В оформлении обложки использована фотография с бесплатного стока сайта
canva
.
com
, который является бесплатным сервисом для создания обложек.
Фантастика и фэнтези
Нафаня и Пидкасистый
“Стой!” лист вспорхнул и улетел, неуклюже коснувшись крылом подоконника.
“Сука, включи вторую скорость!” пацаны на улице опять ремонтируют свою тачку.
Написали на лобовом “Слабоумие и отвага”. Знают, черти, как сменить у соседей гнев на милость.
Эдик сметает с тротуара опавшие лепестки яблони. В небе каркают вороны.
Зачем-то снесли соседнюю пятиэтажку и теперь Нафане негде жить.
Он сидит на окне, болтая ногами, и смеется, когда солнечный луч щекочет ему нос.
– Принеси мне варенья! – говорит он.
– Ты чё, Карлсон? А я тебе не Малыш. Мне уже двадцать два и у меня завтра ГОСы, а ты вместо того, чтобы помочь, только мешаешь.
– Ты скушная.
– Сам ты скушный, – отмахиваюсь я, перелистывая страницу в учебнике. Пидкасистый1 нихрена не понимает в современной педагогике. – Я думала от домовых больше пользы, а ты только жрёшь и спишь. Барсик и то полезнее, чем ты.
– И какая же от него польза?
– Эстетическая, а ты – чудовище лохматое.
– А так?
Нафаня спрыгивает с подоконника, топот ног и бац! – на моём столе сидит, закинув ногу на ногу, невиданной красоты мужчина. Потревоженные листочки с конспектами медленно кружатся вокруг, опадая на пол.
– А Кларком Гейблом можешь? – спрашиваю я.
– Могу, – подмигивает он и вытягивается поперёк стола, подставив руку под голову. Самодовольные усики и бриолин по всему телу. Спасибо, что бельё хоть оставил.
– А… – откидываюсь назад и покачиваюсь на стуле, глядя в потолок. Колёса домкрата гремят по асфальту. В голову не идёт ничего, кроме Пидкасистого.
– Какие-то дурацкие у тебя сексуальные фантазии, – досадливо протягивает Нафаня и с лёгким хлопком исчезает. Что-то тёплое и пушистое касается моей щеки.
– Какие есть, – отзываюсь я.
Хочу собрать листочки, но по ним уже скачет Барсик, охотясь на муху.
Скрип тормозов, сигнал автомобиля. “Уберите свой хлам с дороги, достали!”
Перебираюсь на кровать и лежу, обнимая Пидкасистого. Похоже, это единственный мужчина, который окажется сегодня в моей постели.
Со скрипом открывается дверца шкафа и оттуда выползает моё фиолетовое шифоновое платье.
– Фу блин, Нафаня! Так ведь можно инфаркт заработать!
– Ничего, ты ж у нас кррремень!
Платье обретает формы, каких у меня отродясь не было, и начинает крутиться перед зеркалом.
– Позвони Рыбакову, – соблазнительным женским голосом выдаёт вдруг платье. – Он же тоже Пашка, тебе какая разница?
Не сразу понимаю его шутку, но, когда доходит, смеюсь в голос. Пидкасистый Павел Иванович. Ну-ну.
Переворачиваюсь на живот.
– Мне нравятся мужчины в возрасте.
– Тогда Петра Аркадьевича позови, – раздаётся у меня прямо в ухе, так что я от испуга едва не подскакиваю до потолка. – Вот тебе и вся проблема с ГОСами, поставит автоматом пятёрку. Ему много не…
Подушка летит в неугомонный серый комок, притулившийся на этот раз на книжной полке, но не достигнув цели, падает посреди комнаты прямо на Барсика.
Дикий вопль, шорох бумаги, и топот кошачьих лап затихает где-то на кухне.
Последним аккордом на кафельный пол приземляется эмалированная кастрюля.
– Слушай, чего ты вообще ко мне привязался? Поселился бы у Альфы Тимофеевны. Сердобольная старушка, обо всех заботится, наверняка нашёл бы о чём с ней поболтать.
– А я, мож, молоденьких люблю, – наглая ладошка ложится на мою ягодицу.
“Дун-гун-дак! Дун-гун-дааак!” надрывается за стеной соседский мальчишка.
– Ну, и дальше что?
Смешок. Ладошка движется выше, мягко поглаживая прямо через футболку. Перекатываюсь на спину, рядом никого нет, но чётко ощущаю, как рука касается моего живота, а потом и груди. Закатываю глаза.
