Оно и понятно: человека, обнаружившего хоть какие-то способности к магии, тут же клеймили как дитя Кеоса и забивали камнями до смерти. Или оставляли в Чаще привязанным к дереву, на корм дикому зверью.
Мастер Нарах протянул кристалл Анневу.
– Смотреть нужно в середину, через тонкую часть, – объяснил он, польщенный неожиданным вниманием. – Тогда камень станет прозрачным… да, все верно. А теперь посмотри на сундук. Что ты видишь?
Аннев с прижатым к глазу камнем опустил голову и увидел, что жезлы оцепенения испускают извивающиеся струйки фиолетового дымчатого света. Они наполняли сундук до краев и даже просачивались сквозь стенки.
– Ничего себе, – восхитился Аннев, на сей раз совершенно искренне.
Нарах кивнул и вытянул руку, ожидая, что Аннев отдаст ему артефакт. Но Аннев не торопился.
– А стюарду Маркою, случайно, не нужна помощь с поисками?
Нарах опустил руку, обдумывая вопрос.
– Вообще-то…
– Ты победил в состязании, – не выдержал Дюварек. – Так что наслаждайся, а работу стюарда оставь стюарду.
– Это обязанность песочников, Аннев, – поддержал Эдра. – Дай мастеру Нараху себя осмотреть и убирайся.
Аннев стиснул зубы и нехотя протянул камень Нараху. Мастер тайн поднес артефакт к глазу.
– Вытяни руки по швам, будь добр.
Подчиняясь его просьбе, Аннев медленно вынул из-за спины левую руку – и вдруг его осенило.
– Вы могли бы осмотреть через камень храм – вдруг увидите жезлы!
Нарах снова опустил камень и нахмурился:
– А что, отличная мысль, служитель Аннев. Не уверен, правда, что с этого расстояния мне удастся что-то разглядеть, и все же… Хм.
Нарах, прижав камень к глазу, отвернулся от Аннева и уставился вглубь зала. Не прошло и пары секунд, как на сморщенном лице мастера тайн заиграла довольная улыбка. Не опуская артефакта, он закричал:
– Маркой, идиот! Третий ряд, слева. Да… Нет, у тебя это справа. Третий с конца. Да.
Аннев почти затрясся от облегчения, когда Маркой поднял валявшийся на полу жезл.
– Посох Одара! – просиял Нарах. – И как только я сам до этого не додумался? А вон и второй. Прекрасно.
Аннев уже натягивал на руку перчатку.
– А теперь вон отсюда, – скомандовал Эдра.
Аннев поклонился, все еще не веря в свою удачу. Во рту скопилась горькая слюна. Сглотнув, Аннев непринужденной походкой направился к обитым железом дверям. Отворив их, он тут же отскочил назад, уступая дорогу мастеру расчетов. Мастер заглянул в зал и, махнув рукой, забрызганной мелкими чернильными каплями, крикнул:
– Дюварек! Приведи-ка себя в порядок. Вечером отправляешься в Банок с Кейишем.
Аннев, замешкавшийся на пороге, услышал, как Дюварек устало застонал:
– Сегодня же первая ночь Регалея, Карбад! Банок может и подождать.
Карбад покачал головой:
– Не может. Янак заполучил темный жезл.
Дюварек ругнулся.
– Ладно. Только сначала дай перекусить, у меня за весь день ни крошки во рту не было.
Мастер теней вышел за Карбадом.
Аннев с чувством огромного облегчения выскользнул за мужчинами. Он подтянул перчатку и медленно пошел по коридору, изо всех сил стараясь сохранять спокойный вид. Однако едва завернул за угол, как тут же припустил во весь дух, желая поскорее покинуть эти мрачные стены.
А пока он мчался по тускло освещенным залам, полагаясь на память и интуицию, лихорадочно прокручивал в памяти недавние события. Поразительно, как быстро пролетел этот день, прожитый им на сплошном адреналине. Он спас Лема, победил Фина, потом его предал Терин, а в конце он прикоснулся к Маюн. А еще выиграл какое-то таинственное преимущество в завтрашнем Испытании суда. И хотя ему не помешало бы поесть и отдохнуть, но от возбуждения он совсем не чувствовал усталости.
Аннев в одно мгновение пересек главный зал. Что ж, обед с Содаром он уже пропустил, но занятия сегодня закончились раньше обычного, и старик его еще не ждет, так что будет ему сюрприз.
