<p align="center">
Ярь-Явор</p>
<p>
</p>
<p>
Старик двигался с осторожностью фарфорового крабика. Долго устраивался на заднем сидении, кряхтел и ёрзал. Наконец успокоился, проскрипел милостиво:</p>
<p>
— Можно ехать.</p>
<p>
Водитель косился на пассажира с заученным почтением.</p>
<p>
— Давайте уточним маршрут.</p>
<p>
Толстый палец скользнул по сенсорной глади. Блеснул ноготь. Навигатор жизнерадостно булькнул, защебетал, высветил паутинку дорог.</p>
<p>
— Всё правильно, — в старческом голосе потрескивало нетерпение, — едем.</p>
<p>
Тонированная улица чуть дрогнула, поплыла в безоглядное прошлое. Пассажир вздохнул, обмяк — до поры, до времени от него больше ничего не зависело.</p>
<p>
Таксист к неудовольствию старика оказался словоохотливым парнем.</p>
<p>
— А я вас знаю... вы занимаетесь благотворительностью, — задумался на миг и выпалил, — в каком-то захолустье.</p>
<p>
Скудная осведомлённость водителя заставила пассажира досадливо поморщиться.</p>
<p>
— Громко сказано. Пару раз деньги зарыл на пустыре.</p>
<p>
— И как — взошли?! — развеселился шофёр.</p>
<p>
— Да.</p>
<p>
— Много?</p>
<p>
— Не счесть...</p>
<p>
Правильный ответ — ничтожно мало. Точный ответ неизвестен. Как считать? Цыплят, ясное дело, по осени... а когда считать деревья? За которыми в статистическом угаре не разглядеть леса. Уткнёшься носом в косматый бок — зверя не увидишь.</p>
<p>
Денежные "посевы" ещё и не проклюнулись, а уже встали стеной между благотворителем и самыми близкими старому чудику людьми. Разве не маразм — вбухивать многообещающие деньжищи в восстановление лесов? Не придурь — кормить малахольных романтиков, лелеющих саженцы, надеждами собственных внуков на безбедную жизнь?</p>
<p>
— Ты у своих отнимаешь. У своих! — разорялась благоверная.</p>
<p>
— Не у них, — отрезал уличённый в опустошении собственной кубышки маразматик.</p>
<p>
Вскипела и выплеснулась злоба в лицо притихшей "хранительницы очага":</p>
<p>
— Старшая под табуретку пешком ходила, когда я отжимал у людей, которые для тебя и не существовали! Дай-дай-дай! Где брал, хочешь узнать?!!</p>
<p>
Есть что вспомнить. Жизнь прожить — не поле перейти. Не только земляные комья плющились под каблуками. И на головы приходилось наступать... Ловко давил — самого не прищемили. Хотя пытались, конечно.</p>
<p>
Шелест виртуальных купюр, уплывших из шоколадного будущего потомков в туманную безнадёгу, наэлектризовал семейную атмосферу до взаимного отторжения. В жизни старого транжиры внешне почти ничего не изменилось. И до того близкие казались таковыми лишь благодаря отличной видеосвязи. Призраки глянцевого монитора, являющиеся во плоти по большим праздникам. Теперь праздничными стали дни, когда в динамиках звучали призрачные голоса.</p>
<p>
В одиночестве легче принимать решения. Возможно, ошибочные, странные, бессмысленные, какие угодно. И вот он решился выполнить давнишнее обещание.</p>
<p>
— На природу собрались, свежего воздуха глотнуть? — поинтересовался водитель, заинтригованный подсказками навигатора.</p>
<p>
Чуть не сорвалось с языка дикое откровение: подыхать собрался.</p>
<p>
— У меня важная деловая встреча, молодой человек.</p>
<p>
Таксист проникся впечатляющей деловой хваткой божьего одуванчика и умолк.</p>
<p>
Встреча с самим собой. Прощальная. Сколько не брось на откуп, а слово держи. Хоть раз в жизни сдержи. Без уточнений, дополнительных условий и ссылок на обстоятельства. Не опасаясь упрёков и кары. Только потому, что обещал. Вечность назад.</p>
<p>
Тогда никто ещё не трудился выговаривать его отчество. Новоиспечённый выпускник терпящего реформенные бедствия столичного вуза, дипломированный балбес звался Глебом. Изыскал в коммерческой суете продушину и вырвался на малую родину пропустить рюмку-другую на отцовском юбилее. Переночевал, а с рассветом, не желая биться за место в утлом автобусе, направился к железнодорожной станции пешком через лес. Всего-то напрямую километров восемь, по тропам, естественно, немного больше — отчего бы не прогуляться?</p>
<p>
Сначала Глеб спустился к роднику, неутомимо вливающему ледяную свежесть в застланное ряской озерцо. Ещё не растворился туман, а у источника уже толклись жаждущие первозданной чистоты "бутылконосы". Среди лиц неопределённой зрелости маялась юная особа с пластиковым бидоном. Незнакомая. Симпатичная брюнетка.</p>
<p>
— Не рановато ли вам, барышня, молодильную воду хлестать?</p>
<p>
