— Да, гезат, — согласился я, потому что этот статус объяснял мое появление вдали от родных краев и владение дорогими доспехами и оружием.
— Едешь с гельветами воевать? — продолжил выспрашивать Таранис.
— С кем скажут, с тем и буду воевать, — опять дал я уклончивый ответ.
В предыдущую мою эпоху гельветы были союзниками кельтов в войнах с римлянами, даже били вместе последних, но от любви до ненависти путь короче, чем от стола до порога.
— Я слышал, в Бибракте вождь эдуев Дивитиак (Мститель) созывает воинов, чтобы вместе с римлянами дать отпор гельветам, — сообщил возница.
— Если возьмет меня в свое войско, примкну к нему, — сказал я и спросил в свою очередь: — А где сейчас римляне, не знаешь?
— Говорили, что их армия стоит возле Генавы, но, пока слухи до нас добираются, многое успевает измениться, — ответил он.
Генава — это будущая Женева. В предыдущую мою эпоху она уже была римским городом.
— Что ты знаешь о Дивитиаке? — поинтересовался я.
— Говорят, самый проницательный друид среди эдуев и мудрый их правитель. Он дружит с римлянами, позвал их на помощь. Боги сказали ему, что только вместе с римлянами эдуи одолеют гельветов. Его младший брат Думнорикс (Правитель подземного мира) командует армией эдуев, — рассказал Таранис.
Мне кажется, братьям-эдуям родители, как обычно, перепутали имена.
— А ты не эдуй? — полюбопытствовал я.
— Нет, мы — пиктоны! — с гордостью заявил он.
— Вас больше, чем эдуев? — продолжил я опрос.
— Меньше, но все равно мы сильнее! — похвастался возница.
— Вы в Бибракту едете? — задал я следующий вопрос.
— Нет, что ты! — воскликнул он. — Бибракта очень далеко. Мы едем в главный город нашего племени Пиктавий, везем туда соль. Большую часть отдадим вождю, как оброк, а остальное продадим.
На ночь остановились неподалеку от озера, которое плавно переходило в болото. У ближнего к нам берега глубины были метра три, а метров через пятьдесят вся поверхность была покрыта зелеными листьями-блинами кувшинок. Я прогулялся вдоль его берега, подстрелил и выпотрошил двух селезней. Обмазав обоих толстым слоем глины, положил в угли костра, на котором Таранис готовил в бронзовом котелке бобовую похлебку, и подкинул валежника, чтобы жара было больше. Пиктон наблюдал за мной с интересом. Такой вариант приготовления дичи был для него в диковинку. Когда обе глиняные «куклы» запеклись до твердости камня, выкатил обе из костра, дал остынуть, после чего кинжалом расколотил их сверху. Утиные перья прилипли к запекшейся глине, удаляясь вместе с ней и открывая мясо, тушеное в собственном соку. Оно парило, источая такой аппетитный аромат, что слюни потекли у всех, кто находился по соседству. Мы поделились с соседями, а они дали нам по куску копченого окорока. К наступлению темноты я стал полноправным членом пиктонского отряда.
Мой наметанный глаз сразу опередил, что впереди опасный участок. Узкая дорога проходила там между двумя холмами, поросшими густыми кустами и деревьями. Быстро не развернешься, удрать будет трудно. Если бы я был грабителем караванов, то именно здесь устроил бы засаду, перекрыв этот участок с двух сторон. На походе к нему дорога шла по большому лугу, так что у грабителей было бы время оценить наш потенциал и принять решение. Когда подъезжали к холмам, я почувствовал взгляд, враждебный, острый. Не стал говорить об этом Таранису, но с арбы спрыгнул, приготовил лук и пододвинул открытый колчан к ближнему борту, чтобы было легко вытягивать стрелы.
— Собираешься поохотиться? — спросил пиктон.
— Типа того, — уклончиво ответил я, потому что не хотелось выглядеть пугливым, потому что, если нападения не будет, на привале я стану объектом для подковырок.