Юноша пробежал через последний коридор со сводами – внутренние и внешние двери оказались распахнуты настежь, – и, скользя по вытертым ступеням, спустился на центральную площадь Шаенбалу.
Вынырнув из тени громадного здания, Аннев очутился в знакомом мире, полном привычных видов и запахов. В этом мире он обладал двойным положением – и служителя Академии, и помощника священника в часовне, и это ему очень нравилось. Не столько потому, что работа в качестве последнего приносила кое-какие приятные плоды. Главное, ему – единственному из учеников – была доступна маленькая привилегия: ежедневный путь от Академии до часовни Содара – короткое, но такое восхитительное путешествие!
Из домика сапожника, стоявшего на противоположной стороне площади, доносился глухой стук молотка о кожу. В пекарне неподалеку от мастерской плотника вовсю трудились Рафэла и ее муж – ворчун Лорн. Судя по дразнящему аромату, от которого у Аннева тут же слюнки потекли, они только что вынули из печи противень со свежеиспеченным хлебом.
– Приветствую, Аннев!
Через площадь шагал местный одноглазый кузнец с громадным куском чугуна на плече. Он замедлил шаг, чтобы перекинуть свой груз с одного плеча на другое.
– Доброго дня, Шраон!
– Припозднился к обеду? Или древние от тебя устали и выгнали до ужина?
Аннев остановился. Ему всегда нравился этот человек и его странный певучий выговор. Содар называл его «смешанный наутронский», но Анневу эти слова ничего не говорили. Да это и не важно. В конце концов, когда живешь в маленькой деревушке на краю света, любая странность кажется приятным разнообразием. А повязка на глазу и вовсе делала Шраона местной диковинкой. Неудивительно, что Анневу он сразу понравился. Мальчишка широко улыбнулся:
– Можно сказать, и то и другое. Я сегодня лучше всех справился с испытанием, вот меня и отправили домой пораньше.
– Да ты что! С тем самым испытанием?
Аннев мотнул головой:
– Нет, оно будет завтра. А сегодня… небольшая проверка.
Шраон крякнул и вновь перебросил чушку с плеча на плечо.
– Молодец. Надеюсь, ты и завтра победишь. Иначе обидно будет – кольцо-то уже готово!
Аннев нервно прикусил нижнюю губу. Шраон, глянув на него, весело рассмеялся и направился в свою кузницу, которая располагалась на востоке от Академии.
«Зря я откровенничал с ним о Маюн», – пожалел про себя Аннев.
Когда он попросил Шраона выковать кольцо обещания, то не стал скрывать, для кого оно – Шраон ведь все равно никому не расскажет. Но если завтра он не получит титул аватара, кузнец узнает о его провале, и от одной этой мысли ему сделалось нехорошо на душе. Хотя чего там, сам виноват: в следующий раз дважды подумает, прежде чем выбалтывать кому-то свои сокровенные тайны.
Обежав Академию, Аннев очутился у деревенского колодца. Отсюда ему была видна кузница под открытым небом, за которой – на восточной окраине Шаенбалу – ютилась часовня Содара. Быстро миновав первый ряд домов, Аннев нырнул в переулок, разделявший владения Шраона и сапожника, и, пройдя его до конца, снова прибавил шагу. Вдруг его снова окликнули:
– Аннев!
Он резко развернулся. Пока он мчался как ветер, его сердце и то билось медленнее, чем сейчас. Он улыбнулся:
– Здравствуй, Маюн.
Глава 13
Маюн улыбнулась, и Аннев задрожал от восторга. Однако уже в следующую секунду ему стало мучительно стыдно за то, что случилось в лабиринте.
– Ты ушла слишком рано, и я не успел извиниться, – пробормотал он.
– Извиниться?
Аннев кивнул:
– Там, в темноте… мне пришлось тебя обыскать. Чтобы найти медальоны. Я бы никогда…
Он осекся. В горле от волнения пересохло. Что он вообще собирается сказать?
– Я бы никогда тебя не обидел.
Маюн ответила легко и весело:
– А я и не обиделась. Ты ведь хотел победить, получить хоть какое-то преимущество на завтрашнем Испытании.
Аннев кивнул. Какое счастье, что она все понимает!
– Кажется, Кьяре не понравилось, что я оставил тебе два медальона…
Маюн озорно усмехнулась:
– Еще бы. Но я надеялась, что именно так ты и поступишь.
