Путь в Арьяварду
Роман Олегович Кузьма
© Роман Олегович Кузьма, 2018
ISBN 978-5-4493-4207-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Той, что любила меня беззаветно, посвящается
Часть первая. Храм Огненноокого бога
1
Короткое полярное лето было на исходе, когда в маленькую рыбацкую деревушку Чуг-Ти, приютившуюся между серыми, неприветливыми утёсами, явился незнакомец. Его следы вели в направлении, где не было никаких селений и откуда ещё никогда не приходили люди – по крайней мере, на памяти старейших из обитателей селения, – на север, где, как известно, круглый год царят лютые морозы, а землю покрывают непроницаемой толщи снега и льды. Первым заметил чужака маленький десятилетний сорванец Но-Ше, по обыкновению, отлынивавший от работы по хозяйству и игравший на окраине деревни со щенком, которого он звал Ви-Ло, что значило «Крючковатый Хвост». Ви-Ло, трёхмесячный остроухий пёс, ещё слишком маленький, чтобы тянуть упряжку или травить диких зверей на охоте, завидел одинокую фигуру, внезапно появившуюся на гребне скалы, раньше своего хозяина – и пронзительно залаял.
Взору изумлённого Но-Ше предстал незнакомый ему взрослый мужчина, одетый в меха и вооружённый. На поясе его висел короткий прямой меч в ножнах, отделанных металлом, который практически не встречался в окрестностях Чуг-Ти, но, по слухам, в изобилии имевшийся на юге, где особо ценился за лунный блеск. Металл этот, именовавшийся серебром, Но-Ше однажды видел у первой красавицы селения, семнадцатилетней Бю-Зва, или просто Бю, как её любили называть все мальчишки постарше – она носила на шее ожерелье, на котором висело несколько круглых серебряных бляшек, украшенных чеканными портретами царей южных держав и причудливыми надписями. Ожерелье это, подаренное Бю её женихом, отважным Ваб-Ди, являлось одной из наибольших ценностей в деревне, и передавалось по наследству старшему сыну в семье вот уже несколько поколений – а тот дарил его своей будущей невесте в залог любви и верности.
Чёрные, раскосые глаза Но-Ше так и прикипели к ножнам меча. Сам меч, должно быть, обладал ещё большей стоимостью, так как ковали его искушённые в работе с металлами мастера – из бронзы, что по своим качествам многократно превосходило камень, дерево и кость. Из бронзы был выкован большой нож с чёрной рукояткой, которым пользовался шаман Чуг-Ти, говорящий с душами мёртвых Кул-Деб. Но-Ше слышал о мечах достаточно, причём каждый раз истории эти сопровождались глухими проклятиями отца и сдавленными рыданиями матери. С юга неоднократно приходили большие деревянные лодки, на которых сидело по несколько десятков воинов с мечами и топорами, и атаковали многочисленные роды его племени, заселившего берега Льдистого моря. Налётчики, чьи копья и стрелы также имели бронзовые наконечники, грабили и безжалостно убивали саанимов, и противостоять им в открытом бою было практически невозможно; соплеменники Но-Ше, вынужденные оставить западное и южное побережье ещё более ста лет назад, сейчас скрывались в труднодоступных и бедных дичью и рыбой районах.
Деревенька Чуг-Ти, или Вращающееся Солнце, была основана два поколения назад группой беженцев, пересёкших на каяках Льдистое море в самой узкой его части. Здесь, невдалеке от края вечных льдов, день, как и ночь, длился полгода; солнце в летний период не заходило, а лишь описывало окружность, что глубоко поразило переселенцев и подтолкнуло их дать такое название своему новому поселению. Саанимы ютились в маленьких домиках, представлявших собой деревянно-костяные каркасы, скреплённые сухожилиями и обтянутые моржовыми шкурами, и возносили молитвы богам о счастливой охоте и спокойном море.
В горле Но-Ше застрял испуганный крик; он не решался поднять тревогу, так как опасался, что пришелец поразит его своим тяжёлым копьём, на которое он опирался, как старик – на посох. Судя по всему, мужчина не имел никаких агрессивных намерений, а может, он просто ещё не заметил Но-Ше. Мальчик, мучимый сомнениями, колебался, что же лучше: вскочить и побежать в деревню, до которой было не более сотни шагов, или же затаиться и наблюдать из безопасного укрытия. Несколько расположенных поблизости крупных валунов, покрытых бурым лишайником, предоставили бы ему надёжную защиту, и Но-Ше, ругая себя в душе за трусость, всё же склонялся спрятаться за одним из них, однако в этот момент незнакомец заметил его, и вся затея потеряла смысл. Вопреки ожиданиям, лицо мужчины озарилось слабой улыбкой, и он, счастливо рассмеявшись, произнёс несколько приветственных слов на незнакомом языке.
