– Ты кажешься нормальным. Извини, я не в том смысле, что твой отец… Но…
– Я понимаю. Для тебя, правда, норма немного другая. Я вот жалею, что не такой, как он. Может, из меня и не выйдет такого сильного ангакука.
– Я не об этом, – Мара тряхнула головой. – Просто… Ну, может, ты скажешь ему, что не стоит говорить Сэму про мою мать? Я не знаю, что случилось там, во время ритуала, но я не планировала в нее перевоплощаться.
– Случайностей не бывает, – весомо произнес Имагми.
– Вот только не надо мне всей этой… – она осеклась, подбирая вежливое слово. – Философии. Если ты в это веришь – на здоровье. Но не надо расстраивать Сэма.
– Как скажешь, – он умиротворенно водил валиком по стене, и на мгновение Маре тоже захотелось красить.
Но нет, Тома Сойера она читала, и такие фокусы с ней не работали.
– А ты не в курсе, почему твой отец говорил мне какие-то странные вещи? – спросила она, спрятав руки за спину. – Две сущности, две жизни и что-то там еще…
– Ты же в это не веришь, – улыбнулся Имагми.
– Это да. Просто интересно, – она равнодушно пожала плечами. – Я подумала, если две сущности – это мои способности, то довольно забавное совпадение. Ну и, может, тогда про двух птиц на двух вершинах – тоже имеет значение…
– Думай сама, – он шагнул на метр в сторону и принялся за новый отрезок стены. – Я не какой-нибудь миссионер. Лучше давай поговорим о твоей школе и Совете.
– Ясно, – она вздохнула. – Сейчас будешь рассказывать, что это все – зло?
– Нет, – он вдруг обернулся и пристально посмотрел на нее. – Ты ведь не станешь меня слушать, если я попрошу тебя туда не возвращаться?
– Не стану.
– А я не привык тратить слова впустую.
– Тогда что ты хотел сказать?
– Хотел спросить тебя. Ты знаешь, что на самом деле нужно Совету, и кто им управляет?
– Ну, они говорят, что заботятся о безопасности.
– И ты согласна?
– Нет, но… Думаю, это как государство. Политика там всякая, деньги. Зачем вот есть президент? Понятно, что все они больше думают о себе, но ведь так есть порядок. И Линдхольм. Остальное неважно.
– Ты знаешь, где они берут деньги? Как управляют? И ради чего существуют?
– Нет… То есть… – она замялась. – Как-то не задумывалась особо. А у тебя есть какая-то теория на этот счет? В смысле… Ну, они же не делают ничего такого плохого…
– А эксперимент твоего отца? Кто дал на него деньги? И почему? – в голосе Имагми звенел металл.
– Чего ты на меня давишь?! – возмутилась она и вскочила. – Откуда мне знать? Если хочешь что-то сказать, говори. Я не понимаю, чего тебе от меня надо.
– Я ничего не хочу сказать, Мара, – он снова обмакнул валик. – Но у всех есть цель. У всего есть цель. И если ты хочешь поступить правильно, лучше тебе ее выяснить.
– Отлично! Пойду и займусь этим прямо сейчас! – разозлилась она, свирепо хмыкнула и направилась домой.
Шаманы, Совет… Все они только думают, что отличаются друг от друга. А сами рисуют солнце, где попало, и пудрят мозги всем, кто ненароком окажется поблизости. Доверяй нам! Нет, нам! А где аргументы? Один туман. И что теперь? Никому не доверять? Поселиться в бункере и держать под подушкой ружье? Чок-ну-ты-е. Ну и плевать на них. А ее не запугать, они просто не знают, с кем связались. Совет, тоже мне. Догадайся, мол, как я тебя нашла.
Мара остановилась у самого входа в дом Сэма и замерла. А действительно… Как? Если бы Линкс следила, приехала бы сразу, а не через неделю. Эдлунд лично все проверил: никаких датчиков, жучков и прочих шпионских штучек. Телефон сменили. Брин, Джо, Нанду не раскололись бы… И Сэм все время был рядом. Да и смысл ему?.. Так кто же тебя позвал, Нора? Если ты прилетела сегодня, а Совет – в Европе, значит, узнала минимум за сутки. А сутки назад Мара перевоплощалась в орла. Рассказала про то, что ее ищут. И кому? Имагми и Робу. Но если сын шамана хочет, чтобы она осталась, то остается лишь один вариант.
Мара стиснула зубы и медленно подняла глаза на дом своего дяди. Ну, дорогой кузен Роб, держись. Ты дождался.
Глава 7. Родственников не выбирают
– Это не я, не я! – жалобно пищал Роб, когда Мара за ухо волочила его за дом Сэма.
