Увидев тень, дикари принялись кричать еще пуще прежнего, указывая на нее вождю, но тот всецело посвятил себя борьбе с лошадью, иначе бы давно приказал всем бежать.
Кобыла, которая вот-вот уже готова была сдаться к тому моменту, как разбойники начали свое представление, вновь распалилась и одним мощным рывком мускулистой шеи отбросила самого мелкого из арканщиков, распластав его о скалу. Выпущенную им веревку тут же перехватил сам вождь, но тщетно он пытался спасти положение, когда все уже было кончено. Встав на дыбы, кобыла свалила еще одного дикаря с веревкой в руках, одним ударом копыта размозжив ему череп, и дернулась всем телом так сильно, что повалила всех арканщиков, кроме вождя. В иной ситуации те воины, что сжимали в руках копья, встали бы на их место, но теперь они, кажется, совсем позабыли о том, чего ради пришли сюда. Кнут бы и в таком положении думал о сохранении добычи, но в этом разница между людьми востока и людьми запада: жизнь и свобода для последних важнее денег и статуса.
Последним перышком, склонившим чашу весов терпения дикарей в сторону бегства, стало лошадиное ржание и приближающийся стук копыт — это Джек Решето случайно упустил лошадей банды, и они понеслись вскачь по ущелью. Эхо размножило голоса животных и усилило их и теперь казалось, будто целый табун Прерикон несется по каньону, чтобы размазать обидчиков по дну Змеиной реки и скалам. Дикари, верно, подумали, что это духи укрощенных и умерщвленных ими лошадей хотят отомстить им.
Не дожидаясь приказа вождя, все бросились к выходу из каньона, чтобы спасти свои жизни. Немного погодя к беглецам присоединился и сам вождь, когда понял, что он в меньшинстве. Выбравшись из ущелья, дикари бежали к скалам на востоке не оглядываясь, и поэтому не видели, что духи, которых они испугались, были на самом деле всего лишь обычными лошадьми, такими же испуганными, как и они сами. Первой среди всех животных бежала черная лошадь Прерикон, — и для бандитов это была настоящая катастрофа!
Сложнейшая и заключительная часть плана Миража состояла в том, чтобы после бегства дикарей удержать кобылу в каньоне. Для этой цели предполагалось высыпать все камни, которые бандиты собрали на утесах перед самым выходом из ущелья. Кобыла должна была испугаться камнепада и броситься в сторону чаши, понадеявшись на то, что там есть еще один выход. В тупике чаши ее бы перехватил Джек, привязав рядом с уже пойманной им ее укрощенной и объезженной сестрой.
Но все пошло насмарку, когда лошади банды, которые должны были оставаться до конца авантюры в чаше, сумели перегрызть веревки, которыми Джек их связал, когда подводил к ущелью, и бросились по дну каньона в сторону выхода из него. По плану от них требовалось лишь заржать, а они решили еще и пробежаться!
Когда разбойники начали высыпать содержимое утвари и своих еще неопорожненных сапогов на дно каньона, кобыла, как и было задумано, испугалась и бросилась в другую от выхода из ущелья сторону. Там она наткнулась на мчащуюся в ее сторону волну лошадей и, подхваченная ее гребнем, понеслась прямиком под камни, наплевав на все, что сдерживало ее раньше: какой там град, когда на тебя несется такая масса!
— Вниз, канальи! — заорал во всю глотку Мираж, и разбойники, даже не успев обуться, бросились к краям утесов, где лежали веревки, все еще привязанные к камням. Но едва первый из бандитов, сбросив веревку вниз, заглянул за край, как тут же у него закружилась голова от высоты, которую он должен был преодолеть. И каждый последующий бандит, взглянувший вниз, переживал те же чувства, что и первый. Черви вдруг разом вспомнили, кто они.
— Ну, чего вы встали?! — возопил Кнут, поддерживая Миража, и уже два разъяренных предводителя принялись их погонять.
Пуля просвистела между голов разбойников первого утеса, столпившихся у края обрыва, и они, повернув свои перепуганные лица, увидели дымящееся дуло револьвера в руке Миража. Тогда каждый из разбойников вспомнил оторванное ухо Дадли Вешателя и сглотнул слюну, вдруг вставшую комом в его горле. Помимо пуль, в воздухе не менее красноречиво свистел и хлыст Кнута. Тучный коротышка мчался к краю утеса со всех ног, его глаза налились кровью, как у быка при виде красного платка, вроде того, которым перевязал свою шею Кавалерия, а кончики усов завернулись. Сальные волосы Кнута, примятые сбившимся на затылок сомбреро, встали дыбом и теперь торчали, обрамляя покатый лоб лидера преступной шайки, словно зубья короны.