– Да?
Теперь и в зеленых глазах плясали озорные огоньки.
– Конечно. Я всей душой была на стороне моих сестер, но в то же время не хотела, чтобы ты проиграл. Поэтому я нарочно столкнулась с Кошри и позволила тебе задеть меня жезлом.
– Нарочно? Постой… ты мне поддалась?
Маюн откинула назад прядь каштановых волос. Недоумение Аннева явно забавляло ее.
– А ты думал иначе?
– Вообще-то… да.
Она рассмеялась:
– Аннев, ты такой милый. Ну конечно же, я тебе поддалась. Я была уверена, что ты не станешь забирать у меня все медальоны, – и оказалась права.
Аннев лишь покачал головой. Значит, Маюн всегда находилась на шаг впереди. В свете этого осознания его победа уже не казалась ему столь внушительной, хотя он по-прежнему считал, что полностью ее заслужил.
– Да, – согласился он. – Ты оказалась права.
Он наклонился к ней, но тут же отпрянул и огляделся по сторонам – нет ли вокруг нежелательных свидетелей.
– А почему же, – спросил он, улыбаясь, – ты сейчас здесь, а не в кругу своих сестер?
– Мне нужно было забрать у Грейсика отцовы туфли.
Она вытянула вперед левую руку, демонстрируя пару больших кожаных сандалий. В правой она держала плетеную корзину, накрытую тканью. От корзины исходил дразнящий аромат свежей выпечки, на который пустой желудок Аннева немедленно отреагировал жалобным урчанием.
– Ну и быстро же ты управилась. Я сюда со всех ног бежал.
– Я надеялась, мне удастся тебя увидеть.
– О, – пробормотал польщенный Аннев. – Что ж, вот он я.
– Да. Я так рада.
На несколько мгновений повисло молчание, пока Аннев наконец не нашелся что сказать.
– А ты… придешь сегодня на проповедь?
– Обязательно! Где же еще мне повезет увидеть тебя в твоем церемониальном облачении? Оно такое красивое. Не то что эти грязные туники и штаны, которые заставляют вас носить мастера.
Аннев кивнул, не совсем понимая, что она имеет в виду: то, что он все никак не станет аватаром, или просто-напросто намекает, что ему стоило бы почаще стирать одежду.
– Я непременно разоденусь, не сомневайся.
– О! Кстати!
Маюн передвинула ручку корзины к локтю и, взяв сандалии в правую руку, принялась что-то искать в левом кармане.
– У меня для тебя кое-что есть.
Она вынула из мягких складок своего белого фартука длинную полосу темно-красной ткани с золотым узором.
Перчатка.
– Я сама ее сшила, – сказала Маюн, протягивая перчатку Анневу, на лице которого сияла широченная улыбка. – Счастливого Регалея.
Он принял подарок, восхищенно рассматривая вышивку: она начиналась над локтем – огненный хвост обвивал руку золотыми нитями и переходил в тело феникса, занимавшее все предплечье. Голова птицы была вышита на тыльной стороне ладони, а язык из распахнутого клюва змеился вверх по большому пальцу.
– Чудесный подарок. Спасибо. А твой я отдам тебе в последний день Регалея.
Маюн просияла:
– Спасибо. Я так рада, что перчатка тебе понравилась! Я думала сшить две, но ты почти всегда носишь только одну.
Аннев смущенно поскреб левую руку. Надо же, а он и не думал, что Маюн обращает на это внимание. Девушка, внезапно нахмурившись, продолжила:
– Фэйт говорит, ты сильно обжегся и тебя заставляют ее носить, чтобы никто не видел следов. Как Кентона заставляют прятать его шрам.
– Это не так, – с осторожностью произнес Аннев. – Ни шрамов, ни ожогов у меня нет.
– Да. Я-то это точно знаю.
Она прикусила губу и, бросив на него лукавый взгляд, дотронулась до его левой кисти, скользнула по его пальцам и медленно стянула перчатку.
Аннев ошеломленно выдохнул и с трудом подавил желание прикрыть руку, лишившуюся спасительной ткани. А Маюн, улыбаясь, взяла его руку в свою и пробежала пальчиками по обнаженной коже.
– Вот видишь, совсем не больно. Может, когда-нибудь я увижу и все остальное?