Туда, где никто не помешал бы ей как следует разъяснить парню, что такое хорошо, а чего делать не стоит.
– Сразу же было понятно, что ты – стукач, – цедила она сквозь зубы. – Нельзя было верить ни тебе, ни Имагми.
– Я не говорил маме… Ой-ой, оно оторвется! – поскуливал пухлый мальчишка. – Не надо так сильно, я сам пойду!
– Не верю! – рявкнула она и от души пихнула его, заведя за угол.
Он схватился обеими руками за малиновое ухо и испуганно посмотрел на нее.
– Я ничего не говорил!
– Держишь меня за дуру, братец? Вчера я рассказываю тебе, что меня ищут, а сегодня за мной приезжают. И ты, конечно, ничего не говорил. Или, может, это Имагми?
– Нет-нет, точно не Имагми! – бедолага округлил глаза и отшатнулся, когда она дернулась в его сторону. – Но и не я!
– Какого черта ты разнюхивал про Линдхольм?
– Просто так! Клянусь, просто так!
– Вот что, Робби, – она медленно двинулась к нему. – Теперь уже ничего не изменить. Совет знает, где я. Что сделано, то сделано.
– Да говорю же: это не я!
– Но из меня будет очень плохая старшая сестра, если я ничему тебя не научу. С сегодняшнего дня ты перестанешь стучать, Роб. Да, сначала будет больно, но потом ты сам поймешь…
– МАРА! – сердито окликнул ее Сэм, и Роб едва не сполз на землю от облегчения. – Оставь его в покое! Немедленно!
– Конечно, жалейте его все! – Мара воинственно уставилась на деда. – И не удивляйтесь, когда потом из него вырастет предатель!
– Замолчи! – лицо старого Нанука покрылось нездоровым румянцем, сухие руки нервно подрагивали. – В нашей семье недопустима вражда.
– Я рада за вашу семью, – у девочки защипало в носу, перед глазами все поплыло, но она ни при каких обстоятельствах не позволила бы себе разреветься. – А я вот всегда думала, что в семье главное – верность. Просто у меня не было шанса научиться. Теперь-то я вижу: важнее всего, чтобы его толстая задница осталась неприкосновенной. Пусть меня заберет Совет из-за его длинного языка, но не приведи Господь кому-нибудь вздумается хорошенько отшлепать Роба!
– О чем ты говоришь? – напрягся Сэм.
– Эта женщина приехала за мной, мистер Нанук. И все потому, что ваш драгоценный плюшевый медвежонок сообщил ей, где меня искать.
– Нет! – взвизгнул Роб. – Я этого не делал!
– Какая чушь! – воскликнул старик. – Откуда ему было знать…
– Я рассказала ему. Он следил за мной, увидел, как я перевоплотилась в орла. Да, мистер Нанук, у меня два дара, – мстительно кивнула Мара, глядя, как вытягивается лицо деда. – Ошибка природы. Мутант. Жертва эксперимента. Чудовище профессора Эдлунда. Называйте, как хотите. И Совету страшно любопытно вскрыть меня и поглядеть, что внутри. Они, правда, еще не выяснили про орла, но, думаю, будут в восторге. И я сказала об этом Имагми и вашему любимому внуку. А теперь вопрос на миллион долларов: если знали только вы, Роб и Имагми, то кто сдал меня Совету?
Сэм Нанук молчал. Потом медленно перевел недоверчивый взгляд на Роба.
– Да нет же, не может быть…
– Клянусь, дедушка, это не я! – мальчик чуть не плакал. – Ее что, убьют из-за меня?
– Ну, а пока ваша семья выясняет ответ на этот вопрос, я соберу вещи, – Мара резко развернулась и зашагала прочь, чувствуя, что слезы вот-вот побегут по щекам.
Дед слабо позвал ее, но она сделала вид, что не слышит. Влетела к себе, заперла дверь в комнату, для верности подперла ее стулом и разрыдалась.
Всю жизнь она думала, что нет ничего хуже, чем быть сиротой. А оказалось, есть. Вот они, родственники: и отец, и дед, и дядя с кузеном. Больше, чем можно было себе намечтать. Вот только никому из них она даром не сдалась. Никто ей не верит, все считают ее чужой. Потому что на самом деле все осталось, как раньше. Что толку от биологического родства? Гены, ДНК, всякая дребедень… Это видно только под микроскопом. А в жизни выходит, что взрослые могут полюбить только того ребенка, которого держали новорожденным на руках. И всем плевать, хорошим он вырос или вредным толстым нытиком и ябедой. Если они видели, как он агукает и пускает слюни, краше него для них никого не будет. А ей можно сколько угодно лезть из кожи вон, чтобы завоевать доверие. Ходить в горы, слушать сумасшедших шаманов, скакать вокруг костра, травиться дымом и чистить мерзкую рыбу. Она навсегда останется странной девочкой из России.