В это же время на втором утесе рвал и метал Кавалерия, раздавая пинки под зад и вообще погоняя своих по-всякому. Он был для них сейчас за Миража и Кнута вместе взятых, настолько потемнело от ярости его лицо. Никто из бандитов второго утеса, включая одноглазого Дадли, не горел желанием лишиться зрения, однако и расшибиться в лепешку у подножия утеса, очевидно, не входило в их планы. Наконец, осознав, видимо, что без примера или жертв дело не сдвинется с мертвой точки, Кавалерия растолкал этих трусов и, схватившись за веревку, принялся сам лихо перебирать по ней руками. На первом утесе Кнут, придя к тем же мыслям, что и каторжник, подошел к первому попавшемуся бандиту и, вытянув револьвер из кобуры, в упор всадил ему пулю в брюхо. Разбойник повалился на утес с воплями боли, а все остальные бандиты тут же бросились вниз по веревке, по всей видимости, по-новому оценив свое положение.
Когда Кавалерия был на середине спуска, Мираж окликнул его и указал на последних лошадей, выбегающих из ущелья. Одна из них пробегала как раз возле второго утеса, свернув немного в бок, тогда как основная часть лошадей побежала вперед. Недолго думая, Каторжник оттолкнулся ногами от скалы и, отпустив веревку, полетел вниз. Он приземлился на спину тяжеловесной клячи Джека Решето по кличке Бо, которая всегда бежит последней, чем задерживает всех, но зато является одной из редких лошадей востока, способных, пускай и медленно, но тащить на себе вес здоровяка. Если бы не Бо, то для транспортировки Джека бандитам бы пришлось завести отдельную телегу или обуздать для него быка. Впрочем, если учесть, как плохо Джек ездит, вариант с быком отпадал!
Медленно, но верно — далеко не то выражение, которое готово было сорваться с пересохшего языка каторжника. Оседлав клячу, Кавалерия несколько раз взмахнул уздой и пришпорил ее, ускорив Бо, насколько это было возможно. Затем он вытащил ноги из стремян и, опираясь руками на седло, влез сапогами на него, а после потихоньку распрямился в коленях, балансируя на спине скачущей лошади.
— Глазам своим не верю, что этот безумец вытворяет?! — спросил Кнут, поравнявшись с Миражом. Последний стоял на краю обрыва с подзорной трубой, наблюдая через оптику за цирковыми трюками Кавалерии.
— Отрабатывает свою четверть стоимости кобылы, я полагаю! — весело ответил Мираж, не отрываясь от оптики.
— Будь я проклят, если он получит от меня хотя бы монетой больше того, что ему причитается по более чем равным условиям договора нашего кочующего братства! — возразил лидер разбойников, безапелляционно скрестив толстые и короткие руки у себя на груди.
— Ой, да не волнуйтесь вы так, босс! Вы, главное, молитесь, чтобы он ее поймал! А там, клянусь, босс, такой куш, что денег нам всем хватит! Кавалерия из него получит столько, сколько заработает! — все так же весело воскликнул Мираж. — А пока что, как я уже сказал, — это четверть стоимости лошади! — добавил он немного погодя и довольно прицокнул языком, увидев, как лихо Кавалерия перескакивает со спины Бо на спину другой лошади.
Кнут и сам это видел. Он как раз достал и разложил свою трубу, чтобы наблюдать вместе с Миражом, и, едва приложившись к глазку, от удивления от увиденного на мгновение даже позабыл о собственной ненависти к каторжнику. Впрочем, он тут же вспомнил о ней и растянул свои мясистые губы в злодейской ухмылке.
«Теперь-то ему точно конец! — подумал Кнут, — Смерть никому такое сумасбродство с рук не спустит! Уж я-то знаю эту старушку! Уж мы то с ней общаемся на ты!»
Однако, видимо, Кнут все-таки не слишком хорошо знал Смерть, так как Кавалерия как ни в чем не бывало продолжал прыгать со спины на спину, меняя одну лошадь на другую, а падать или другим путем отправляться на тот свет он, кажется, совсем не спешил. Кнут в связи с этим приуныл и вскоре начал бормотать ругательства и пожелания страшной кончины своему врагу. На лошадь и куш ему, чьи глаза были зашорены ненавистью, вдруг стало глубоко плевать. По крайней мере одна лошадь Прерикон у него была в кармане, а сколько и кому причитается от ее цены — это уж он как-то сам решит, когда продаст ее.
