– Мы считаем, что гласность – лучший способ оставаться в тени, – улыбнулся Ричард, заметив замешательство Мары. – Подозрения возникают, когда люди ведут себя скрытно. Солнце – наша жизнь, и мы гордимся этим.
Не успела Мара ответить, как рация вновь зашипела, Ричарду что-то ответили, и машина, рыкнув, двинулась на территорию парка.
Саванна, бескрайняя, как большое соломенное море, тянулась со всех сторон. Вдалеке над высокой травой заторможено двигались жирафы. Два полусумасшедших спугнутых бородавочника ринулись под самые колеса, и только после оглушительного гудка шмыгнули обратно в кусты.
Конечно, Мара видела экзотических животных и раньше. В разгар тренировки поле Линдхольма, разделенное высокими сетками, напоминало коммунальный зоопарк. Она помнила и индуса-слона, и девочку-акапи. И вредного жадноватого парня гну с третьего курса. Да что там – через одно кресло от нее прямо сейчас сидела зебра Зури, которая летом по старой дружбе разрешила Маре покататься на своем тотеме верхом. Но теперь все было совсем иначе. Величественный простор вызывал благоговение и желание говорить шепотом. Медлительные жирафы, слоны, лениво потряхивающие ушами, чтобы отогнать мух. Мара видела не просто животных – она созерцала мир в его первозданной наготе, и не находила слов, которые бы хоть чуточку могли описать ее чувства.
Молчали все, даже Нанду, обычно такой шумный, с сосредоточенным видом смотрел в окно, и лицо его казалось незнакомым от непривычной серьезности.
– Только аккуратнее, – нарушил тишину Ричард. – Это действительно дикие животные, и перевертышей среди них нет. Не ошибитесь и не дайте себя съесть. И будьте готовы – еще минут десять – и мы в Ишаша.
– Смотри! – Нанду пихнул Мару в бок и кивком указал в окно. – Черт, они действительно древолазающие!
Машину тряхнуло на кочке, и Мара не сразу смогла разглядеть то, на что указывал бразилец. А указывал он на гигантское раскидистое дерево, на котором как игрушки на новогодней елки, расположились львы. Они лениво лежали на ветвях, дремали, свесив хвосты и лапы. Львы, львицы… Не меньше десятка!
Услышав рычание мотора, две самки рухнули с дерева в паре метров от машины, словно какой-то древний угандийский божок решил наслать на приезжих львиный дождь.
– Вождь Очинг контактирует с этим прайдом, – как ни в чем не бывало, сообщил Ричард. – Но запомните главное правило безопасности: перевертыши подают друг другу тройной сигнал издалека. Тройной лай, свист, рык или рев – неважно. Без этого сигнала вы не должны приближаться к животным. По крайней мере к тем, которые обитают в этой полосе. Потому что очевидно, вот эти, – и он махнул в сторону двух крупных белых волков, – точно гости большого костра.
– Это Грозовой Волк, вождь шошонов, – подал голос Джо. – С женой. Я их знаю.
– А я знаю этого товарища, – вдруг улыбнулась Мара, заметив ворона: он описал в небе дугу, приблизился к машине и теперь летел рядом. Внутри екнуло от радости узнавания, рука сама потянулась в карман и нащупала костяную фигурку.
– Да кто ж его не знает, – мрачно буркнул Нанду. – Давай уже, беги обниматься.
И Мара, не обратив внимания на сарказм, едва дождавшись, когда машина остановится, первой выскочила на примятую траву и протянула руку, чтобы ворон опустился на ее запястье. Иссиня-черные перья блеснули, и из раскрытого клюва донеслось тройное карканье.
– Перестань, неужели ты думал, я тебя не узнаю?! – она ласково провела рукой по гладкому крылу. – Ох, Имагми! До чего же я соскучилась! Покажи, где я буду жить, и тогда ты мне выложишь все – слышишь? – все про этот костер.
16. Низкое небо саванны
Размеры кемпинга поражали воображение. Маре никогда прежде не приходилось бывать на рок-фестивалях под открытым небом, но сейчас, гуляя между палатками, фургонами и домами на колесах, она все ждала подсознательно, что вот-вот наткнется на гигантскую сцену.