Обоз медленно катил между холмами, а никто на нас не нападал. На обоих склонах беспечно щебетали птицы, что указывало на отсутствие там людей. Прошли, как по мне, самое удобное место для налета. Впереди стал виден выезд на следующий луг, такой же большой, как и предыдущий. И оба не используются. Может быть, из-за близости болот — генератора самых разных болезней.
Налет начался внезапно. Впереди из-за холма выехали десятка три всадников и понеслись рысью на наших охранников. Это тоже были кельты в кожаных доспехах и с длинными копьями. Отличались от наших охранников только тем, что плащи были у всех, причем самых разных цветов, но обязательно в клетку. Гикали они одни в один, как и те, что в предыдущую эпоху служили под моим командованием.
— Туроны! — испугано воскликнул Таранис и завертелся на сиденье, решая, что первое схватить — копье или щит?
Обоз сразу остановился. Возницы с передних арб похватали оружие и щиты и заспешили на помощь охранникам, скакавшим во главе обоза. Скакавшие в хвосте тоже рванули туда по обочине дороги.
Я остался на месте. Если это все нападающие, то с ними справятся и без меня, а если не все, то остальные должны ударить с тыла. Что и случилось. Во втором отряде было человек двадцать. Как догадываюсь, силенок у них было маловато, поэтому первый отвлекал внимание, оттягивал на себя охрану, а второй должен был легко захватить несколько арб с товаром и отступить с ними. Но что-то пошло не так. Точнее, на их пути оказался я.
Первая стрела завалила налетчика, скакавшего впереди. Он был без шлема. Длинные густые русые волосы были уложены в замысловатую прическу, из-за чего напоминали ореол, какой будут рисовать а иконах вокруг лика святого. Картинно раскинув руки, которыми держал копье и щит, налетчик завалился на круп своего коня, а потом — на землю. К тому времени по стреле получили еще два его соратника. Один сразу свалился с лошади, а другой начал разворачиваться и получил вторую стрелу в район поясницы. Следующий налетчик успел подставить щит. Стрела пробила его, но нанесла ли серьезную рану — не знаю, потому что вперед вырвались два других всадника и закрыли его. Я расстрелял их уже перед цепью возниц, выстроившихся поперек дороги и образовавших хиленькую стену щитов. К тому времени остальные нападавшие решили, что не так уж им и нужна добыча. Проехались, размялись — пора и честь знать!
Впереди тоже отбили атаку. Нападавшие еще вертелись на безопасном расстоянии перед нашими охранниками, усиленными отрядом возниц, но было понятно, что тянут время. Скоро они увидят, что второй отряд отступил, и последуют его примеру.
Не зная, какие обычаи у пиктонов насчет добычи, захваченной в бою, я решил не щелкать клювом, пошел собирать трофеи. Оба ближних налетчика были еще живы, но у обоих раны в живот. Чтобы не мучились долго, перерезал им сонные артерии. Алая кровь вырывалась толчками, быстро впитываясь в сухую светло-коричневую землю. Снял с них ремни с бронзовыми бляшками, у одного овальными, а у другого квадратными, и ножнами со спатой слева и ножом справа. Щиты их сложил стопкой и сверху кинул копья и ремни. Шлемы, куртки, штаны и сапоги меня не интересовали. А вот лошади — да. У обоих жеребцов расстегнул повод и привязал его к ветке деревца, росшего на склоне холма у дороги. Затем перешел к дальним неудачникам. Эти все были мертвы. У первого убитого мной налетчика снял с шеи гривну из электрона — сплава золота и серебра — и два бронзовых браслета с рук. Еще три браслета снял с остальных двух. Собрав щиты и оружие, погрузил на двух лошадей, а на третью, принадлежавшую командиру, сел сам.
Возницы все еще стояли перед обозом, хотя строй уже распался. Никто из них не подошел к убитым мной налетчикам. Видимо, делить между всеми добытое в бою не принято.
— Остальное ваше, — сказал я им.
— Тебе больше ничего не надо? — задал уточняющий вопрос Таранис.
— Нет, — ответил я. — Вся добыча с одного убитого твоя, а остальное пусть поделят между собой.
Повторять не пришлось. Бросив на землю щиты и копья, возницы кинулись шмонать жмуриков. Забрали все, вплоть до грязных портянок. Оказалось, что я недоглядел бронзовые сережки. Таранис забрал их себе, хотя и так получил больше всех.
