Небо, без единого облачка, было чистым, сюрпризов пока не обещало. По дороге им посчастливилось ни на кого не напороться – ну, должно же и им иногда везти. Внизу тоже незаметно было никакого движения.
– Сверху, действительно, и не подумаешь, что тут хоть одна живая душа есть. Кроме каких-нибудь там местных тушканчиков.
Глазастая Ада указала куда-то вперёд и влево.
– Вон там, в тени у скалы, истребители ныкаются.
Дэвид первым спрыгнул на глинистый песок, поросший редкой серой травой. Прошуршало из-под ног что-то, похожее на ящерицу.
– Ну, бегите, - пилот, добродушный, улыбчивый обладатель каких-то несерьёзно смотрящихся в его возрасте курносого носа и оттопыренных ушей, не удержался и потрепал Аду по головёнке, - авось, ещё свидимся когда, а? Потом, как всё устаканится, вы в гости-то прилетайте? Так просто, без дракхианской угрозы?
Изнутри база какое-то время ещё оставляла ощущение необжитости, покинутости. Пустота, пыль, прохлада, полумрак… Но вот послышались голоса, а затем из-за поворота выскочили двое центаврианских пилотов, видимо, из вездесущих и всемогущих агентов Арвини.
– О, вот ещё пожаловали… Почти все в сборе теперь?
– Главного ещё осталось…
Дэвид обернулся на знакомый голос и обомлел. В дверной проём в соседней зале он увидел, перед экраном связи, Зака Аллана. Он как раз заканчивал беседу по видеосвязи с каким-то центаврианским военным с густой, с обильной проседью бородой.
– Зак! Мистер Аллан! Вы – здесь?
Рейнджер, отключив связь, вскочил из-за стола и в два больших шага уже был возле Дэвида и его спутников.
– Слава богу… Живой добрался… - он крепко обнял его, потом подхватил на руки Аду.
– Зак, откуда вы здесь? Вы когда успели прилететь?
Ему показалось, или в глазах Зака стоит глубокая, тяжёлая печаль?
– Дядя Зак, спустите меня, я тяжёлая!
– Ты новости-то последние что… слышал, не слышал?
– Не до того было, признаться.
– Мы в том диверсионном отряде прибыли, что захватил дракхианский корабль. Я руководил этим отрядом. Ну, и сейчас руковожу… Тем, что от него осталось… Ты не слышал ведь, что корабль взорвали? Только пятеро нас были в это время не на нём.
– Не слышал. Боже… Кто… был там? Кто спасся?
– Выжили – в это время внизу были, с агентурой встречались – только пятеро, я, Тжи’Тен, Далва – медик наш, ты, кажется, не знаешь её, Табер и ещё девушка из телепатов, её ты точно не знаешь. А погибли… многие. Ше’Лан, Энтони, Эмилия… Почти половина Эйякьянского отряда, столько же телепатов…
– Телепаты? Там? Но… Они ведь отказались, все, кроме Уильяма с Адрианой и студентов Диуса, разве нет?
– Так надо было, чтоб вы так думали, чтоб отряды о составе другого отряда поменьше знали… Они и не из Йедора были в основном, из других поселений.
Не отказались. Всё-таки пошли. Пошли и погибли. Господи, как-то Адриана, Уильям, Андо переживут такую весть?
– Кто ещё из… наших уже здесь?
– Почти все, только Рикардо с высочеством ждём, они от Катаринского плато прорываются, там жарковато сейчас… Эй, ну! Иржан, держи его, чего доброго, сейчас схватит истребитель и туда ломанётся… Там союзные центаврианские сейчас жару задают, ну да, опомнились, чай, без тебя справятся.
Дэвид выдохнул. Зак прав. Прорвутся, доберутся. Обязаны. Видимо, просто однажды нервы должны были сдать и у него.
– А Андо, Адриана, Амина, остальные?
– Андо здесь. Цел, не то чтоб совсем невредим – перенапрягаться ему за последние дни много пришлось… Сколько кораблей дракхианских одним только им уничтожено… Милиас тяжело ранен, он его чудом сюда живого дотащил.
– Они где?
– Там, дальше по коридору и налево – госпиталь…
Дэвид со всех ног бросился туда, Иржан, куда как более длинноногий, едва поспевал за ним.
Голос Андо они услышали ещё на подходе, это несколько успокоило. Вместе с голосом Андо звучал другой – низкий, грудной, но, несомненно, женский.
– Ты знаешь, Андо, я никогда не попросила бы тебя об этом, если б хоть кто-то, кроме тебя, мог мне тут помочь, если б вовсе я могла обойтись без чьей-то помощи. Но твои возможности из всех, кого я знаю, таковы. Я не просила бы, если бы речь шла о чём-то другом, не о нём, Энтони. Я знаю, ты не понимаешь нашей веры, и я не прошу понимать… В любой другой момент я сочла б недопустимым сказать тебе: вспомни обо всех тех, кого отняла у тебя смерть, если б у тебя была возможность установить связь с ними – разве ты не воспользовался бы ею, чего б тебе это ни стоило?
Дэвид вошёл в комнату. Андо сидел на крайней кушетке, бледный, но, кажется, и правда невредимый. Распущенные волосы падали на лицо, и когда он поднял голову, в глазах телепата стояла какая-то отрешённая пустота.
