Четыре берега Трибрежного моря - Кальт Остен


Остен Кальт

Четыре берега Трибрежного моря

© Остен Кальт, 2021

Обращение к читателю

Эта Книга объединила разрозненные рассказы, истории и даже некоторые невысказанные мысли участников нижеописанных событий.

Свидетелем некоторых из этих событий был, является или непременно окажется и сам Автор. Вполне возможно, что и некоторые из читателей были или будут вовлечены в эти истории.

С уважением к открывшему эту Книгу, Остен Кальт

Действующие лица

Лунгвайт Третий (Большой Белый Дракон, для друзей – Лунг, или ББД).

Брайяр (Ее Высочество Принцесса Брайяр).

Его Величество Магнус Третий Миролюбивый (для друзей – Магнус, для Брайяр – Папа).

Вивиан (Фея Кристал-Лохка, Блэк-Свомпа… и не только).

Эль и Пыль (Двойняшки).

Нейт (близкая подружка Эли и Пыли).

Йо Нельгда Найт-Нюи-Ночь (для супруга – Йо, для друзей – Нельгда).

Гуннбьйорн Ульфсон Третий (для друзей – Гунн).

Сэр Томас ле Диспенсер Первый (друзья отсутствуют).

Сэр Лонселот Кристал – Лохкский и Блэк – Свомпский (для друзей – Лонс).

Сэр Рыцарь «Красного Кровавого Рассвета», Барон Рэд Рэдклиф (для друзей – «Красный», или Рэд, что одно и то же).

Рибхукшан Плодородный (для друзей – Риб. Иногда любит себя называть Абсолютно Добровольно Подданным Ее Величества Феи Вивиан).

И конечно же:

«Как же Он Мил», или просто «ОН МИЛ», или (еще проще)«Мил».

«Шкура» (которая вовсе не шкура).

Поньйи (не путать с Пони) и другие не менее важные герои данного повествования (люди и существа, ошибочно называемые некоторыми из нас «Волшебными созданиями»).

Начнем?

Начнем!

– Если вы хотите взлететь, то представьте, что только-только проснулись и потянулись, потянулись, потяну-у-у-улись!

Ручки! Ручки т-я-я-янем… Та-а-а-а-к… Так, как вы потягиваетесь по утрам – сладко и счастливо!

…Нет! Неправильно! Вы что, никогда не потягивались по утрам?

Еще раз – СЛАДКО И СЧАСТЛИВО!!!

Ну, вот! Вот же! Молодцы!

Он захлопал в ладоши.

– А теперь все тоже самое, но без рук. Без рук, я сказал! Повнимательней, детки.

Он строго оглядел класс и продолжил:

– Без рук, но с теми же ощущениями!

И-и-и-и… потихонечку отрываемся от пола!

Браво! Умнички! Всем ставлю «отлично»!

(на уроке начальной школы «Основы полета, левитации и их контроль»).

Глава 1

Двумя резкими порывами ветерок пронесся над гладью воды, покрыв ее мелкой сверкающей рябью. Потом превратил и без того мельчайшие брызги, висящие над водопадом, в пыль.

В этой водяной пыли солнце мгновенно перекинуло радужный мост из ниоткуда в никуда. Видимо, ветерку этого показалось мало, и он хулигански закрутил водяной туман в пару небольших смерчиков. Солнце поддержало эту игру, и горбатых радужно-разноцветных мостиков стало несколько.

Затем ветерок, удовлетворившись картинкой, рванулся ввысь, пробил насквозь и оторвал от тяжело падающего, грозного потока воды несколько клочков пены.

Чуть позже (уже далеко вверху) он прошел сквозь поток воды еще раз, перелетел через почти замершую в тщетной попытке не сорваться, но уже тысячи лет безысходно-восторженно падающую в бездну водяную верхушку.

Верхушку исполинского водопада, похожую на темную спину бесконечно медленно ныряющего кита.

И, наконец, две пары Крыльев поймали «горизонт» и уже только Синим и Зеленым, искрящимися отражениями, в чистом зеркале «Трибрежного Моря» полетели над водой.

Две пары сильных, не знающих усталости Крыльев, несли Эль и Пыль к Третьему берегу.