Не обошлось без потерь и с нашей стороны: погибли два охранника и два возницы. Мне тут же предложили занять место одного из охранников, пообещав заплатить солью. Я согласился, хотя при тех деньгах, что у меня есть, и тех трофеях, что захватил сегодня, именно щепотки соли мне и не хватало для полного счастья. Мое место было в хвосте обоза вместе с двумя охранниками. Два других перешли в передовой отряд.
— А кто такие туроны? — спросил я Тараниса вечером на стоянке.
— Племя, которое живет севернее нас, за болотами. Они нападают на нас, мы — на них, — рассказал возница.
— Да, скучать друг другу вы не даете, — сделал я вывод.
Глава 2
Чтоб я сдох, если Пиктавий — это не будущий Пуатье! Не так уж и много в этих краях известковых плато, омываемых с севера и востока одной рекой и с запада другой, названия которых я забыл. На части этого плато и расположен сейчас город. В предыдущий мой визит сюда он был намного больше и защищен каменными стенами и башнями. Сейчас и то, и другое деревянное, и ниже. Зато три надвратные башни уже сложены из камня, плохо обработанного.
Обоз расположился на затоптанном лугу возле городских стен. На этом месте проводят ярмарки, одна из которых и началась через два дня после нашего прибытия. Съехались продавцы и покупатели со всей территории пиктонов и из прилегающих земель. Я оставил себе двух лошадей, а остальных и другие трофеи продал, заработав приличную сумму серебряных монет, отчеканенных в разных местах. Преобладали, конечно, римские, но были и кельтские, в том числе и эдуйские, на аверсе которых была стилизованная голова воина в шлеме, а на реверсе — странный конь с тоненькими ножками, из-за чего был похож на кузнечика. Часть выручки потратил на доспех для коня, заказав шанфрон (защиту головы) и пейтраль (защиту груди). Кельты славятся, как отменные кузнецы. Некоторые знают секрет изготовления булата. Само собой, конский доспех мне сделали из обычного железа, но хорошо прокованного и закаленного. Шорник сделал из тонкой шкуры внутренний слой, чтобы не натирали коню тело. Затем шорник изготовил под моим руководством седло, а кузнец — стремена и шпоры. Пока что всё это в диковинку. Почти все мужское население Пиктавии пришло посмотреть на седло со стременами.
Поскольку задерживаться надолго в этих местах не собирался, пока кузнец и шорник выполняли заказ, я начал искать караван, который отправится после ярмарки в сторону Бибракты, и наткнулся на римского купца. Точнее, это был потомок воина-галла, выслужившего гражданство и надел земли возле Массалии — сутулый мужчина с длинными носом и усами и печальными глазами. Я еще подумал, что покупали товар у него из жалости. Звали купца Кайден (с кельтского — Воин) Туллий. Видимо, папаша служил в легионе, которым командовал кто-то из патрицианского рода Туллиев, и был уверен, что сын пойдет по его стопам. Привез купец римские товары, в основном предметы роскоши: дорогие ткани, украшения, посуду, в том числе стеклянную. Как ни странно, покупателей на такой товар было много, хотя большая часть пиктонов жила довольно бедно.
Заодно он развеял мои последние надежды, проинформировав о ситуации в Римской республике:
— Консулами в этом году два плебея — Авл Габиний и Луций Кальпурний Пизон Цезонин. Проконсул обеих Галлий — Гай Юлий Цезарь.
Услышав последнее имя, я огорчился, поняв, что перемещение произошло, и обрадовался, будто встретил старого знакомого. По крайней мере, теперь я знал примерно, в каком историческом отрезке нахожусь, и помнил о Гае Юлии Цезаре главное — что он победит всех, кроме Брута.
— Проконсулу постоянно нужны воины. Если хочешь, нанимайся ко мне охранником. После ярмарки поеду домой через те земли, где сейчас его армия, — предложил Кайден Туллий, которому я представился, как галл из Иберии, который ищет, к кому бы поступить на службу.