Расслабилась, распустила нюни. Поверила в то, что у нее есть семья. Приняла любовь к погибшей Инире за любовь к себе. Ну и дура ты, Тамара Корсакова! Тобой просто играют, как мячиком. Как только на горизонте замаячила опасность, Эдлунд сразу скинул тебя, куда подальше. Но и тут никто особо не обрадовался, и едва она показала истинное лицо, ее тут же со всеми потрохами преподнесли Норе Линкс, перевязав красной ленточкой.
Семья. Для Мары это пустой звук. Возможно, однажды, она выйдет замуж, заведет своих детей и будет любить их так сильно, как только может любить человеческое сердце. А до тех пор лучше об этом забыть. Никто не станет носиться с ней, как Анука с Робом. Как Донна Зилда с Нанду или миссис Ревюрсдоттир с Брин. Они заранее готовы все простить. Неуклюжесть, хвастовство, странности и заскоки. А Мара? Стоило ей постоять за себя, и дед озверел. Сама виновата. Сама. Никакой он тебе не дед. Отец биологической матери. И точка.
Девочка вытерла лицо краем футболки, шмыгнула и решительно взялась за телефон. Только одному человеку она могла доверять до конца. Потому что их отношения были честными с самого начала. С самого первого дня, когда они встретились в провинциальном детском доме.
– Мисс Вукович, у вас есть минутка? – обратилась Мара к своей опекунше, как только услышала ее по-военному ровный голос.
– Ты в порядке? – резко отозвалась хорватка. – Мы же договорились, что связь только в крайних случаях. Мой номер может стоять на прослушке!
– Все это уже не имеет смысла, – Мара вздохнула. – Сюда приехала Нора Линкс.
– Что?! Когда?!
– Несколько часов назад.
– Она угрожала? Она сейчас рядом? Не позволяй ей…
– Все в порядке. Она просто предложила мне вернуться в Линдхольм из-за всех этих похищений.
– Выходит, ты знаешь, – настал черед Вукович вздыхать. – Я и сама места себе не находила из-за этого кошмара. Мне было бы спокойнее, если бы ты сейчас была рядом. С Советом мы еще успеем разобраться. Им тоже не до тебя, наверное. Я бы задействовала знакомых, попросила своего отца… Не знаю, Мара. Не знаю, как лучше поступить.
– А профессор Эдлунд? От него ничего не слышно?
– Ларс имеет удивительную способность, – раздраженно произнесла завуч Линдхольма. – Исчезает тогда, когда больше всего нужен. По идее, это он должен принять решение. И у него был заказан обратный билет на тебя… Понятия не имею, где мне взять этот билет и можно ли его обменять. Я ведь говорила ему: давай, я закажу сама. Но нет! Один черт знает, что и где он там купил…
– Я думала, что меня отправили сюда ради безопасности, – прервала гневный поток Мара. – А сейчас в этом нет никакого смысла. Нора Линкс сидит в двух шагах отсюда, и я не удивлюсь, если мою комнату уже напичкали камерами и микрофонами.
– Но ведь Ларс хотел, чтобы ты провела время с семьей…
– Он преувеличил. Мисс Вукович, я не потратила деньги с той карты. Может, я сама закажу себе обратный билет? Я ведь могу лететь одна?
– Не думала, что скажу это, но кажется, лучше тебе придерживаться мисс Линкс. Я прилетела бы сама, но не могу сейчас оставить пансион. А одной тебе передвигаться не стоит. Я свяжусь с ней через Совет и договорюсь насчет билетов, – ховартка сделала паузу. – У тебя точно все в порядке?
– Все отлично, мисс Вукович, – нарочито бодро ответила Мара. – Не терпится снова увидеть Линдхольм.
– Что ж, тогда до встречи.
Завершив разговор, Мара покидала вещи в чемодан и оглядела комнату. Вроде ничего не забыла. Странное появилось чувство: все эти дни только и думала о том, чтобы поскорее вернуться в Швецию к ребятам, а теперь вдруг стало тоскливо... И по чему тут скучать? По скрипучей старой кровати? Вышитым покрывалам? Холодному полу или душу, который мог в любой момент ошпарить? Или по рыбе, которую они ели на завтрак, обед и ужин? Чисть зубы, сколько угодно, казалось, даже от волос вечно будет вонять, как от дедовых гарпунов. Или, может, ей будет не хватать старика Сэма? Мара хмыкнула. Не дождется! И она не станет его жалеть, что он останется тут один-одинешенек. У него есть сын Ила, чокнутая наседка Анука и, конечно, милашка Роб.