Берегов было действительно только три. По большому счету, у морей только один берег, однако его условно делят по сторонам света – Северный, Южный, Восточный, Западный, но не в нашем случае.

В нашем случае названия берегов «Трибрежного Моря» были связаны с именами народов, их населяющих. Обитатели берега, к которым относились Эль и Пыль, предпочитали в повседневной жизни называть их «первый», «второй» и «третий». Два из них были «строго не рекомендованы» для посещений без сопровождения взрослых. А вот третий был родным.

Четвертый берег (как вы уже наверняка догадались) скрывался за водопадом и был далеко внизу. Видимо, поэтому назвавший это чудо «Трибрежным Морем» пренебрег четвертым берегом, представляющим собой узкий, пусть при этом и очень длинный клочок каменистой суши, на которой никто постоянно не жил. Однако и он имел свое название – «Предел». При всем этом «Предел» был едва ли не самым интересным местом здешнего мира и был не совсем так чтобы берегом… Вернее, он был именно пределом. Пределом, за которым существовал настоящий четвертый берег. Берег огромного внешнего мира, где и будут разворачиваться пусть и не основные, но немаловажные события нашей истории.

Начало Родного берега наших героев(того, который назывался третьим) представляло из себя полосу холмистых дюн тончайшего, ослепительно-белого песка.

Ах, эта граница между водой и сушей!.. Граница между спокойствием и вечным движением. Граница изменчивая и постоянная. Тонкая черта. Черта между водой и песком. Песком, что так чудно пел под легким ветерком и обидчиво-сварливо (словно снег) скрипел под босыми ступнями.

Граница между песком и водой. Водой, которая настойчиво, но безуспешно стремилась нарушить эту границу.

А дальше… Дальше границу дюн резко очерчивала зеленая полоса маленьких, кривеньких, едва доходивших до колена длинноиглых сосен, щедро усыпанных мелкими смолистыми шишками. Из этих шишек мама Эли и Пыли варила прекрасное, хрустящее песчинками на зубах, варенье. Сосенки увеличивались в размере по мере удаления от берега и в конце концов превращались в великолепный сосновый лес, который уже тянулся до самой подошвы Гор.

Гор, что заслоняли горизонт от края до края – насколько хватало глаз…

Выйдя из моря и отпустив руку своей сестренки-двойняшки, Эль села и уперлась щеками в коленки, крепко обхватив лодыжки руками. Скосив глаза к переносице, она смотрела на капельки, стекающие с прядей темных волос и падающие между ног на белый песок.

Капли падали все реже и реже. Они пробивали маленькие темные кратеры и ущелья, которые на глазах светлели. Испарившись окончательно, вода оставляла после себя причудливый узор на ровной поверхности песка.

Пыль устроилась рядом с сестренкой.

Шлепнувшись спиной на горячий песок, она застонала, едва вынося его нестерпимый жар, но не двинулась с места, а, продолжая постанывать, медленно раскинула руки и ноги в стороны. Своими крыльями девочка соорудила подобие зонтика над головой.

– О-о-о-о! Это прекрасно! Я сейчас заурчу!

– Скорее зашкварчишь и изжаришься.

– Только подрумянюсь до аппетитной корочки. У моих многочисленных поклонников слюнки потекут!

Эль подняла глаза на сестру, прищурилась и проворчала:

– Ну да, ты ж у нас красотка. Хитрюга, конфигурируйтся до конца. Крылья-то убери.

– Эль, прекрати занудствовать! Солнце в глаза бьет. Да и… Нет ведь никого! Сама-то сидишь голопопая. Прикройся – не маленькая, чай, – деланно равнодушно, но не без издевки возразила Пыль.

Эль вскочила на ноги, откинула волосы за спину, похлопала себя по попе, отряхнув прилипшие песчинки, и с вызовом посмотрела на сестру.

– Я не голопопа! Я нага! И я прекрасна в человеческом обличье!

– Ты? – усмехнулась Пыль. – Нет, крошка моя! В человеческом обличье ты просто голопопая!

