— Значит, меня вы приглашаете в качестве возбудителя энергии?
— Да, вас и вот Воскобойникова. Обоим вам терять нечего. Поедемте со мною, ни о чем не спрашивая. Сами все увидите на месте. Не понравится — силой держать не станем. Обратный проезд гарантирован.
— А не боитесь, что мы разболтаем вашу тайну?
— Ну, от этого никогда не убережешься. Да я убежден, что вы и не захотите вернуться. Решайте сразу!
Коваль молча протянул руку Иванову. Согласия Воскобойникова как будто и не спрашивали, и это обижало его.
— А как же моя жена, ребенок?..
— С собою возьмите. У нас она отдохнет, поправится. Через неделю Иванов, Воскобойников с семьею, Сашка Коваль и мрачный слуга выехали за границу.
Глава VI
В страну счастья!
Путешествие до австралийского порта Аделаиды не представляло ничего интересного.
В Гамбурге и Ливерпуле присоединились два семейства.
Сначала веселый, добродушный немец Юстус Шварц, любящий поговорить о Бебеле, о социализме и синдикализме за кружкой пива. Жена у него — белая, полная хохотушка. Два крикливых мальчишки.
В Англии подсел пожилой ирландец с взрослым сыном и красавицей-дочкой, едва перешедшей границу детства.
Ирландцы были сумрачны, озлобленны, при споре легко возбуждались. Того и гляди возьмутся за ножи.
Коваль спросил Иванова с усмешкой:
— Зачем вы берете таких?
— Ничего, обойдутся. Это у них национальное. Исторически угнетенный, обиженный народ.
— Злые трусы! Арендаторов били из-за угла. No rent![2] А лордов боялись. А перед взводом солдат бежит тысячная толпа. Ах, эта толпа — гнусное, трусливое чудовище, жестокое со слабыми и беззащитными! Разорвут на куски какого-нибудь несчастного, а десяток штыков вызывает панику. Найдется сильный человек, бегут за ним, как стадо баранов, а потом его же предадут.
— Вы сами излишне озлоблены.
— Зато хоть не трус.
Иванов часто приглядывался к Ковалю. Энергия, сила, ум этого человека невольно привлекали к нему, но что значат эти внезапные вспышки, огневой блеск глаз, хищное выражение?
Хорошо ли делает Иванов, что везет его в колонию?..
В Аделаиде путешественников ожидал пароход «Утопия».
— Ну, теперь мы почти дома, — весело сказал Иванов, — это судно принадлежит колонии и свезет нас, куда нужно.
Но от дальнейших объяснений отказался.
— Увидите, сами увидите!
Бухта южно-полярного материка почти не изменилась с тех пор, как с лишком два года тому назад к угрюмым берегам пристала «Утопия» вместе с двумя грузовиками, высадила рабочих и сдала огромное количество ящиков, тюков и машинных частей.
Теперь на черных скалах не видно было даже навеса и белого переносного домика.
Иванов заранее предупредил новых колонистов, чтобы они не брали с собой багажа — все в изобилии найдется на месте.
Время соответствовало нашему лету и погода стояла теплая. Но камни, набросанные повсюду в беспорядке еще в первые века мироздания, делали дорогу крайне утомительной, и детей пришлось нести на руках.
Наконец добрались до отвесной ледяной стены.
Шесть матросов с «Утопии» опустили на землю носилки, которые несли по двое. Развязали тюки и вынули легкую меховую одежду. Костюмы были сшиты наподобие эскимосских.
Иванов приказал всем одеться, а сам, между тем, собирал какой-то диковинный аппарат. От большого ящика, стоявшего на носилках, шли два провода к длинному ножу с ручкой.
— Пускай! — скомандовал химик.
Раздалось характерное жужжанье электрического тока и нож накалился добела. Иванов подошел к ледяной стене и начал проводить по ней ножом, намечая четырехугольник. Нож входил в лед, как в масло. Кусок за куском матросы вынимали ледяные глыбы.
Обрадовался проход. Иванов засветил электрический фонарь. В глубине обозначилась железная дверь. Особым ключом она была отперта.