Это было уже слишком для десятилетнего «Прыг-Скок», как переводилось с саанимского имя Но-Ше, и, отдав должное своей привычке, он помчался что есть духу к деревне, вопя на ходу изо всех сил. Лохматый Ви-Ло, переваливаясь с боку на бок, старался не отстать, то и дело тявкая.
2
Мужчины саанимов, несмотря на то, что не отличались воинственностью, в полной мере обладали тем качеством, которое цивилизованные народы именуют отвагой. Вооружившись, они немедленно высыпали из своих маленьких домишек и, приблизившись к чужестранцу, окружили его. Тот, похоже, едва держался на ногах от усталости и голода – настолько истощило его длительное путешествие – и, вместо того, чтобы, по обычаю своих сородичей, принять смертный бой, неожиданно отбросил в сторону копьё и, улыбаясь, поднял руки. Под торчащей из-под меховой шапки копной тёмных волос и густой бородой угадывались очертания совсем ещё молодого лица, покрытого шрамами и ранними морщинами. Розовая кожа, носившая следы отморожений, казалась задубевшей, но, вне всякого сомнения, не могла принадлежать ни сааниму, ни члену родственного им племени.
Воины переглянулись. Единственное слово – и десяток острог пронзит тело незваного гостя, как простую рыбину. В этот момент, когда напряжение достигло предела, в ход событий неожиданно вмешался шаман племени, старый полубезумный Кул-Деб. Выступив вперёд, он сделал предостерегающий жест; рукава его кожаной куртки съехали едва ли не к локтям, обнажив по-старчески бледные запястья с набухшими голубыми венами.
– Стойте, говорю я вам, замрите! – выкрикнул Кул-Деб своим надтреснутым голосом. – Ещё никто не приходил с севера, и человек этот может поведать нам нечто новое о стране льда. Возможно – кто знает? – его послали нам боги, чтобы передать важную весть.
– Не сильно-то они заботились о своём посланце, – парировал уважаемый в деревне Лят-Нил, отец Ваб-Ди. – Смотрите, как он отощал! Сдаётся мне, это один из волков, что водятся на юге – я слышал от знающих людей, что они там сбиваются в стаи и охотятся на оленей и на людей. Убьём его сейчас, пока он не привёл своих друзей!
Послышались одобрительные возгласы, Ваб-Ди даже поднял острогу, целясь чужеземцу в грудь, и вопросительно глянул на отца. Однако авторитет Кул-Деба был слишком велик, чтобы даже Лят-Нил мог прямо ослушаться его.
– Постой, Ваб-Ди, ты ещё молод, и, не дав начало новой жизни, не спеши отнимать чужую! – Кул-Деб говорил гневно, его безбородое, как у всех саанимов, лицо побагровело и стало похожим на плоский лист меди. – И ты, Лят-Нил, знакомый мне с рождения сын досточтимого отца и отец храброго, но забывшего, кто перед ним, сына! Погоди, и пойми, раз законы гостеприимства – пустой звук для тебя: путь, по которому прошёл один, открыт и для других!
Лят-Нил, до которого дошёл смысл сказанного шаманом, побледнел, и сделал сыну едва заметный знак бровями – тот, недобро улыбнувшись, опустил острогу.
– Ты говоришь… – начал Лят-Нил – и умолк; перед ним выросла молчаливая фигура вождя. Седовласый Вяд-Хат, или «Быстрая Вода», стремительным движением, сделавшим бы честь и молодому, выхватил острогу из руки не ожидавшего подобного Ваб-Ди.
– Ты такой же неуклюжий болван, как и твой отец в юности, и не зря племя не выбрало его вождём, несмотря на все старания родичей! – Голос вождя оглушал, подобно грому. – Как ты только посмел поднять острогу, когда к тебе взывал наш шаман, тот, кто говорит с душами ушедших в мир иной?! Что он скажет духу твоего дедушки о позоре, который навлёк ты и твой отец на всё наше племя?! Как вы отправитесь в царство мёртвых, когда настанет ваш час – и кем там станете? Безгласными, безмозглыми слугами – теми, кто забыл даже собственное имя?