Ближе всех к лошади Прерикон, почти дыша ей в спину, мчалась Удача Кавалерии. Это была далеко не самая большая лошадь, но отлично сложенная и точно под седло, не для кареты или уж тем более плуга. Она могла бы принести кому-то большие деньги, окажись в свое время в пределах зрения дельцов Дамптауна, где находился крупнейший в Прериконе ипподром для скачек, но, так получилось, что Удача попала в руки Падре, а от него перешла к Кавалерии. Да, возможно, эта лошадь не могла сравниться в скорости с лучшими благородными скакунами, но среди лошадей банды была точно первой. К тому моменту, как перед глазами Кавалерии замаячил ее серый круп, он своим безумным способом преодолел уже спины шести лошадей.
Верная его подруга Удача оставила Кавалерию в тот день, когда он прыгнул на ее спину со спины Раздора — прекрасного вороного рысака Кнута, скачущего немного позади нее. Несмотря на то, что Кавалерия пытался приземлится на Удачу как можно более мягко, изящная спина лошади не выдержала и сломалась в момент его приземления. Только чудом он сумел не попасть ей под бок, успев вовремя оттолкнуться ногами от ее падающего тела, растянувшись в нескольких секундах свободного полета. Он лишь немного не долетел до хвоста лошади Прерикон, которая, совсем обессилев, начала заметно сдавать. Не подведи Кавалерию Удача, черная кобыла вскоре была бы на достаточном расстоянии, чтобы он мог перескочить на нее наверняка. Но это идиллия, а в реальности он не долетел до кобылы совсем немного, исчезнув в облаках пыли у ее копыт.
— Тут-то тебе и конец пришел! — воскликнул Кнут торжествуя.
— Как бы не так… — возразил Мираж, продолжая с улыбкой смотреть в подзорную трубу. — Вы разве не видите искры?
Подняв трубу от копыт лошадей, под которыми он ожидал увидеть распростертым изувеченное тело каторжника, Кнут присмотрелся к пыли на хвосте лошади Прерикон и действительно увидел искры.
— Не понимаю… — пробормотал он, растерянно почесывая свой лоб и поправляя сомбреро.
— Что же вам непонятно? История Кавалерия еще не закончена, мой друг! Готовьтесь к транспортировке кобылы в центральные прерии и поиску скупщика, кроме того впереди нас ждет выполнение самой трудной часть плана, — укрощение строптивой! — ответил Мираж. — А вот, кстати, и поезд запоздалый пожаловал на наш перрон. Его-то нам как раз и не хватало для полного успеха предприятия! — разведчик указал на восток, и посмотрев туда, Кнут увидел всадника, мчащегося наперерез лошади Прерикон. За его спиной горело солнце. — Ну, что я вам говорил, дружище? — он похлопал Кнут по плечу, — все сложилось! И стоило так переживать?
— Чертов мерзавец! — сказал Кнут, рассмотрев через оптику лицо неизвестного всадника, — это же…
— Ага, он самый! Тот, кого вы так ждали! Лассо-Пит собственной персоной! — лучезарно улыбнулся Мираж. — Наш с вами всадник рассвета!
Спускаться по веревке вниз с обрыва несколько проще, чем взбираться по ней волочась за скачущей галопом лошадью. Усердно работая руками и корпусом, Кавалерия вскоре смог встать на ноги, если, конечно, это положение, в котором он поневоле оказался, можно было так назвать. Искры, которые видели Мираж и Кнут со стены каньона, происходили от его шпор, вошедших в крайне жесткий контакт с местной скалистой поверхностью. Они стирались об нее, высекая искры и тормозя кобылу. Прочие лошади вскоре успокоились и отстали, разбежавшись по близлежащим к каньону прериям. Их ловили и сводили вместе спустившиеся вниз разбойники. Только Удача Кавалерии лежала без движения посредине огромного пустыря между скалами востока и подошвой Рубикона, потом ее освежевали.
Понемногу даже невероятная выносливость кобылы Прерикон начала сдавать. Ее шаги становились все тяжелее, пока, наконец, ноги лошади не заплелись, и она не упала на бок, тяжело дыша. Вслед за ней повалился на колени и Кавалерия. Он упал, но не выпустил аркан из ослабевших рук. Сплетенный из черных волос гривы и хвоста лошади Прерикон, этот аркан, как и подобные ему, был крепче любой другой веревки. В тех местах, которые Кавалерия касался своими счесанными ладонями, на нем остались кровавые пятна.