— Пожалуйте, господа, милости просим!
Коваль смело шагнул вперед. Женщины, видимо, робели и к ним жались дети.
За дверью оказался туннель, устланный деревянными досками.
Когда все вошли, двери вновь захлопнулись.
— Матросы, — пояснил Иванов, — сейчас закладывают вход льдинами и через несколько часов они так смерзнутся, что не знающий секрета ничего не увидит, кроме сплошного льда.
Колонисты переглянулись. Невольно их охватило чувство людей, захлопнутых в ловушке. Шли молча.
Никто не мог сказать, сколько длилось путешествие подо льдом. Начался подъем. Деревянный пол шел здесь ступеньками. Показалась новая дверь, замыкающая другой конец туннеля. Иванов, найдя ручку рычага, повернул ее.
— Теперь придется подождать с полчаса!
Действительно, вскоре послышался лязг железа и дверь распахнулась. Яркое солнце ослепило глаза, отвыкнувшие от света.
— Погодите, наденьте сначала консервы.
В сумке химика оказался целый запас очков.
Наконец, вышли на свежий воздух. Неожиданный пейзаж развернулся перед колонистами. Они стояли на широком плоскогорье, сплошь покрытом ослепительной пеленой снега.
Четверо, одетые в меха, возились около пары механических саней, на передней части которых помещались пропеллеры, одетые сетчатыми кожухами.
— Аэросани! — ответил Иванов на вопросительный взгляд Коваля. — Сто верст в час!
Колонисты уселись, электрические двигатели были пущены в ход и сани помчались почти беззвучно на юг. Только легкий свист и гул свидетельствовали об энергичной работе машин. Особые щиты охраняли пассажиров от бешеных волн стремительно разрезываемого воздуха.
Расстилавшаяся кругом равнина была до того однообразна, что о быстроте движения можно было судить лишь по черным скалам, изредка выдвигавшимся из-под снега. Местами же сани казались для пассажиров неподвижными.
Через два часа сделали первую остановку у домика, построенного из дерева и металла, но сверху закрытого обледеневшим снегом. Здесь все наскоро закусили. В аэросанях переменили ящики с аккумуляторами и помчались дальше.
Становилось все холоднее, приходилось отогреваться на этапных пунктах. Женщинами явно овладел страх и уныние. Мрачно, исподлобья смотрели угрюмые ирландцы: Патрик-отец и Патрик-сын. Только молодая ирландка Эльза не теряла обычной веселости и радовалась всему, как ребенок. Дети на морозе почти все время спали.
Иванов старался всех ободрить. Громко хвалил новые усовершенствованные аккумуляторы, поставленные в его отсутствие и развивавшие скорость до 125 верст в час. Убеждал потерпеть, так как путешествие продлится не более восьми часов с остановками. В радужных красках изображал то, что ожидает колонистов по прибытии на место.
После пяти часов путешествия колонисты увидели высокий подъем, на который, конечно, не могли бы взлететь сани.
Внизу горы оказался вход и все с удовольствием вошли в сравнительно теплое, ярко освещенное помещение.
Разместились в вагоне элеватора и быстро поднялись вверх. Здесь перед глазами открылся длинный коридор с двумя парами рельс. На одном пути стоял большой комфортабельный вагон.
Иванов предложил зайти на станцию переодеться. Действительно, в меховых одеждах становилось жарко.
— Вот мы опять похожи на людей! — радостно восклицали женщины.
Вагон помчал их с бешеной быстротой в неведомую даль.
Глава VII
Оранжерея для людей
— Как это странно! — сказала жена Воскобойникова, пугливо озираясь кругом. — Всего час тому назад мы мерзли от этого ужасного холода. У меня дыхание захватывало. А теперь… Право, мне становится жарко даже в этом легком пальто.
— Да, к сожалению, нам не удалось понизить температуру в туннеле, — отозвался Иванов. — Здесь воздух нагревается до 35° по Цельсию. Было бы еще жарче без электрических вентиляторов, но нагревание слишком сильно…
— Какой же это источник тепла дает такую температуру? — быстро и резко спросил Коваль.