Мужчины, привыкшие всегда и во всём повиноваться вождю, скрестили свои взгляды на Лят-Ниле и его сыне. В их глазах можно было прочесть лишь суровое осуждение.
– Ты – глупец, Ваб-Ди, и обязанность твоего отца – отстегать тебя; к несчастью, ты уже слишком большой, чтобы это можно было сделать на людях, иначе женщины нашего селения будут краснеть ещё несколько зим подряд. – Вождь, потрясая отнятой у парня острогой, подарил ему ещё несколько не самых лестных эпитетов и замечаний, пока, наконец, не отшвырнул оружие в сторону. – Мы чтим законы гостеприимства, даже если речь и идёт о том, кто похож на наших заклятых врагов! И мы позволим этому путнику остаться у нас, пока не восстановятся его силы и он не расскажет нам, откуда пришёл! Кто знает, как многое неизвестно нам о северном крае?
Остальные саанимы одобрительно загудели.
– Может, там есть проход к незамерзающему проливу или…
– … Или даже цветущая долина, которую боги одарили своим благословением! – вставил кто-то с преувеличенным пиететом в голосе, чем вызвал всеобщий смех.
Вождь метнул в остряка, отца красавицы Бю-Зва, неприязненный взгляд. Тот, звавшийся Ап-Вил, «Полугодок», так как отличался излишней простоватостью, даже, как поговаривали, слабоумием, не пользовался ничьим уважением, и лишь красота его дочери считалась достаточным извинением всем его недостаткам.
– Что бы там ни было, мы обязаны получить сведения – ведь кто знает, сколько пришельцев может явиться в следующий раз?
В этот момент случилось то, чего никто не ожидал: чужеземец, о котором в пылу спора все забыли, совершенно обессилев, застонал и потерял сознание.
3
Пришельца перенесли к Ап-Вилу, чья тёща, старейшая женщина селения, считалась искусной знахаркой, сведущей в целебных травах и приворотных зельях. Старуха Ва-Жи, которой на днях исполнилось шестьдесят, шамкая беззубым ртом, поставила на огонь глиняный горшок с особым отваром – по её словам, тот должен был мигом поставить на ноги даже безнадёжно больного.
Ап-Вил, укрывшись шкурами, приготовился отойти ко сну, в то время как дочь его, единственная, но бесценная отрада в жизни, прекрасная Бю-Зва, хлопотала вокруг белокожего гостя. Тот почти не приходил в сознание, борясь с сильным, сжигающим изнутри, жаром; в бреду он то и дело выкрикивал какие-то слова и даже порывался вскочить – к счастью, его организм слишком ослаб для подобных движений, которые в данных обстоятельствах причинить вред только ему самому.
Глядя на дым, упорно не желающий подниматься сквозь отверстие в потолке и гонимый порывами ледяного ветра то в одну сторону, то в другую, Ап-Вил щурил слезящиеся глаза и думал об истинной причине, по которой вождь поручил ему честь оказать гостеприимство чужеземцу – он, единственный во всей деревне, знал язык, на котором тот говорил.
Ап-Вил на самом деле не родился в Чуг-Ти – он оказался здесь случайно. Ещё когда он был тринадцатилетним мальчишкой, его деревню, расположенную на юго-восточном побережье Льдистого моря, сожгли налётчики, прибывшие на огромных лодках, над которыми, подобно крыльям, развевались квадратные паруса. Ап-Вилу до известной степени повезло: он попал в рабство, в котором пробыл полгода. Даже закованный в колодки, он не оставлял надежды вернуть себе свободу и, однажды ему, казалось, улыбнулась удача: мастер, обучавший его ремеслу резчика, напился хмельного мёда и задремал. Улучив момент, Ап-Вил забрался в рыбацкий баркас, который уже давно присмотрел, и, захватив с собой припасённую снедь, как был, в ножных колодках, поднял парус и устремился навстречу судьбе. Вскоре, не имея ни малейшего представления о навигации, он обнаружил себя посреди бескрайних морских просторов и, совершенно отчаявшись, стал безрезультатно взывать к богам.
