Фил улыбнулся:
— Что ж, я никогда раньше не видел такого паука, так что, пожалуй, добавлю его в свою коллекцию… Он кажется совсем сонным и его будет легко поймать.
Он вышел наружу и через несколько минут вернулся со стеклянной банкой и палочкой. Вытянув руку и держа банку под пауком, он сбросил паука палочкой, быстро захлопнул крышку, и огромный паук очутился в плену. Он беспомощно лежал на дне банки. Фил повернулся к Биебе.
— Просто, не так ли?
Туземец повернулся и пошел прочь, качая головой. Фил услышал, как Биеба пробормотал, уходя:
— Плохое, плохое дело!
Тщательный обыск маленького лагеря не выявил абсолютно ничего, что могло бы послужить для изготовления даже самого грубого багра. В полдень профессор радостно выбрался из усыпальницы, неся связку папирусных свитков. Фил знал, что они надолго займут профессора.
После обеда молодой человек решил отправиться на военный пост, находившийся в десяти милях от лагеря, чтобы одолжить багор и навестить майора Кнеппера, своего друга и начальника поста.
Когда он натянул чистую белую рубашку, его взгляд упал на стеклянную банку и паука внутри. Он на мгновение задумался. Коллекция Фила осталась в Каире, к тому же у него не было с собой необходимых принадлежностей, которые позволили бы должным образом сохранить пойманное существо. Так почему бы не подарить паука майору Кнепперу? Майор был известен как заядлый коллекционер; он наверняка сможет сообщить название паука и рассказать о его привычках.
После пятнадцатиминутной верховой гонки Фил спешился у офицерского барака. Майора он застал за письменным столом. Когда с подобающими формальными и неформальными дружескими приветствиями было покончено, Фил затронул вопрос о багре. Кнеппер тотчас отправил ординарца на склад.
— Кстати, Билл, я тебе кое-что привез, — воскликнул Фил, внезапно вспомнив о пауке. Он вышел и вернулся с банкой. Майор Кнеппер осмотрел через стекло неподвижного паука.
— Это создание называют здесь пауком-могильщиком, — сообщил он. — Мы время от времени их ловим. Хотя почти в каждой большой коллекции есть один или два, о них мало что известно. По той или иной причине, никто, похоже, не хочет их детально и тщательно изучить. Я лично немного исследовал их и обнаружил, что эти пауки не отличаются той отвратительной злобностью, что столь заметна у большинства других наиболее крупных видов их семейства. И однако, это странно, потому что они обладают самыми большими ядовитыми железами, какие я когда-либо видел. Минутку, я тебе покажу… Ты не будешь возражать, если я испорчу твою находку?
— Ничуть. Действуй, — ответил Фил.
Кнеппер ловко вытащил огромного паука из банки, умертвил его и закрепил тело паука на маленькой препарировальной доске. Несколько минут умелой работы острым перочинным ножом — и он отложил в сторону два мягких желтоватых овальных мешочка размером со спелую вишню.
— Однажды, движимый болезненным любопытством, — продолжал майор, — я взял немного этого яда и проанализировал его. Оказалось, что он имеет совершенно иную природу, чем жгучий яд других пауков; на самом деле, насколько я мог установить, он даже не способен вызвать серьезное отравление. Вместе с тем, я не большой знаток химии, да и ученые очень многое еще не знают. В конце концов, вопрос довольно тривиальный, тебе не кажется?
— Да, я полагаю, что личная жизнь редкого паука, так или иначе, не имеет большого значения, — с улыбкой согласился Фил.
— Но ты заметил, что один взгляд на такого паука лишает любого туземца в Египте способности двигаться? Они перешагнут через смертельно опасную змею и ни на секунду не задумаются, но стоит одному из этих вялых, беспомощных старых пауков появиться рядом — и на тебе, они парализованы.
— Да, похоже, это одно из их маленьких суеверий, — засмеялся Фил.
— Право, образ мышления туземцев понять невозможно, — вздохнул майор.
Ординарец вернулся, неся небольшую железную кошку на двадцатипятифутовой цепи. Фил поблагодарил Кнеппера и распрощался.