Ворон Имагми сидел у нее на плече, чем вызывал косые взгляды Нанду. И все же сделать она ничего не могла: не прогонять же старого друга, как муху? Сама не понимала, почему молодой ангакук до сих пор не перевоплотился. Но ему лучше знать. Ворон – так ворон.
Заблудиться в лагере было легко, поэтому угандийский верховный вождь Очинг, старый лев, мудро решил расселить гостей по географическому принципу. В национальном парке королевы Елизаветы воссоздали самую намую настоящую модель Земли, приняв Африку за отправную точку. В центре высился шатер вождя, вокруг расположились жилища остальных глав черного континента. Пигмеев, зулусов, коса… Всех Мара бы не упомнила бы, даже если бы очень постаралась. Мбари тут же слинял к своему вождю, Зури – нырнула к своему, в красную полосатую в палатку масаи, а Нгайре отправилась на юго-запад – искать полинезийский сектор.
Далеко не все народности могли похвастаться наличием перевертышей в своих рядах, а из тех, кому все же повезло, приехали только вожди с женами и участники пляски затмения. И все-таки народу вокруг было валом.
Мозги вскипали от обилия незнакомой речи. Со всех сторон слышались разные языки: монотонные, гортанно-носовые, щелкающие, протяжные, распевные или наоборот отрывистые, будто лающие. Казалось, люди собрались продемонстрировать возможности своих ртов и голосовых связок.
Мара с трудом поборола желание заткнуть уши: она медленно сходила с ума. Разобрать слов не могла, перестать вслушиваться – тоже. Наверное, так чувствуют себя медиумы, на которых отовсюду сыпятся непонятные голоса. И на долю секунды Маре стало страшно, что она вовсе разучится говорить.
А запахи? С ними было справиться еще труднее. Кто-то жарил мясо, кто-то чадил благовониями, а еще непередаваемо несло гнилым луком. Все вместе сливалось в такое амбре, что дышать приходилось ртом.
Ричард неторопливо вел их между палатками, рассказывая о том, кого куда поселили. Зачем он это делал, так никто и не понял: после смены климатических и часовых поясов, трех перелетов и предгрозовой духоты, запомнить все равно было невозможно. И Мара мечтала лишь об одном: принять, наконец, горизонтальное положение, вытянуть ноги и с этого самого момента передвигаться только ползком. Обычно ей помогало прийти в себя перевоплощение, но сейчас одной мысли о том, чтобы снова подняться в воздух, хватило, чтобы Мару начало укачивать.
Спасла ситуацию миссис Дзагликашвили. Бог свидетель, она была олицетворением такта и дипломатии последние часа два, с тех пор, как они ступили на земли национального парка. Как таковой жары не было, солнце скрывалось низкими сизыми облаками, но для человека мощной комплекции с больными коленями путешествие стало воистину непереносимым.
Признаться, Мару мучали угрызения совести, что она насела на любимого учителя и уговорила устроить эту экспедицию. Она и сама зверски устала и обменивалась взглядами с Нанду: мол, неплохо бы уже связать Ричарда, сунуть в мешок и подложить в первый попавшийся шатер в качестве жертвенного агнца. А уж для Медеи Дзагликашвили изнуряющая ходьба была подобна смерти. И у шатров индейцев Великих Равнин она сдалась.
– Ричард, – решительно сказала она. – Я хочу знать, где наша палатка, а не Бегущего по Степи. Я была бесконечно рада познакомиться с мистером Бегущим, но на сегодня моя потребность в знакомствах исчерпана.
– Вы что, устали? – неподдельно удивился гид.
Мара переглянулась с Брин и закатила глаза. И правда: с чего бы им устать? Они же не вплавь добирались из Стокгольма!
– Простите, – Ричард виновато развел руками. – Я так долго готовился к этому дню, что совершенно не подумал про вас…
С досадой на самого себя он покачал головой и поспешил в другую сторону, филигранно лавируя между палатками. Яркие и пестрее полотна ткани, рога, перья, кости, меховые шкуры мелькали перед Марой, будто она сунула голову в стиральную машину какого-то барахольщика.
– Вот, – Ричард остановился так внезапно, что Нанду едва не впечатался в его спину. – Вождь Очинг лично попросил меня приготовить вам жилье по высшему разряду.
И вождь, судя по всему, не поскупился. Мара с удивлением осмотрела просторную современную палатку. Плотная и совершенно новая, она могла вместить не только фольклорную экспедицию, но и еще человек десять. По крайней мере, так казалось снаружи.