Семь дней носило юного беглеца по волнам, пока он не заметил, что дни становятся всё длиннее, а ночи – всё короче, верный признак того, что судёнышко попало в тёплое течение Белый Змей, ведущее, к сожалению, в северо-восточном направлении, в места, пареньку совершенно неизвестные. Поразмыслив немного, он решил, что, раз все его родственники всё равно погибли, то значения, куда плыть, всё равно нет. Вскоре вдали показался берег, и лодку начало сносить в том же направлении; заметив между острых, словно зазубренных скал, дымки, беглец приободрился – стало понятно, что настал конец его скитаниям. В Чуг-Ти его, несмотря на ряд возражений, высказанных отцом Лят-Нила, приняли в племя.
Ап-Вил усмехнулся: старик уже давно был мёртв, и не знал, что внук его посватался к дочери Ап-Вила, иначе наверняка потерял бы дар речи от потрясения. Впрочем, ничего необычного тут не было: смелость «Полугодка», получившего своё прозвище по времени, проведённому в неволе, не вызывала сомнений, и он смог получить в жёны лучшую девушку племени. Та родила ему дочь, несравненную Бю-Зва, однако в последующем с потомством им не везло: двое детей умерло, не прожив и года, а четвёртые роды стали для супруги Ап-Вила роковыми: она умерла, оставив того вдовцом.
Размышляя о прошлом, Ап-Вил и не заметил, как к нему незаметно подкрался сон. Очнулся он от крика, который вырвался из глотки пришельца – испуганного и яростного одновременно. Бю-Зва, ласково улыбаясь, смочила его воспалённый лоб и пересохшие уста; заметив, что отец проснулся, она жестом показала ему – всё в порядке, можно спать. И снова Ап-Вил словно нырнул в омут воспоминаний: искажённые лица, обрамлённые бронзовыми шлемами, то и дело взлетающие вверх окровавленные топоры… душераздирающие крики смешиваются с боевым кличем южан и треском разгорающегося пожара, создавая одну сплошную жуткую какофонию…
Он проснулся, весь в холодном поту. Костёр давно угас, и зола едва теплилась. Сквозь дыру в потолке виднелось солнце, осуществляющее свой извечный танец по небосводу. Бю-Зва и Ва-Жи спали; грудь пришельца вздымалась спокойно и мерно – судя по всему, жар уже прошёл, и южанин держал курс к выздоровлению. Стараясь не производить ни малейшего шума, Ап-Вил осторожно поднялся и вынул свой костяной нож, кривой и тонкий, с острым, как бритва, лезвием. При ударе он, наверняка, сломается, и кончик застрянет в ране, обрекая жертву на гибель, даже если рана не окажется смертельной; в этом случае Ап-Вилу не помогут никакие оправдания – человека, нарушившего закон гостеприимства, изгонят из племени, и ему придётся уйти на север, к верной погибели, от которой только что спасся лежащий перед ним человек. Несколько долгих мгновений, тянувшихся, словно вечность, Ап-Вил не решался нанести удар, а затем, выдохнув, расслабился и опустил руку. Спрятав нож, он покинул своё скромное жилище, чтобы подышать воздухом.
Ап-Вил простоял несколько минут, вдыхая холодный воздух. Мать Но-Ше, мальчика, обнаружившего пришельца, что-то шила, сидя у себя на пороге; заметив его, она приветственно улыбнулась, а затем вернулась к своему занятию. За спиной его послышался шорох – то проснулась Бю-Зва и проверяла состояние своего подопечного. Тот, как и ожидалось, крепко спал.
Проклиная собственную нерешительность, Ап-Вил отклонил полог и, пригнувшись, пробрался сквозь входное отверстие. Пришельцу суждено жить – по крайней мере, до тех пор, пока он не поведает свою историю.
4
Чернобородый чужеземец, которого все звали Кар-Ву, или «Волосатое Лицо», благополучно поборол свой недуг, и уже к исходу второго дня своего пребывания в деревне саанимов был способен говорить и осмысленно отвечать на вопросы. Ап-Вил, подгоняемый настойчивыми взглядами вождя и шамана, вошёл в свое жилище в час, предшествующий сумеркам – время суток, которому в ближайшие недели предстояло превратиться в непроглядную полночь. Бросив нетерпеливый взгляд на Волосатое Лицо – тот как раз пытался что-то объяснить Бю-Зва, – он сел напротив, так, чтобы пламя очага разделяло их. Огонь в таких случаях дарил тепло и свет поровну, и никто не мог нарекать на радушие хозяина.