На обратном пути в лагерь он ехал медленно, задумавшись. Сразу по возвращении он намеревался изучить содержимое шкатулки и кувшина, спрятанных под койкой в палатке. Но чаще всего его мысли обращались к огромным белым паукам…
Профессор Эшбрук обложился свитками папируса и ничего вокруг не замечал. Фил направился в свою палатку, поставил шкатулку и кувшин на стол и приступил к исследованиям. Для начала он выбрал кувшин. Запечатанная крышка легко открылась.
Кувшин, как обнаружил Фил, был почти полностью заполнен густой, прозрачной и лишенной запаха жидкостью, покрывавшей несколько веток с листьями. Фил извлек одну из них с помощью щипцов. Листья и стебли прекрасно сохранились; заглянув в справочник натуралиста, он узнал в растении довольно необычный, хотя и не редкий вид кустарника, который можно было найти в этой местности. Несколько разочарованный банальностью своей находки, он тем не менее решил на следующий день добыть растущий экземпляр этого кустарника.
Затем он обратил свое внимание на шкатулку. Не найдя ни замка, ни застежки, Фил догадался по замысловатой резьбе на крышке, что шкатулка должна открываться посредством скрытой пружины. Затем он принялся старательно ощупывать шкатулку..
Вертя ее в руках, Фил почувствовал неприятный запах, а когда его пальцы вдруг наткнулись на пружину и крышка распахнулась, ему пришлось вскочить и закрыть нос платком. Внутри, в желеобразной субстанции, лежал целый десяток громадных белых могильных пауков!
— Могу я заняться этой мумией, профессор? — спросил Фил, указывая на мокрое тело писца За, которое они только что вытащили из бассейна и сияли с гамака.
— Что касается меня, то я не возражаю, — ответил Эшбрук. — В качестве экспоната мумия безнадежно испорчена… Но помилуй, зачем она тебе, Фил?
— О, у меня появилась одна небольшая теория. Я хотел ее проверить, вот и все.
— Я не против, — повторил профессор. — А тем временем я закончу переводить свитки. Они дают некоторые новые и очень интересные сведения о древнеегипетском праве.
И он поспешил через туннель к лестнице, ведущей во внешний мир, оставив Фила одного в зале с бассейном.
Набросив на мумию несколько грубых полотенец, Фил быстро поднял ее на смотровой стол под прямым светом электрических ламп. Развернув полотенца, он внимательно осмотрел неподвижную фигуру.
За, писец, был хорошо сложенным человеком среднего роста. У него была темная кожа, коротко подстриженные, черные как смоль волосы и маленькие руки с исключительно длинными пальцами.
Фил сразу понял, что этот человек не был подвергнут обычному процессу мумификации. Тело было цело и свободно от длинных, плотно намотанных льняных бинтов, характерных для всех других мумий. На За была лишь легкая одежда и сандалии, а над локтем висел браслет из чеканного серебра. Такую одежду, подумал Фил, мог носить у себя дома любой древний египтянин.
Он приподнял руку мертвеца. Она с усилием двигалась в суставе. Когда Фил перевернул руку ладонью вверх, локоть резко хрустнул. Конечность была лишь слегка усохшей, плоть твердой и холодной. Фил сжал рукой тяжелое предплечье. Будь кожа чуть более эластична и тепла, рука вполне могла бы показаться рукой спящего. Фил медленно согнул и разогнул руку египтянина. Бицепс равномерно перекатывался под гладкой коричневой кожей.
Внезапно Фил задумался о том, как встретил смерть этот человек. Пытаясь обнаружить какую-нибудь рану или признаки болезни, он снял с мертвеца одежду и тщательно осмотрел тело. Многочисленные шрамы свидетельствовали, что в свое время За был бесстрашным воином, но все они были старыми и полностью зажившими. Возможно, яд, решил Фил. Яды тогда были в моде, и хранитель сокровищ мог стать вполне вероятной жертвой.
Внимание молодого человека привлекли черты лица мумии — закрытые глаза, прямой нос, плотно сжатые губы и слегка впалые щеки. Стоя рядом со столом, он некоторое время разглядывал лицо египтянина. Затем он прищурился и, потирая рукой подбородок, склонился над мертвым. Вглядываясь в темное лицо, он будто пытался найти разгадку тайны мумии. Затем Фил осторожно протянул указательный палец и приподнял веко. Он глянул вниз и сжал губы, словно боясь издать громкий возглас. После этого он снова довольно долго и пристально вглядывался в мертвое лицо.