– Подожди, Имагми, – шепнула Мара. – Я только переоденусь, и заходи к нам, поболтаем…
– Внутри есть специальная перегородка, которая отделяет мужскую половину от женской, – гордо продолжал Ричард. – Чуть дальше – биотуалеты, а вон тот желтый тент – походная кухня. Я раздам карточки, завтрак, обед и ужин вам предоставят. Расписание – на карточках с обратной стороны. Моя палатка – вот, совсем рядом…
– Спасибо, Ричард, – кивнула миссис Дзагликашвили, из последних сил натягивая на мокрое, раскрасневшееся лицо некоторое подобие улыбки. – Все готовы? Ближайшие два часа я хочу, чтобы никто не отходил от этого места дальше, чем на сто метров. Так, Торду, Маквайан, Ревюрстдоттир, остальные – у своих племен?
– Вроде, да… – Мара шагнула к палатке. – Уже можно заходить?
– Стоп! – спохватилась Брин. – А где внук миссис Чанг?
Все огляделись, и в воздухе повисло молчание.
– Он ведь сел с нами в машину в Кесесе? – грузинка схватилась за сердце и задышала еще чаще.
– Конечно, конечно, – засуетился Ричард. – Я пересчитывал… Мы шли все рядом…
– Может, он в китайском секторе? – предположила Брин. – Миссис Чанг не говорила насчет какой-то родни?
– Не все китайцы родня, это расизм! – рассердилась Дзагликашвили и, набрав в легкие побольше воздуха, крикнула: – ЗЕНГЖО-О-ОНГ!
Если до этой секунды африканская саванна не знала, что такое эхо, то теперь иона содрогнулась, испуганно отражая зычный голос. С дерева встрепенулась стая мелких птиц, и где-то вдалеке раздался трубный рев слона. Видно, он думал, что отвечает на зов сородича.
– Я Зенггуанг, – послышался тихий ответ из недр палатки, и через мгновение из-под завесы вынырнул потерянный китайский мальчик.
Выглядел он паршиво: сильно побледнел, словно им отобедало целое вампирское семейство, под глазами пролегли серые круги, руки тряслись.
– Мальчик мой, что с тобой?! – перепугалась грузинка.
– Я… Меня укачало… – глухо ответил он. – Я просто хотел полежать…
– А тут я с этой экскурсией! – Ричард в отчаянии хлопнул себя по лбу. – Прости, пожалуйста! Но как ты нашел палатку?
– Я… – Зенггуанг пошатнулся. – Я спрашивал у кого-то… Не помню. Можно я прилягу?
– Да-да, конечно, мой дорогой. Торду, помоги ему, будь добр. А я сейчас разберусь в сумках и приготовлю хорошего крепкого чая. У меня есть потрясающий сбор – лимонник, листья смородины, малины, зверобоя. Рецепт моей свекрови. Ставит на ноги лучше любого кофе.
Нанду, с неохотой взглянув на Мару и Имагми, все же подчинился и исчез в палатке. Следом, тщательно отряхнувшись, отправилась Брин, за ней Джо и Дзагликашвили.
– Я пойду, – Мара коснулась ворона. – Дождись меня, надо поговорить. Этот большой костер… Хотя бы ты должен объяснить, что…
Но не успела она договорить, как Имагми взмахнул крыльями, вспорхнул с плеча и утелетел на север. Очевидно, туда, где расположились палатки эскимосов и прочих инуитов. Если бы про птиц можно было говорить «сверкая пятками», Мара описала бы бегство друга именно так.
– Ты долго? – из палатки высунулась голова бразильца.
– Он улетел… – протянула Мара. – Нет, ты представляешь? Он нагло свалил, даже не поздоровался по-человечески!
– Мало ли тут воронья!
– Да нет, это был он! – пригнувшись, она тоже зашла внутрь и огляделась: плотные циновки, матрасы, походный столик и даже большая миска с фруктами. В тени дышалось гораздо легче, и Мара мысленно отдала палатке все пять звезд.
– А я говорил тебе! – зашептал Нанду ей в самое ухо. – Нельзя ему доверять! Зуб даю, он что-то темнит…
– Тамрико, ты, кажется, перепутала вход! – послышалось из-за перегородки.