– О, да, детка, давай! Ещё, ещё!
– Фу ты, – обиженно отзывается откуда-то издалека Нафаня. – Я к ней со всей душой…
– Ага, ловелас хренов, – вздыхаю и снова берусь за Пидкасистого.
– Злая ты, Юлька. Уйду от тебя.
– Эй, не уходи, иди лучше сюда, будем вместе про социальное пространство воспитательного процесса читать.
– А варенья принесёшь?
– Ну куда тебя девать? Принесу конечно.
Мы сидим почти в обнимку. Тихо шуршат страницы. За окном шумит каштан, переговариваясь о чём-то с липой.
“Ну а чё ты, отвёртку-то возьми да прикрути!”.
Мне двадцать два и у меня есть друг. И он – домовой.
За елкой… на Вудсток
Представьте, что у вас есть машина времени, и вы можете отправиться в любую эпоху, в любой год, в любую точку мира. Представили? И что бы вы выбрали? Я слышу, как вертятся колёсики в вашей голове. Дикий Запад, строительство пирамид или ДнепроГЭС… На самом деле это не важно. Наверняка, вы думаете сейчас о каких-нибудь дальних эпохах и странах, а вот я бы хотел вернуть вчерашний день, а именно двадцать шестое декабря две тысячи пятнадцатого года, часов эдак семь утра. Как раз за минуту до того, как мне позвонит Леха и бодреньким голосом сообщит, что ждёт меня у подъезда. Несколько секунд у меня уйдёт на обдумывание этой информации, а потом я отвечу ему "нет", перевернусь на другой бок и продолжу спать. Как минимум до обеда. Потому что каким сумасшедшим надо быть, чтобы тащиться в семь утра чёрт знает куда за какой-то дурацкой ёлкой. Нам что, десять лет, чтобы радоваться ёлке? Ну серьёзно, мне уже восемнадцать, и я учусь на первом курсе. Вернее, учился.
Ещё вчера я, в общем-то, неплохо представлял себе своё будущее. Закончу универ, буду писать крутые проги. Заработаю кучу денег, буду крут и знаменит как Цукерберг. А что теперь?
Нет, мне вообще-то грех жаловаться. Меня могло занести к динозаврам, или еще хуже, во времена каких-нибудь конкистадоров или монгольского нашествия, а я сижу себе у стойки в придорожной кафешке. Попиваю через трубочку кока-колу, смотрю по сторонам. Бордовые кожаные диваны, на столах красные и жёлтые бутылки с кетчупом и горчицей, хромированные салфетницы, в которых отражаются одни длинноволосые хиппи. Мне нравятся хиппи. Они считают себя свободными. Они говорят "занимайтесь любовью, а не войной", но кто их слышит? Как сказал недавно наш историк, война у людей в крови. Это человеческая природа, если хотите. Он говорит, что только люди убивают друг друга из-за того, что одни считают себя лучше других. Наверное, он прав.
Нас разделяют сорок лет. Вчера разделяли. А сегодня я в Америке.
Давно мечтал побывать в Америке. И вот узнал, что мечты сбываются. Эй, как это работает? Хочу миллион долларов! Прикладываю ладонь к уху и оглядываюсь по сторонам, не посыплются ли с потолка зелёные бумажки. Но нет, ничего такого. Только Боб Марли и солнечный свет, пробивающийся сквозь неплотно закрытые жалюзи.
Сейчас август, и с окрестных полей доносится запах зрелой пшеницы. На самом деле я понятия не имею, как пахнет зрелая пшеница, но мне кажется, что она пахнет именно так.
В общем-то мне несказанно повезло, я мог оказаться зимой восемьсот двенадцатого в России. Перемёрз бы нафиг вместе с французами. Говорят, зимы тогда были не то что сейчас, когда дождь идёт под Новый год. Даже я помню, что когда-то зимой снег хрустел под ногами.
Вообще говорят, раньше было лучше. Трава зеленее, деревья выше, а еда экологичнее. Не знаю, здесь, в шестидесятых, машины чадят, как старая дедова пятёрка. Хотя их меньше, гораздо меньше.
Ко мне подходит девушка. Миленькое личико сердечком, длинные светлые волосы, вязаная разноцветная повязка на голове и короткое платьице с бахромой по подолу.
"Привет!" говорит она и протягивает мне цветочек. Скольжу по ней взглядом. Правда тогда были свободные нравы? Раздумываю над тем, чтобы проверить, но влетает Леха.