Эль встала «в позу», подняла лицо к небу, приложила ладонь ко лбу, сделала отрешенное лицо и… театрально, нараспев «заблажила:

Голопопая – голописяя,
Голоспинная – голосисяя.
Голоногая – голопятая.
Очень стройная – ненажратая…

Пыль «хрюкнула», потом чихнула и, наконец, расхохоталась в голос:

– Ой! Держите меня… Умру… – «ненажратая»!

Эль надула губы:

– Стихи прекрасные! Ну…рифма и вправду… – Она на секунду замялась. – А поскольку импровизация! Плюс – я действительно очень стройна, и даже ты не сможешь отрицать очевидное, милая моя!

– Допустим, – хихикнула Пыль. – Но, Эль… Что за «ненажратая»? Это что? Это поэзия? Это рифма?

– Изволь, сестренка. Я объясню! – Эль скрестила руки на груди. – Первое: я о-о-о-очень голодна. Уж ты поверь мне на слово. Второе: в данный момент я хочу не есть, а жрать! Так что рифма здесь очень даже к месту. Она как нельзя лучше отражает мое внутреннее состояние!

– О! Как тонко вы рассуждаете, милая Эль! – продолжала язвить Пыль. – Термины «ненажратая» и «голопопая» только подтверждают вашу возвышенность!

– Да! Представь себе! – щеки Эль вспыхнули от обиды – А «голопопость» – это не «криминал», а вот конфигурацию, милейшая Пыль, завершать надо полностью! – вдруг закончила свою речь Эль.

– Ой, ой… какие мы правильные! Там, за пределом «предела», это закон, в «пределе» это рекомендация, а здесь – по-же-ла-ни-е! И потом, это вовсе не полная конфигурация.

– Как знаешь… – неожиданно равнодушно Эль прервала их привычную пикировку, которая могла длиться часами.

Обе девчонки затихли. Эль, казалось, задремала, а Пыль пересыпала из ладошки в ладошку все уменьшающуюся горсточку песка. Потом она зажала остатки в кулачок, тонкой струйкой пустила по ветру, решительно отряхнула ладошки и сказала:

– Ты его видела?

– Кого? – Эль открыла глаза.

– Не беси меня! Ты ведь знаешь, что я говорю о нем…

– Видела… – все еще безразлично ответила Эль.

– Слушай, а зачем это ему?

– Кто его знает… Он вообще… Странный… – Эль зевнула.

– Он – Великий.

– Я так и сказала. – Эль еще раз сладко зевнула и снова закрыла глаза.

Чуть ранее!

Да, да! Чуть ранее, в тот момент, когда Эль и Пыль скользили вверх, вдоль «изнанки» водопада (между исполинской скалой и падающей водой)…

Так вот, в этот момент навстречу им с внешней стороны пронеслась тень.

Взглянув вниз, куда почти беззвучно, но с невообразимой мощью низвергалось море, они успели рассмотреть ЕГО.

Эль и Пыль не испугались и не особенно удивились. Во-первых, это был ББД, ну, а во-вторых, это ведь был БДД. И, в-третьих, и так далее…

Он был Великим и (о Да!) он был Странным. Странность объясняла многое, но – «Зачем?» – вот что заинтриговало Эль и Пыль.

– Великий и Странный, – пробормотала Пыль.

– Одно другому не мешает.

– Ему это помогает. Думаю, что именно Величие делает его Странным для обычного восприятия.

– Еще бы. Если бы Странность делала его Великим, то это был бы обман и жульничество, – хмыкнула Эль.

– Но… Зачем? Почему в первой конфигурации и явно без малейшей левитации?

Эль не ответила, а лишь пожала плечами.

Еще немного помолчали.

Пыль развеяла еще несколько горстей песка, пустив их по ветру. Потом завершила наконец конфигурацию, убрав крылья, так возмутившие ее сестру.

Теперь она рассеянно накручивала на палец чуть влажную прядь светлых волос. Светлых от рождения, а на летнем солнце выгоревших и того больше (почти до соломенного блеска).

И Эль, и Пыль задумчиво смотрели на оставленные ими следы.

Две дорожки отпечатков их ступней тянулись от воды, постепенно меняясь по форме и размеру. Если у воды они были большими и резко очерченными, глубоко взрыхленными острыми когтями по переднему краю, то по мере удаления от полосы прибоя теряли в размере и глубине. Далее (уже вполне человеческие) они почти исчезали на твердой поверхности плотно утрамбованного ветром песка.