Действительно: в углу лежал бледный несчастный Зенггуанг, Джо, ни капли не заботясь о присутствии Мары, стаскивал футболку.
– Упс! – она резко отвернулась, когда индеец взялся за штаны. – Я к себе…
– Постой, – Нанду схватил ее за локоть. – Ложись у перегородки. Я тоже лягу – будем ночью держаться за руки…
– Во-первых, Торду, я все слышу, – громко откликнулась Дзагликашвили. – И про «держаться за руки» можешь петь кому-нибудь другому. А во-вторых, у перегородки лягу я, и не приведи Господь, ты помешаешь мне спать!
Мара дернула плечами, мол, ничего не попишешь, и поспешила на женскую половину, пока индеец не решил проветриться целиком. Грузинка не обманула: как тектоническая плита она возлегала на матрасе у перегородки и обмахивалась большим веером. Брин расположилась в центре палатки, а Маре досталось место с краю. Вполне понятно почему: если каким-то диким зверям или каннибалам ночью придет в голову полакомиться человечиной, ее пустят в расход первой. Что ж, так тому и быть.
Она честно собиралась переодеться и навестить Имагми, вытряхнуть из подлого ангакука всю правду, но едва спина коснулась плотного надувного матраса, как все проблемы окружающего мира померкли и растворились в бесконечном блаженстве.
– Разбудите меня через часик-другой… – пробормотала она, переворачиваясь на другой бок.
Веки отяжелели и слиплись, как книжные страницы, испачканные вареньем, и ответа Мара так и не дождалась. Возможно, потому, что его и не было: с матраса Брин уже доносилось мерное сопение, а живот Дзагликашвили медленно вздымался и опускался, будто кто-то то накачивал его насосом, то спускал.
Очнулась Мара от странного ощущения в руке. Не сразу поняла, где находится, и почему ладонь жужжит. Поднесла ее к глазам, пошевелила пальцами… Точно. Африка, затмение, большой костер. Вчера отрубилась и спала, неудачно примяв под себя кисть. Потрясла пальцами, сжала и разжала их, пока чувствительность не вернулась, села и огляделась по сторонам.
В палатке было темно, тихая симфония храпов, сапов и посвистов безмятежно звучала со всех сторон. Брин что-то периодически бормотала по-исландски на выдохе, прижимая к себе мистера Морковку.
Мара поняла, что снова уснуть ей не удастся – да и незачем. Силы она восстановила, а искушение в одиночку погулять по ночному лагерю было слишком велико. От голода заурчало в животе. Из фруктового изобилия в миске она узнала только мелкие бананы. Решительно зажевала парочку, потому что все остальное могло хрустеть, шуршать и чавкать. Бананы оказались сытными, ароматными и сладкими. Совсем не такими, как в Европе. Заморив червяка, Мара выскользнула на улицу.
Было прохладнее, чем она рассчитывала, но возвращаться, рискуя разбудить Дзагликашвили, не хотелось. Стрекотали насекомые, вдалеке ухали ночные птицы. Лагерь спал, и только где-то на севере курился дымок костра. Мара вдохнула полной грудью, впитывая новые запахи: прогретой травы, незнакомых растений и все того же гнилого лука.
Решив прогуляться, она обогнула палатку и двинулась на север, чтобы отыскать Имагми, но налетела на Джо. Индеец сидел на земле, подогнув под себя ноги, и что-то задумчиво чертил палочкой на земле.
– Ты чего тут?! – испуганно зашипела Мара. – Чуть не… Господи, Маквайан! Ты сделаешь меня, седой, как Брин!
Лицо Джо оставалось каменным, черные глаза влажно поблескивали, и Мара забыла про раздражение.
– Что-то случилось? – она опустилась рядом, проверив, нет ли в траве змей и страшных жуков.
– Сны, – Джо вздохнул и запрокинул голову, глядя на небо.
Мара машинально подняла взгляд и замерла. Звезды! Столько сразу она не видела никогда. Целые россыпи, гроздья, облака звезд светились высоко-высоко, образуя величественный купол. И вдруг стало ясно, откуда взялись мифы про изнанку мира, про покрывало богини, про праматерь всех духов, обнимающую землю своими сияющими руками. Вот же он – космос! Зачем садиться в ракету, когда можно просто растянуться на земле, позволив ночному небу подхватить себя и качать, крутить в этом звездовороте…