– Я договорился! – кричит он почти от входа, привлекая к нам внимание. – Там одни чуваки согласились подкинуть нас до Вудстока2.
Вудсток. Конечно, куда ещё податься если ты оказался в Штатах в шестьдесят девятом? Леха не унимается с этой темой с прошлой субботы. Сдаётся мне, только благодаря ему мы оказались именно здесь. Все-таки хорошо, что он не увлёкся крестовыми походами.
– У нас денег нет, – лениво отвечаю я, притягивая к себе девушку. Она смеётся и даже не думает сопротивляться.
– Придумаем что-нибудь, – горит энтузиазмом Леха.
Его совсем не волнует, что мы, наверное, никогда больше не вернёмся домой. И тут я понимаю, что мы чертовски далеко от дома. Не просто за какие-то сотни километров, а за десятки лет. От дома. От маминого пирога с вишней, от папиного "ты здоровый мужик, бить ремнём тебя не солидно", от сноуборда, который мне подарили позавчера на день рождения.
Девушка теребит мои волосы и хихикает в ухо. Задумавшись, я даже не замечаю, что моя рука сползла ниже талии.
– Вечно ты что-нибудь придумываешь, – ворчу я. – То качели лизать в мороз, то за ёлкой ехать к какому-то подозрительному деду Егору…
– Я откуда знал, что он подозрительный, – оправдывается Леха и с завистью смотрит на девушку. – Батяня сказал, что у него ёлки по пятьсот рублей. Два с половиной метра и всего пятьсот рублей. Это же практически задаром.
– Ёлки по пятьсот и машина времени в кладовке…
– А нафига ты к нему в кладовку попёрся? – Леха облокачивается на стойку и нагло тянет руку к моему стакану с колой.
– Туалет искал, – огрызаюсь я. – Вот ты нафига за мной пошёл?
– Не знаю, – бурчит Леха.
– Любишь ты ручонками своими во всякие кнопки тыкать, – бормочу я, но не злюсь. Уже не злюсь. Вчера я едва ему не вмазал, когда мы оказались вдруг посреди парковки какого-то торгового центра, а кругом сплошные ретро-тачки, и когда до нас дошло, что мы не в музее и не на съёмках какого-нибудь фильма, а в самом настоящем прошлом.
Поворачиваюсь к девушке. "Поедешь с нами?" Не понимает по-русски, смеётся. Говорю ей: "Лондон из зе кэпитал оф грейт британ". Смеётся ещё больше, показывая ровные белые зубы. "Вудсток". Кивает. Спрыгиваю с высокого стула и тяну ею за собой к выходу. Она послушно идёт следом.
– Ты че, её с собой взять хочешь? – спрашивает Леха.
– Она не против, – говорю я, не оборачиваясь.
Выходим на улицу. Заходящее солнце отражается в стеклянных окнах придорожной забегаловки, заставляет жмуриться. Какой-то чувак в выцветшей бандане и потрёпанной кожаной куртке машет нам и кричит что-то по-английски. Леха кричит в ответ по-русски. Я понимаю, что банда байкеров, припарковавшаяся за углом, и есть наш сегодняшний транспорт. Напрягаюсь, притягиваю к себе девушку и дёргаю Леху за рукав футболки.
– Ты уверен?
– Ага, – засовывает руки в карманы и идёт прямо в рычащую движками толпу. Замечаю, что на нем старые стоптанные кеды.
– Где твои ботинки? – кричу ему вслед я.
Леха молчит, но я, в общем-то, знаю ответ. Моя куртка оплатила нам сегодня ночлег и завтрак. У нас остаётся совсем небольшой капитал – Лехин пуховик и мои перчатки. На мне кроссовки. Наконец не надо отвечать на вопросы, не холодно ли мне в них зимой.
Обнимаю девушку за плечо, показываю на себя, представляюсь: "Антон", показываю на Леху и говорю по слогам: "Ле-ха". "Жюли", хохочет девушка.
"Жю-ли", повторяю я.
– Купим акции "Эппл", – говорит мне вдруг Леха и мечтательно смотрит куда-то вдаль, – или нет, мы создадим свой персональный компьютер, или напишем первую операционную систему, опередим Джобса!
– Где мы возьмём деньги? – спрашиваю я. – Хиппи купили нам сегодня обед, думаешь, завтра они скинутся нам на виллу на Гавайях?
– Возьмём автограф у Элвиса Пресли, продадим и станем миллионерами. Он ведь жив ещё?
Пожимаю плечом, откуда я знаю?
– Да заработаем! – кричит Леха. – Откроем бюро по прогнозам и предсказаниям.