Солнце взошло не так давно, но поверхность земли уже нагрелась. Каждая капля крови упавшая на камни была сродни капли воды на губы умирающего от жажды. В скором времени застывших кровавых пятен вокруг каторжника образовалось очень много, их было больше, чем звезд на небе прошлой ночью. Одежда Кавалерии пришла в полнейшую негодность, от штанов и рубашки вообще мало что осталась, у его старых сапогов почти полностью стерлись подошвы и отвалились каблуки. Потрепало не только одежду: сквозь дыры в материи штанов и рубашки виднелись огромные острова счесанной кожи, эти раны непрестанно кровоточили. Он не стонал от боли, которая должна была быть просто невыносимой, — он только смотрел в глаза упавшей лошади и что-то шептал, а та смотрела на него в ответ, вывалив пурпурный язык изо рта, и тяжело дышала. Таким его застал подъехавший первым Лассо-Пит, ковбой даже снял шляпу перед ним, а позднее признал, что такого он еще ни разу в жизни не видел. Позже подоспели Кнут и Мираж. Мало-помалу вокруг Кавалерии и загнанной им кобылы образовалась толпа зевак.
Тем вечером разбойники ели конину, почти каждый получил по куску от Удачи Кавалерии, и только сам ее владелец не получил ничего, так как бредил. Он потерял сознание, сидя там, у кобылы. Очень долго бандиты не решались к нему подойти, а когда подошли, его уже лихорадило, так и продолжил сидеть на коленях после потери сознания. Мираж распорядился отнести его к чаше, и разбойники послушались, игнорируя возражения Кнута, попросту не замечая их. Они были мерзавцами, но уважали силу, к тому же каждый понимал, что, если бы не подвиг Кавалерии, и куш был бы в два раза меньше. А они любили деньги и то, что можно за них купить.
Глава четвертая
Ковбой и невеста
— И фто бы вы думали? Можете в это поверить? Я ехал туда грабить, а нашел гроб и покойника! — говоривший смачно, со знанием дела сплюнул.
— Мне все равно, что ты нашел! Я спрашиваю, достал ли ты то, за чем я тебя посылал? Где те люди, которых я с тобой отрядил? Куда ты пропал? И почему, черт возьми, ты так долго возился? — хотя он пытался говорить спокойно, по истерическим ноткам в голосе сразу же узнавался лидер банды.
— Люди? Какие еще люди? А, те дохляки, которые даже в седле держаться с трудом! Видел ли бы вы, как они падают, все равно фто мешки, набитые дерьмом!
— Падают? Не от пуль, надеюсь?
— А если и от пуль, то невелика потеря! При мне в них никто не стрелял, они в какой-то момент отстали. Кажется, это случилось на пути в Стамптаун, точно не скажу… Я им не отец, фтобы…
— Стамптаун?! Это же куда восточнее и севернее ранчо Веста! Оттуда недалеко до Брэйввилля…
— И в нем я тоже побывал, — семейные обстоятельства… Да, и еще, прежде фем мы продолжим, я настоятельно рекомендую вам не перебивать меня. Во-первых, это невежливо, сэр! Во-вторых, для вас могу быть последствия! Так вот… Там, на ранчо Веста, меня ждал мертвец. Только едва ли покойник, с такой-то стаей стервятников вокруг себя… Никакого уважения к праху, мистр!.. Нет, сэр! Они его труп прямо из дому вытащили и под лучами солнца держали, вот. Верно, фтоб разложился побыстрее и влез в гроб поменьше… — задумался на мгновение собеседник Кнута. — Бьюсь об заклад, мистр, фто за последние пару лет эти стервятники ни разу и не вспомнили о старике Весте! Все ведь знали, фто он банкрот, — все скотоводы прерий знали! Да, сэр, ни разу! И почему тогда слетелись, спрашивается? Думаю, дело так было: когда старик Вест умер, они, значится, как-то прознали о его смерти и приехали на ранчо за своей долей, друг такая обнаружится, — друг не все еще он заложил кредиторам в банке, этим сволофам в крахмальных воротничках! Недурно, а сэр, я придполагаю?! Как бишь там ее? Дидукция, — она самая! Уверен, их даже адвокатишка Веста не стал оповещать, фтоб успеть подделать завешание и урвать кусок имушества для своей вшивой конторы! — отголоски глубокой ненависти слышались буквально в каждой гласной говорившего. Он был готов растерзать всех юристов, подвернувшихся ему под руку. Но они как назло ему не попадались, очевидно, зная места, в которых им лучше не бывать, и сомнительные лица, с которыми им лучше не встречаться.