Мара вышла на крыльцо, волоча за собой чемодан. Конечно, она еще не говорила с Норой и не знала, когда вылет, но ей страшно хотелось продемонстрировать серьезность своих намерений.
– Куда ты собралась? – поинтересовался Сэм: он уже сидел в своем любимом алюминиевом шезлонге и что-то шил огромной иглой.
Роба нигде не было видно.
– К Норе Линкс, – с вызовом ответила Мара. – Теперь в вашей семье будет мир и покой.
– Сядь, – он указал на складной табурет.
– Я не останусь!
– Я прошу тебя: сядь.
Мара поджала губы, но подчинилась.
– Я не собираюсь извиняться, – сразу перешла она в наступление.
– Просто послушай, – устало сказал Сэм. – Это не займет много времени.
Омытое грозой солнце, раскрасневшись, пряталось за горизонтом и освещало лицо старика теплыми апельсиновыми лучами. Каждая морщинка будто еще глубже врезалась в кожу, в печальных глазах заблестели янтарные искорки.
– Никогда не умел ладить с женщинами, – ни с того, ни с сего, признался Нанук. – Воевал с сестрой. Ворчал, слушая болтовню жены. Был чересчур строг с дочерью. Все они ушли, и мне больше не у кого просить прощения. А потом появилась ты. Я решил: теперь все будет иначе. Но видишь, люди не меняются.
Маре стало неловко. Полчаса назад она злилась на Роба, на Сэма, на все это медвежье семейство, а теперь вдруг почувствовала себя виноватой. И как это взрослым всегда удается так ловко перевернуть все с ног на голову?
– Ты обижена на Роба, – продолжал Нанук. – Думаешь, я слепой и не вижу его недостатков? Он страшно избалован. Все это понимают, кроме Ануки. У него нет друзей. Мальчишки не хотят брать его в свою компанию. Я надеялся, у тебя получится с ним поладить… Эдлунд писал, что у тебя были проблемы в детском доме. Ты была изгоем, тебя травили. И я отчего-то решил, что ты, как никто другой, сможешь его понять. Научишь, как ладить с ребятами… – Сэм криво усмехнулся. – Глупый старый медведь, да?
– Но я не…
– Не перебивай. Ты выглядела сильной, смелой… Я гордился тобой. И до сих пор горжусь. Наверное, ты выросла такой, потому что не я тебя воспитал. Я подумал, Робу больше нужна поддержка, чем тебе. И снова оказался неправ. Мне жаль, что все так получилось. Я пойму, если ты решишь больше сюда не возвращаться. И не стану тебя отговаривать. У меня не было права на ошибку. В общем, думай, что хочешь, Мара. Я верю, что ты не со зла угрожала Робу. Тебя предали – в который раз. И я не смог тебя защитить. Но знай: я все равно верю своему внуку. Он бывает ленивым, трусливым, ябедой… Не умеет драться, держится за мамину юбку. Но он – добрый мальчик. Не лжец. Я ему верю.
– Пусть будет так, – Мара пожала плечами. – Если вам от этого легче, я больше не злюсь на него. И Совет не торопится усадить меня на электрический стул и приступить к экспериментам. Так что все окей. Если он врет – ему с этим жить, не мне.
– И ты все равно не хочешь остаться?
– Дело не в вас… – она не знала, как к нему обратиться, поэтому просто подобрала другие слова. – В Линдхольме какие-то неприятности… Ничего серьезного, но мисс Вукович, моя опекунша, считает, что мне лучше вернуться.
– А как же Эдлунд? – насторожился Сэм. – Разве он не должен был тебя забрать лично?
– У него другие дела, – выкрутилась Мара. – Я полечу с Норой Линкс.
– Это безопасно? – старик нахмурился.
– Абсолютно. Пойду выясню, что там с билетами.
– Я все же позвоню в Швецию, чтобы уточнить, если ты не возражаешь. И если все в порядке, провожу тебя в аэропорт.
– Пожалуйста.
Она оставила деда разговаривать с Вукович, а сама, бросив тяжелый взгляд на дом Илы и в особенности на окно Роба, пошла в гостиницу. В мозгу свербила непрошенная мысль: а вдруг Сэм прав? А если Роб и правда невиновен? Что ж, это ничего не меняет. Сегодня или завтра она уедет отсюда и забудет историю с Канадой, как страшный сон.