Я, конечно, согласился. От безделья занялся изучением нравов и обычаев кельтов. Раньше имел дело с ушедшими из своего племени на службу в римскую армию, которые уже были романизированными и жен имели других национальностей, поэтому не глубоко вникал в их менталитет и традиции. Сейчас находился в, так сказать, естественной среде обитания, имел возможность наблюдать и уточнять непонятные моменты. Увиденное удивило меня. Был уверен, что классовое расслоение в кельтском обществе, конечно, есть, но не ожидал, что такое глубокое, почти не уступающее римскому. Наверху находилась военно-религиозная элита, которой принадлежала власть и большая часть земель. Несмотря на то, что друидом мог стать только имеющий необходимые способности (какие именно — чужакам знать не положено), главным священнослужителем всегда был человек из знатного рода. То есть черновую религиозную работу выполняли способные, а административную — знатные. На втором уровне находились воины, которые служили знати, были ее параситами или, на римский манер, клиентами. Приходил бедняк к вождю и предлагал свои услуги, обязуясь служить, не щадя живота. За это получал скот или доспехи и оружие на раскрутку, за которые, в придачу к службе, каждый год отдавал «проценты», а потом и «тело» ссуды. В итоге, если парасит не погибал в бою, вождь нехило наваривался на нем. Выживший воин тоже не жаловался, потому что становился богаче, чем был, и приобретал более высокий статус, освобождающий, к тому же, от всяких поборов, которыми облагались все остальные. На третьем уровне были свободные землевладельцы не из знатных родов, купцы и богатые ремесленники, в первую очередь кузнецы. Этих стригли, но в щадящем режиме. На следующем находились крестьяне и наемные рабочие, с которыми обходились даже хуже, чем римляне со своими. Хотя беднота тоже называла себя кельтами, по большей части были представителями покоренных народов. Я заметил, что иногда с рабами обращались лучше, чем со свободными крестьянами. Видимо, исходили из принципа «Кто не воин, тот не достоин уважения», хотя крестьяне постоянно привлекались в ополчение. Так что принципы будущего феодального общества, которое ярче всего расцветет именно на занимаемых кельтами землях, уже имелись в полном объеме. Видимо, феодализм — это не общественно-экономическая формация, а образ жизни кельтов, который переймут соседи.
Второй яркой чертой была тяга кельтов к поединкам. Рыцарские турниры появятся в этих местах не на пустом месте. При врожденной тяге кельтов к скандалам, разборкам, бои происходили постоянно. Само собой, ни одна попойка не проходила без определения, кто сильнее. Между друзьями-приятелями выяснение отношений происходило на дрынах или деревянных мечах, но иногда сражались и по-настоящему, со смертельным исходом.
Еще одним совпадением с рыцарским обществом была традиция у знати отдавать своих детей в подростковом возрасте на воспитание в чужие семьи. Девочек до достижения четырнадцати лет, после чего быстро выпихивали замуж, а мальчиков — до семнадцати. Только в этом возраста сын получал от того, у кого жил и учился военной премудрости, щит, копье и спату, и с этого дня имел право прийти вместе с отцом на площадь, где проходило вече, или на религиозный праздник
Красноречие у кельтов считается вторым по важности талантом после воинского искусства. Бахвалиться могут долго и с упоением. Поливать грязью врагов тоже. Писать, читать и считать, кроме друидов, умеет мало кто, в основном купцы, торгующие с римлянами. Для записей обычно используют латынь и римские цифры. При этом собственная архаичная письменность у кельтов есть. Буквы представляют собой вертикальную черту, на одной или обеих сторонах которой добавлены горизонтальные или косые черточки. Пользуются ей редко, потому что знания передаются в устной форме, в виде незамысловатых тонических стихов. У друидов обучение может продолжаться лет двадцать, пока ученик не запомнит все, что обязан знать. Кстати, календарь у кельтов лунный, сутки начинаются в полночь. Поэты в большом почете, путешествуют без опаски, потому что обычные люди боятся нападать на них, иначе будут наказаны богами. Главный поэт племени назывался аллав. Его свита могла состоять из двадцати четырех человек, и каждый, у кого они соизволят остановиться, сочтет за честь накормить, напоить и уложить спать эту ораву халявщиков.