Когда он вышел из усыпальницы, странный свет горел в его глазах…
Фил встал рано после бессонной ночи. Наскоро позавтракав, он до полудня бродил по окрестностям. Вернувшись, он принес три небольших, выкопанных с корнем кустика. Два из них он аккуратно пересадил за палатку, оставив третий для немедленного использования.
Сидя за своим переносным столом, он держал мощную лупу над веткой кустарника и старательно сравнивал ее с сохранившейся веточкой, которую обнаружил в сосуде из «зала бассейна».
Убедившись наконец, что это одно и то же растение, Фил прошел в палатку Эшбрука и, не найдя там профессора, взял с подвесной полки одну из книг о природе Египта. Усевшись на раскладной стул, он стал пролистывать раздел, посвященный травам и кустарникам, пока не наткнулся на описание растения «мона». В книге был лишь сжатый абзац, но Филу этого было достаточно. В глаза сразу бросилась фраза:
«Древние египтяне верили, что этот кустарник обладает магическими свойствами, и сок его листьев широко использовался ими при изготовлении лекарств».
Вернув книгу на полку, он спустился по лестнице в прохладный подземный склеп, где лежал За, писец. Тело было полностью накрыто тяжелым брезентом, который Фил преднамеренно намочил водой. Он снял покрывало и вытер струящиеся капли со спокойного смуглого лица. Серебряный браслет, заметил он, теперь плотно, как при жизни, облегал руку владельца. Это означало, что тело впитало достаточное количество воды, чтобы нейтрализовать иссушающий эффект мумифицирующих веществ — если, конечно, они были использованы.
Фила охватило лихорадочное возбуждение. Он несколько раз согнул руки мертвеца. Суставы разгибались сейчас не так неподатливо, как раньше, а плоть стала более мягкой и упругой. Фил вновь внимательно изучил записанный на листке бумаги перевод надписи. «Соком кувшина…» В кувшине были веточки кустарника «мона»… Следовательно, сок его листьев был каким-то образом связан с загадкой. Этот сок древние египтяне использовали в своих лекарствах…
Фил сорвал толстый овальный лист с ветки, которую принес с собой, и раздавил его большим пальцем на столе рядом с мумией. В тот же миг сильный, резкий растительный запах, совершенно не похожий ни на один из запахов, какие он чувствовал раньше, ударил ему в ноздри. Этот запах, одновременно приятный и отталкивающий, расползался во влажном, неподвижном воздухе подземной гробницы, как аромат ладана.
Озадаченный Фил, борясь с мелькавшими в голове фантастическими мыслями и идеями, несколько минут бесцельно бродил по усыпальнице, то и дело останавливаясь, чтобы изучить грубый рисунок на стене или глянуть широко раскрытыми глазами в черную глубину бассейна, откуда была извлечена мумия. Все еще не находя ответа, Фил повернулся к низкому столу и телу За, писца. Внезапно он вскрикнул от отвращения: на столе, точно из воздуха, материализовались два гигантских могильных паука. Молодой человек быстро шагнул вперед, пытаясь помешать жутким тварям добраться до тела, но остановился, увидев, что пауков оно не интересовало. Они, скорее, жадно искали нечто невидимое.
Стоя у стола, Фил наблюдал, как две твари с неожиданной энергией сновали взад и вперед. Он с любопытством наклонился вперед и следил за каждым их движением.
Два огромных белых паука лихорадочно кружили вокруг мумии, часто задевая ее бока в своем беспорядочном движении. Вдруг более крупный из них оказался в дюйме от раздавленного листа. Словно окаменев, он на мгновение застыл, затем согнул толстые волосатые ноги и набросился на липкий зеленый сгусток сока и мякоти. Мгновение спустя другой паук сделал то же самое. Раздутые тела пауков расслабились, и они лежали спокойно, по-видимому, наслаждаясь сильным, своеобразным запахом.
Лицо Фила попеременно выражало отвращение, недоумение, любопытство. Он внимательно наблюдал. Но когда он увидел, как одно из мерзких существ попыталось вонзить свои клыки в дерево стола и, не сумев этого сделать, испустило невероятное количество густого желтого яда, отвращение вышло на первый план. Дрожа и чертыхаясь, молодой ученый смахнул двух тошнотворных существ на пол и втоптал их в пыль своим тяжелым каблуком.