Иванов усмехнулся.
— Все узнаете там. Вы не беспокойтесь, — обратился он вновь к женщинам. — В колонии гораздо прохладнее. Прекрасный, теплый воздух, богатый кислородом и совершенно обезвреженный.
Вагон электрической железной дороги выскочил из туннеля. Лампочки погасли, и колонисты с удовольствием приветствовали яркий дневной свет, ворвавшийся в окна вагона, остановившегося неподвижно.
Все поспешили выйти и очутились в галерее со стеклянной крышей и одной стеклянной стеной. Другая примыкала к обширному каменному дому.
Сквозь окна виднелся сад из деревьев и кустарников, растущих лишь в теплом климате.
— Вот мы и дома! — ободряюще крикнул Иванов. — Теперь должен вас предупредить об ожидающей нас всех — и меня в том числе, — большой неприятности. Не пугайтесь! Дело касается только испытания вашего терпения. Мы должны выдержать двухнедельный карантин. Таков закон для всех прибывающих! Теперь я попрошу мужчин войти в эти двери, а женщин в те, рядом.
Колонисты разделились на две партии и исчезли в дверях зданий.
Мужчинами предводительствовал Иванов, по приглашению которого все разделись донага и прошли в следующую комнату.
— Попарим телеса грешные! — забасил по-дьяконски Коваль.
Колонисты, действительно, попали в обширную баню с бассейном, ваннами, душами. Все были рады омыться после долгого путешествия. Только Воскобойников, глядя на атлетическую фигуру Коваля, словно отлитую из бронзы, стеснялся своего тела, бледного, худого, лишенного мускулов и жира.
Что-то похожее на зависть и вместе на ревность вкралось в его душу. Раздражала эта беззаботная, слегка ухарская манера держаться, эта подчеркнутая в каждом движении мускульная сила. Вспомнилось, как Коваль вел его жену по каменистой дороге, поддерживал, и она, такая слабенькая, жалась к могучей фигуре своего спутника.
После тщательного мытья и каких-то особых ароматических ванн, Иванов повел всех дальше.
Колонисты подверглись осмотру двух врачей, которые, тщательно выслушивали, выстукивали и ощупывали. Делали измерения, применяли особые самопишущие приборы для определения работы сердца, расширения грудной клетки при дыхании. Измеряли работу мускулов, нервную восприимчивость. У каждого взяли нечто для анализа.
Усердней, чем с другими, занялись врачи с Воскобойниковым.
— Что у него? — забеспокоился Иванов.
— Никакой формальной болезни и благоприятная почва дли всех заболеваний. Мы называем таких субъектов — одержимыми 365-ю болезнями. Здоров, но всегда недомогает. Общая неврастения. Плохое питание тканей. Да и попросту, субъект, видимо, долгое время голодал. Ну, да ничего — подправим!
И опять больно кольнуло Воскобойникова сознание своего убожества, и показалось, что Коваль смотрит презрительно, и под усами в углах рта дрожит презрительная усмешка.
Колонистов одного за другим заставляли становиться на скамейку со стеклянными ножками и прикрепляли к ногам и голове металлические приборы с электрическими проводами.
Во время этой процедуры Воскобойников ровно ничего не испытал, но, сойдя со скамьи, почувствовал во всем теле необыкновенную свежесть и бодрость.
— Электрическая дезинфекция! — пояснил Иванов. — Знаете ли, какой силы ток сквозь вас пропущен? 5.000 вольт.
— Как же я остался жив?
— Это наш маленький секрет. Впрочем, токи столь высокого напряжения совершенно безопасны при умелом обращении. Понизьте напряжение — верная смерть. Теперь в вашем теле, по крайней мере, на всей вашей коже убиты микробы, и вы чисты, как искупавшийся в библейской Силоамской купели.
Наконец, позволили одеться.
Костюм состоял из куртки, наподобие австрийской, широких штанов, стянутых у колен, и мягких сандалий на босу ногу.
— Первый раз в жизни оделся в шелк!
