — явно следит за здоровьем. Одет гость был во все белое: рубашка, брюки, ботинки, плащ нараспашку. Одежда с иголочки. Открытое и красивое лицо незнакомца улыбнулось Нине и Антону. Через мгновение Ефремов узнал гостя. Это был японский писатель Акио Накамура.
— Здравствуйте, господа, — сказал Накамура. — Так вот, значит, где живут мои персонажи?
<p>
<a name="TOC_id20242453"></a></p>
<a name="TOC_id20242454"></a>Глава 11. Сергей, Алексей, Накамура
В малом зале библиотеки стояла духота, пропитанная запахом старых книг. Не смотря на то, что одно окно в зале приоткрыто, а входная дверь неплотно прилегала к косяку дышать трудно. По помещению ходил легкий сквозняк.
Правда, сквозняк особо не мешал Сергею Минскому работать, ибо работы не было. Сергей встал из-за стола, прошелся по пустому залу, если не считать еще двух человек, и остановился перед окном. Окно выходило в парк. Где-то в зелени терялся фонтан. Виднелась лишь его верхняя часть из белого мрамора. Минский машинально потянулся в ручке и приоткрыл еще одну створку, пуская свежий воздух. Сейчас он подумал о Нине. Она пару минут назад прислала сообщение о том, что скоро приедет и указал с каким поездом ее ждать.
Сергей вернулся к столу и сел. Он опять разложил листки в порядке, ведомом только ему, и переводил рассеянно взгляд с одного на другой. Нина занимала все его мысли, и мысли оказались просты: «Здоров, что можно ее увидеть, но она не делает шагов просто так». Она порой была порывиста, очень редко на нее находило, но, если даже и находило, на то были свои причины. Минский решил отвлечься, ведь, в конце концов, сегодня все разъяснится.
Собственные записи его особо не интересовали, поэтому он решил переключиться на недавний спор с коллегой, который сидел рядом по левую руку.