Почувствовав себя немного лучше, он снова глянул на раздавленный лист. Странно, сказал он себе, как простой запах мог молниеносно привести этих вялых пауков в такое неистовство.
Сок кувшина! Если следовать той же метафоре, «жало ларца» — это укус паука-могильщика. Разве маленькая резная шкатулка не была набита сохраненными в желе пауками? И древние легенды, окружающие их, и то, что рассказывал майор Кнеппер об их громадных ядовитых железах… и яде, который не может вызвать серьезное отравление… Возможно, возможно!
Фил выскочил из усыпальницы, пробежал по туннелю и поднялся по лестнице в верхнюю гробницу. В дверях он столкнулся с профессором Эшбруком. Схватив профессора за руку, молодой ассистент повел его обратно в «зал бассейна», не переставая говорить быстро и со страстной серьезностью. Глаза его лихорадочно горели, он весь дрожал.
Поначалу обветренное лицо профессора выражало лишь удивление и легкое раздражение по поводу вспышки Фила. Но по мере того, как часть потока слов доходила до его сознания, выражение это сменялось недоверчивым изумлением, затем беспокойством по поводу душевного здоровья спутника; и наконец, он велел молодому человеку замолчать и начал сам расспрашивать его. Фил повторил сказанное. Пальцы профессора Эшбрука нервно зашевелились, он сжал губы так, что они стали почти бескровными, и в его глазах появился слабый отблеск странного света, так ярко сиявшего в глазах Фила.
Час спустя оба стояли возле неподвижного тела, лежавшего на столе в зале усыпальницы. Они оживленно перебрасывались негромкими замечаниями, часто поглядывая на безмолвное тело писца За.
Профессор взволнованно говорил о редких формах каталепсии, об утраченном искусстве египетской медицины — а также о драгоценностях Ахма-Ка.
Батарейки в электрических фонарях сели, а запасных в лагере не было.
Странную, потустороннюю сцену в темной сырости гробницы под гробницей, в зале бассейна, освещало кольцо мерцающих желтых огоньков свечей.
В холодном, неподвижном воздухе удушливо висел необычайный и незабываемый запах измельченных листьев кустарника «мона». На низком столе лежало тело писца За. Фил и профессор Эшбрук стояли над ним с напряженными лицами.
Профессор натирал мумию густой зеленой жидкостью. Это был сок огромного количества раздавленных листьев. Профессор нанес густую массу на голени и бедра, затем на округлый участок на груди, чуть повыше сердца; оставшееся пошло на затылок. После этого профессор и его ассистент надели толстые резиновые перчатки. Фил поднял с пола жестяную коробку с проделанными в крышке отверстиями для воздуха. Открыв жестянку, он опорожнил ее над голой грудью мумии, затем быстро отступил назад и отвернулся.
Пауков-могильщиков оказалось нетрудно изловить: приманкой послужил запах раздавленных листьев…
Профессор также отвернулся от странного и ужасного зрелища. Он заговорил, не оборачиваясь.
— Сколько сохранившихся пауков ты нашел в шкатулке?
— Четырнадцать.
Бессознательно они говорили приглушенными голосами.
— И теперь их четырнадцать?
— Да.
— А если этого будет недостаточно?
— На крайний случай у меня сидят еще три в банке.
— Как ты думаешь, сколько времени это займет?
— Не имею ни малейшего представления.
Некоторое время в сумраке гробницы царила полная тишина. Тени в высоких углах дрожали, как огромные черные звери, сидящие на цепи.
— Но ведь это немыслимо! — неожиданно взорвался Эшбрук. — Это невозможно! Ужасно!
— Мы зашли слишком далеко. Все, что нам остается сделать — это провести опыт согласно описанной процедуре и посмотреть, верны ли наши безумные надежды и фантазии.
Наконец Фил собрался с духом и медленно обернулся. На теле сидели группами пауки; неподвижные, глубоко вонзив клыки, они закачивали свой таинственный токсин в мертвые вены мумии. При виде этого леденящего кровь и жуткого зрелища Фил с трудом удержался от немедленного бегства.