Коваль с хохотом осматривал сам себя и выкинул несколько антраша.
— Пойдем к дамам!
Колонистки, прошедшие тот же искус, как мужчины, оказались одетыми совершенно одинаково. Мужской костюм и голые от колен ноги, видимо, стесняли их, особенно полную немку. Но муж ее, Юстус Шварц, глубокомысленно одобрил:
— Женщина такое же существо, как мужчина. Не должно быть никаких различий.
Карантинное помещение оказалось довольно обширным и состояло из поместительного дома со всевозможными удобствами и садом, в котором свободно можно было прогуливаться. Все это было накрыто огромной крышей из стекла и железа.
В первый же день, после обильного и разнообразного обеда, Иванов собрал новых колонистов и сказал им речь: — Друзья, вы достигли цели, к которой стремились. Через две недели все вы станете свободными, равноправными членами нашей колонии, названной нами «Полярной империей». Это, конечно, не значит, что у нас есть император, единый владыка. Мы здесь все равны: нет ни сословий, ни классов, ни привилегий. Женщина вполне сравнена в правах с мужчиной. «Империя» имеет здесь тот смысл, что мы владычествуем не над людьми, а над природой. Знаете ли, где мы находимся в настоящее время? На самом южном полюсе. Мы победили величайшие затруднения, мы совершили невозможное. Мы нашли неиссякаемый источник тепла и механической энергии. Земля, покрытая тысячелетия не тающими льдами, согрелась от жара снизу и сбросила покров смерти. Сверху мы накрыли этот участок земли, на котором находится и конец земной оси, колоссальным стеклянным колпаком. Это ряд сводов из железа и стекла. Как видите, среди полярной стужи мы пользуемся теплым, чистым воздухом, ходим в костюмах, пригодных для жаркого климата. Мы живем в домах легкой постройки. Нас окружают прекрасные растения, собранные со всего мира, и благоухающие цветники. В «Полярной империи» почти неизвестны болезни. Труд человека сведен до minimum’a, повсюду он заменен машинами, самыми разнообразными, действующими почти автоматически.
— Но обязательный труд для колонистов все-таки существует? — прервал своим резким голосом Коваль.
— Я не совсем понимаю вопрос: обязательства никакого нет, но вполне естественно, что каждый охотно принимает участие в работах, тем более что ведь он трудится для пользы общей, а, следовательно, и для себя. Наконец, кому охота сидеть целый день, сложа руки? Труд, легкий, по собственному выбору, интересный — не обязательство, а наслаждение. Хотите, занимайтесь садоводством, огородом, разведением животных. Хотите, принимайте участие в технических сооружениях, в работах на механических и других заводах, в горных работах, в научных изысканиях, наконец. Каждый — господин своего положения, своего труда. Что еще прибавить к этому? Мы избавлены от болезни и до сих пор в нашей среде не было преступлений. У нас нет личной собственности. Вот почему у нас нет ни больниц, ни тюрем, ни писанных законов. Религия — дело совести каждого. Отношения между двумя полами совершенно свободны. Дети воспитываются в особых общественных учреждениях. Разные потребности жизни колонии вы узнаете сами. Как видите, мы достигли возможного на земле совершенства в человеческом общежитии и, если «Полярную империю» нельзя назвать раем…
— То ее можно назвать оранжереей для людей, — заключил Коваль и добродушно рассмеялся.
Но под этой шуткой вечно подозрительному Воскобойникову почудилась злая ирония…
Глава VIII
Эвелина Шефферс
В один из дней карантинного сидения Коваль прошел к Иванову, который работал в химической лаборатории карантинного здания.
— Мне хотелось бы, господин Иванов, поговорить с вами серьезно.
— Сделайте одолжение.
— То, что вы рассказали всем, меня весьма мало удовлетворяет.
— Спрашивайте. Я буду отвечать.
— Вот два главных вопроса. Во-первых, о каком неиссякаемом источнике тепла и механической энергии вы несколько раз поминали? Во-вторых, на чьи средства и с какими, действительно, целями сооружена эта стеклянная клетка на полюсе?