Аннев вспыхнул до корней волос и опустил голову. Маюн, воспользовавшись его растерянностью, натянула на левую руку перчатку с фениксом. Перчатка подошла идеально.
– Какая красивая, – восхитился Аннев.
Маюн кивнула и отпустила его руку.
– После того дня, у пекарни, я и не сомневалась, что твоя рука в полном порядке. Я так и сказала Фэйт: нет у тебя никаких шрамов. Но она говорит: поверю, когда сама увижу. – Маюн тряхнула головой, и тут Анневу стало не по себе – впервые в жизни в присутствии Маюн он ощутил беспокойство. – Ей лишь бы посплетничать. А ведь уродство – это беда и позор. Возьми Шраона. Отец говорит, если бы он не был единственным кузнецом в деревне, совет бы уже давным-давно его выгнал. А из его подмастерья кузнец никудышный: он только и умеет, что молотом стучать, и то – отец говорит, что и этому делу вконец разучился. – Маюн цыкнула, не обращая внимания на то, что Аннев от ее слов испытывает явную неловкость. – Вот и получается, что мы вынуждены полагаться на меченого. Уму непостижимо, что за десять с лишним лет мы так и не нашли нормального кузнеца.
Аннев натянул перчатку с фениксом повыше и медленно покачал головой.
– Но Шраон хороший кузнец. А глаз он потерял в сражении с чудовищами на острове Куннарт. Он мне сам сто раз об этом рассказывал. И ничего позорного в том, что у него только один глаз, нет.
– Ну что ты, Аннев, конечно же есть, – возразила Маюн, направляясь в сторону Академии.
Аннев послушно шел следом: хотя слова девушки задели его за живое, он все равно не мог отвести от нее глаз.
– Ведь это метка Одара. Так он указывает нам на детей Кеоса. – Она вздернула подбородок и отбросила за плечо длинную прядь волос, в которых плясали солнечные блики. – Странно, что ты его защищаешь – не говоря уже о том, что дружишь с ним, – ну да ты, добрая душа, и не можешь по-другому. Однако не стоит быть таким беспечным, Аннев. Отец говорит, дети Кеоса лживы; они умело скрывают свою истинную сущность и пользуются чужой добротой. Меня беспокоит, что Шраон с тобой единственным делится подробностями жизни, которую вел до того, как приехать в Шаенбалу. Тебе не кажется, что это как-то странно?
– Ну…
Маюн смотрела на него, вопросительно подняв брови. Ей и правда хотелось услышать его мнение. Аннев кашлянул, прочищая горло:
– Он не очень много мне рассказывал. Я только знаю, что кузнечному делу он учился в Одарнее. И сражался с кеокумами на Куннарте.
Маюн наклонила голову к плечу и прищурилась:
– А с чего ты взял, что все это правда? – И продолжила почти шепотом: – На нем метка Одара. Что, если это он привел куннартских огров, которые сожрали даритских младенцев?
Аннев рассмеялся:
– Какие глупости! Он хороший человек, Маюн. Мы встречаемся с ним каждый Седьмой день.
– Да он же кузнец, Ани. – Она подошла так близко, что их плечи соприкоснулись.
Подождав несколько секунд, пока до него дойдет смысл ее слов, она продолжила:
– Как терранцы, понимаешь? А терранцы поклоняются Кеосу, причем все они как один – кузнецы!
Аннев растерянно поскреб в затылке. Может, рассказать ей то, что он слышал от Содара о терранцах? Наверное, лучше не стоит.
– Послушай, Шраон родился на севере. А терранцы живут в старых землях – далеко на востоке. И, кроме того, он ходит в часовню каждый Седьмой день, иногда даже на неделе заглядывает, чтобы помолиться вместе с Содаром. Шраон почитает Одара, Маюн, даже не сомневайся. Одара, а не Кеоса.
Маюн с безразличным видом пожала плечиком:
– Отец говорит, сыны Кеоса часто так делают, чтобы ввести в заблуждение добрых людей. А уж кому это знать, как не ему.
Аннев замедлил шаг. Он вдруг понял, что Маюн ему не переубедить. Она слушает лишь отца, старейшего Тосана, и верит всему, что он говорит, даже не пытаясь разобраться, правда это или нет. Вслед за первой пришла и вторая мысль, от которой все внутри перевернулось: как только Маюн узнает его тайну, она тут же его отвергнет.