Польщённая столь заковыристым вопросом красотка тотчас радостно выдала в ответ:</p>
<p>
— А она правда целебная?</p>
<p>
Да, к молодильным средствам барышне рано прикладываться. Ей школу бы ещё закончить, пожалуй.</p>
<p>
— Сомнительно, — рубанул правду-матку Глеб, — но могу подсказать верный рецепт от всех болезней.</p>
<p>
Таинственно понизил голос.</p>
<p>
— Есть такой местный обычай... старинный. Если человек болен, и даже родниковая вода не помогает, он должен пойти в лес, в самую дремучую глушь. Где нет людей. И там произнести заклинание. Очень громко. Выкрикнуть. "Лес, лес, возьми мою хворь!" И всё пройдёт.</p>
<p>
Глеб когда-то вычитал целительное заклинание в журнале из школьной библиотеки. Единственное нечто, задержавшееся в памяти, из россыпи незатейливых баек. И, вероятно, он был единственным на весь посёлок, а то и на район, аборигеном, помнящим такой "старинный местный обычай".</p>
<p>
— А вы на себе пробовали?</p>
<p>
— Да... Один раз. С тех пор и не болею.</p>
<p>
— Иди, иди, балабол! — прогавкала за спиной какая-то бдительная тётка. — Не морочь девочке голову.</p>
<p>
Глеб подмигнул зарумянившейся брюнетке и зашагал дальше.</p>
<p>
Он ведь даже и не соврал. Хвори спортивного мальчишку не настолько донимали, чтобы сплавлять их к лешему. Но кто неуязвим? Дрянная идея — тащиться на тренировку с больным горлом и температурой. На трассе Глеба скрутила жаркая слабость. Он постоял с минуту, навалившись на глубоко вонзившиеся в снег палки. Затем сошёл с лыжни и ковылял по сугробам, пока не упёрся в груду валежника. Кричать не мог, только едва слышно прохрипел: "Лес, лес, возьми мою хворь!"</p>
<p>
Ничего не произошло. Остудило жутью, затрясло. Домой незадачливый лыжник явился чуть ли не на бровях. Заснул, онемелый от вонзившейся в глотку боли, напичканный лекарствами, с компрессом на пылающем лбу. А поутру болезнь превратилась в неприятное воспоминание, в сон.</p>
<p>
С того дня Глеб сумел бы растолковать непосвящённым значение слова "самовнушение" толковее самого толкового из всех толковых словарей. Но никому о случившемся в январском лесу не рассказывал, даже полунамёками, опасался насмешек.</p>
<p>
Раздумья о странностях былого скомкали время пути в незаметные мгновения. Август уже насорил на опушке палой листвой. Тропа вела на подъём, в сумрачный бор на пологом холме. Глеб остановился, когда понял вдруг, что не слышит собственных шагов. Огляделся. Знакомый с детства замшелый ельник... нет, не тенистый — пронзённый светом до корней. Мертвенно прозрачный. Дорожку замело хвоей. Зелёной, блестящей, живой. В смолистых насыпях увязали звуки. Полинявшие до верхушек ели проецировались на сухой мох истощёнными тенями.</p>
<p>
"Что за мор? Короеды расплодились?"</p>
<p>
Глеб покачал головой в растерянности и зачем-то сказал вполголоса:</p>
<p>
— Лес, лес, отдай свою хворь!</p>
<p>
— А много ли ты унесёшь?</p>
<p>
Голос звучный, озорной.</p>
<p>
Человек шагнул из-за выворотня и неслышно приблизился к тропе.</p>
<p>
— Мы знакомы? — неприязненно спросил Глеб.</p>
<p>
— Не помнишь меня?</p>
<p>
Неизвестный выскользнул из муара теней в дымчатый светопад.</p>
<p>
— Ярик?!</p>
<p>
Одноклассник. Не друг, но достойный соперник на лыжне.</p>
<p>
— Давно тебя не было...</p>
<p>
— Кручусь, Ярь... Сам как?</p>
<p>
Ярослав улыбнулся, развёл руками. Дела у него, видать, шли вяловато. Зато рукопожатие болезненно удивило энергичностью. Ладонь шершавая, жёсткая... как расщеп сомкнулся.</p>
<p>
— И на сколько тебя хватит? — Ярь словно забыл разжать пальцы, напротив, хватка усилилась. — Всего тебя? На деревце?</p>
<p>
Глеб отпрянул, вырвал онемевшую руку.</p>
<p>
"Я ведь обознался?!"</p>
<p>
Ярика в классе дразнили верзилой... с чего вдруг он так ссохся? Ладно похудел, но врос?! Волосы пёстрые дыбом, изжелта-серые глаза, расширенные зрачки — светобоязнью незнакомец явно не страдал.</p>
<p>
— Да хоть и деревце, — с вызовом процедил Глеб, — мало?</p>
<p>
— Нет, — усмехнулся желтоглазый, — но слова — ничто.</p>
<p>
Вкрадчивая интонация плохо сочеталась с хищной усмешкой человека, откликнувшегося на прозвище Ярь.</p>
<p>
— И твои — ничто? — зло спросил Глеб.</p>
<p>
— Проверь, — улыбка, вдохновляющая на зуботычину, преобразилась в гримасу напряжённого внимания. — Я сдержу слово, и ты сдержишь.</p>
<p>
— Хорошо. Что ты предлагаешь?</p>
<p>
Глеб старался говорить спокойно. Хотелось побыстрее отделаться от чокнутого наркомана, и желательно без драки.</p>
<p>