– Так! (одновременно).

– Когда? (одновременно).

– Давай сегодня, – сказала Пыль.

– Давай, но после обеда, а то я «ненажратая», – сказала Эль.

– А солнца тебе мало?

– А вкусовые ощущения? Я ж говорю – «ненажратая»! Это ты у нас приземленная, а я создание возвышенное!

– Ну-ну… Твоя возвышенность как-то не очень гармонирует с твоим словарным запасом. Ненажратая ты моя!

Глава 2

В «нежном» возрасте не бывает обыденного, и путь домой для девчонок был не менее интересен, нежели из дома. Эль пыталась комментировать и рифмовать все, что встречалось на пути, а Пыль пыталась вычислить близость Луны к Земле по косвенным признакам (тем более, что это было ее внеклассным заданием).

– Эль, а-а-а ты часом не помнишь, как определить близость и фазу Луны без календаря?

– Отстань.

– А за «пределом»? Там фазы Луны такие же?

– Отстань.

– Ну, Эль, ну, пожалуйста.

Эль усмехнулась:

– Ну-у-у-у, значит, так. Слушай внимательно. Повторять не буду.

– Ага, я прямо вся одно большое ухо!

Эль продолжила:

– Облака перистые. Солнце почти в зените, но диск Луны виден на небосклоне довольно отчетливо. Однако придорожные цветы еще не раскрылись и головки их понуро опущены. Муравьи сонные, как тетери, мухи – поденки медленно кружат в тени деревьев, пчелы нехотя собирают нектар с истомленных полуденным зноем цветов. Поньйи…

– Э-э-э-э-э! Э-л-л-ль!

Прервала сестренку Пыль. Она едва не заснула на ходу под это монотонное бормотание.

– А? – воскликнула Эль. Казалось, она и сама едва не заснула.

– Эль! Ближе к делу!

– На чем я остановилась?

– Поньйи!

– А? Что? А, что, Поньйи? Ах да, Поньйи…Поньйи. Поньйи – ржут, как кони! Вернее, хихикают! А это значит, что одуванчик «пылит»!

– Они ее что, радостно едят или нюхают? Ну-у-у, эту пыльцу одуванчика?

– По большому счету они от нее чихают, а когда один из Поньйи чихает, то другие начинают хихикать.

– Злорадствуют, стало быть?

– Нет. Я думаю, что они смешно чихают, чем и веселят сородичей…Да какая тебе-то разница?

– То есть луна близко?

– Луна?

– Ну да! Она близко или полная? Или… какая она?

– А что Луна? – со шкодливой улыбкой спросила Эль.

– А!!! Опять ты! Слушай, ну тебе не стыдно? Чего ты мне тут наплела? Муравьи, Поньйи… Ненавижу тебя. Мы же договаривались, что «Минутка безумия» начинается по согласию!

– Ладно, ненавидь, – пожала плечами Эль, – но чтоб ты не особо обижалась, то вот тебе стих про один из основных признаков полной и близкой Луны! Это я папиным прозаическим наставлениям по мореходному делу придала чудную поэтичную форму. Слушай!

Эль начала с трагическим подвывом, как и должно (по ее мнению) декламировать…

СТИХ в стиле Илиады!
О странник! Коль ты вышел в море
И парус твой, наполнившись пассатом,
принес тебя к далеким берегам,
То прежде, чем покинуть свой корабль
И бросить якорь в неизвестной бухте
(дабы ступить на долгожданный берег),
Внимательно смотри на грань прилива.
Его границы вычислить несложно –
по краю жизни, что не свойственна воде
и коей жить запретно и не должно
в сей мокрой и просоленной стихии.
Коль ты увидишь след волны у трав прибрежных,
Знай – то прилив для моря неизбежный.
А коль трава морская неподвижно лежит
на темном и спрессованном песке,
а моря край волнуется чуть дальше….
То пред тобой – Отлив.
И упаси тебя «Нептун» с трезубцем, что всевластен
над гордою стихиею морскою…
Дальше