– Посадят за мошенничество, – бурчу я.
Подходим к байкерам. Блестит хром, пахнет выхлопом и кожей. Обветренные и заросшие щетиной лица в общем выглядят приветливо. Один из них показывает, что девушка сядет с ним, а я поеду с другим чуваком. Крепко держу Жюли и не спешу никуда садиться. Леха уже устроился за тем мужиком в бандане.
– Эй, ты чего завис?
Байкеры смеются, тот второй говорит что-то о том, что не украдёт мою подружку. Я ему верю, а вот девушке нет. Мы знакомы всего пять минут, а я что, ревную?
Прижимаю к себе Жюли. У её губ карамельный вкус. От неё пахнет солнцем и ещё почему-то морем.
Едем. Дорога вьётся между полей, мимо каких-то ферм с большими деревянными сараями, пасущимися коровами и овцами. Монотонные пейзажи и вписанный в круг символ хиппи на куртке у впереди сидящего вгоняют в транс. Ветер свистит в ушах и задувает под джинсы. Начинается дождь, колени и руки промокают мгновенно. Оборачиваюсь. Жюли дрожит и прячет лицо от ветра, а Леха наоборот раскинул руки и ловит ртом капли.
В воздухе пахнет мокрой землёй, травой и свободой.
Прибываем на место уже на рассвете. Прощаемся с байкерами словно старые-престарые друзья и идём втроём по грязи, мимо спящих тел, туда, откуда слышится музыка. Идти далеко, уставшие после ночной поездки, едва переставляем ноги. Дождь продолжает накрапывать, и серый рассвет зябко встаёт над огромным котлованом, сплошь усеянным людьми. Мы стоим у самого края. На другом краю сцена, где поют какие-то ребята. Я знаю мелодию, но не знаю названия. Леха подпевает, а потом кричит изо всех сил: "Эй, чувак, мы с тобой!" Мужик на сцене поднимает руку и машет нам. Мы стелим Лехин пуховик прямо на землю и садимся. Жюли кладёт голову мне на плечо и, кажется, засыпает. Я тоже закрываю глаза. Утреннюю тишину разрывает гитарное соло.
В этот момент я понимаю, что мне все равно, что там будет дальше. Мы есть здесь и сейчас. Дикие, юные и свободные. У нас целая уйма времени, и когда мир покатится ко всем чертям, мы уже будем старыми и, возможно, богатыми. Но это будет потом, а сейчас мы преодолели несколько тысяч километров и приехали на "Вудсток".
Похоже, мы сделали свой выбор.
***
Юля сняла наушники, поправила собранные в высокий хвост волосы и поёжилась. Хотя на ней были джинсы и тёплый свитер, ночь в штате Нью-Йорк все же выдалась ощутимо прохладной. Поднявшись с кресла, она посмотрела сквозь затемнённое стекло на два спящих силуэта и сказала вслух:
– Наконец кто-то выбрал современное время. Как же надоело спасать их всех от драконов и нацистов…
– Ты бы не увлекалась этим… Антоном, – высокий старик в брюках и вязаном пуловере вошёл в комнату и остановился у входа, скрестив на груди руки.
– У меня все под контролем, Егор Петрович, – улыбнулась Юля.
Испытания программы моделирования виртуальной реальности "Погружение 2.1.5" проходили успешно…
Küken
Солнце прячется за песчано-жёлтыми «сталинками», раскалённый летний день сменяет раскалённый летний вечер.
– Мама, скоро? – жалобно ноет в ухо дочка.
– Потерпи, Юлёк, метро уже близко, а там всего четыре станции, и мы дома. Уже скоро…
Кирилл пыхтит, тащит мою сумку и пакеты. Разве можно от тёщи уехать с пустыми руками?
“Получу премию и оформим кредит на машину”, – в который раз обещает он.
Юлька склоняет голову мне на плечо, сопит. Устала малышка. Я тоже. Беру её поудобнее, перекладывая вес с правой руки на левую.
Станция метро вырастает гранитной громадиной перед нами, и я уже предвкушаю, как… Звук, похожий на взрыв, прерывает мои мысли. Асфальт дрожит и выгибается под ногами. Я теряю равновесие, но Кирилл не даёт мне упасть. Выстрелы, крики… Люди вокруг, ещё не понимающие до конца, что происходит, бросаются врассыпную. Мы тоже бежим. Юлька прижимается ко мне, обняв изо всех сил ножками, и молчит, но я чувствую, что ей страшно.