– Здравствуй, Дэви. Хорошо, что с тобой всё в порядке…
Он немного помолчал, потом обратился к девушке.
– Да, я не понимаю смысла в том, о чём ты меня просишь… Однако… Мне от рождения дана возможность общаться… Видеть родителей и слышать их голоса. Лита сказала бы, что ты не права, хотя она другая, она поступила бы иначе… А вот Байрон… - на этих словах Андо вновь посмотрел на Дэвида, таким долгим и задумчивым взглядом, словно проникая в его душу, - Хотя мне и кажется, что это бессмысленно… Он считает, что это важно для тебя… Поэтому я согласен.
– Андо, ты… вы куда?
– Это нужно мне, - проговорила Табер, - мне и Энтони. Мне жаль, что пришлось просить об этом, но никто, кроме Андо, не может мне помочь, а я не могу упустить даже малейший шанс. Мы верим, что те, кого мы теряем, умирают не до конца, что мы можем сохранить с ними связь, чтобы воссоединиться однажды… Энтони не бракири, но он, хотя бы отчасти, разделял мою веру. Я должна… не позволить его душе потеряться в море душ. Я знаю, для него это было бы такое же невыносимое горе, как для меня, и не воспользоваться сейчас малейшим шансом – это предать его. Мы должны полететь туда, где он погиб, и совершить обряд, пока это ещё возможно.
– Не беспокойся, Дэви, со мной ничего не случится. Ты ведь веришь?
– Верю, но…
– Что ж, не будем терять времени.
Когда они вышли, Дэвид долго смотрел им вслед. Взгляд Иржана, впрочем, был ещё более ошарашенным.
– Они что… в это ущелье? Вдвоём? Там же… там же дракхи ещё, поди… А у нас тут посадка, не ровен час. Ради чего…
– Ради того, что, возможно, единственно ценно… Что вносит смысл и в борьбу, и в то, что мы живы…
Из-за ширмы вышла Адриана, подталкиваемая в спину очень смуглой, мрачноватой на вид женщиной.
– Давай-давай, не спорь. С ног уже падаешь, а туда же. Много пользы, что ли, такая здесь принесёшь? Или мне с ним возни мало? Живо приняла горизонтальное положение, и пока не отлежишься – глаза мне мозолить не смей!
– Адриана, ты б с Далвой не спорила! – Ада, неизвестно, когда успевшая нарисоваться здесь же, упёрла руки в боки, - во-первых, она не с такими упрямцами справляться приученная, во-вторых – тебе и правда отдыхать при любой возможности надо, сама знаешь. Ты и так перенапряглась тут больше, чем следовало бы. А это отражается. Пошли, я тут научилась с их компами обращаться – найду тебе, если у суровых воинов в файлах возможно, какую-нибудь музычку попозитивнее, включу, порелаксируешь – старт всё равно не пропустишь, не волнуйся. Между прочим, многие люди считают, что на ребёнке вообще отражается всё, что видит и слышит мать, а ты за последние дни слишком много таких физиономий видела, что мне страшно, если это правда…
– Э? – захлопал глазами Дэвид, - или я что-то пропустил…
– Ну, есть такие вещи, Шеридан, которые просто не твоё дело.
Вздохнув, Адриана принялась развязывать завязочки медицинского халата, в который она облачилась, видимо, для помощи Далве.
– Иржан… Там… У тебя группа крови какая? Перелить хоть немного, у него такая кровопотеря, весь синий…
Иржан кивнул и проследовал за ширму – группа крови с Милиасом у него, к счастью, была одна. Далва задержалась, поддерживая Адриану, которой стало нехорошо, помогая ей сесть на кушетку.
В медблок, на ходу продолжая вытирать руки о какую-то тряпицу, вошла незнакомая Дэвиду тощая русоволосая девушка с каким-то очень уж блёклым, невыразительным лицом.
– Ну, кажись, уговорили мы этот радар… Чуть он нас не уговорил. До чего ж у них системы все вредные, насилу все вместе разобрались, там такие щели – только мне и пролезть, половина кабелей то ли погрызены кем, то ли попортились от времени так удачно… На пробой-то непохоже… Что, Далва, и физиономия у меня вся в грязи? Дай спиртик, оботрусь, да посмотрю, что я для этого прибора могу сделать… Вряд ли много-то, в центаврианской технике я не шибко понимаю, в медицинской тем более… Тут Хирн говорил, мальчика раненого сильно тяжело доставили?
– Более чем тяжело, - нахмурилась Далва, - я эти часы на нет сошла, всю базу обегала, кровь искала, у кого его группа – так те пилоты, им ещё в бой… Слава богу, Иржан вот нашёлся, перельём хоть немного.
– И то славно… Я свою б дала, да моя и людям не полезна. Прямо не по себе мне, что я сделать-то могу сейчас… Он же без сознания, мне говорили, даже не поговоришь… мне-то, сейчас-то… И так тишина эта, так ещё с нервами… - её светлые, грустные глаза остановились на Дэвиде, - новое лицо. Тоже из команды Рикардо?
– Я Дэвид. А вы… Из отряда Зака, да? Я вас по Эйякьяну не помню, значит, вы из Ледяного города?
– Я Мисси. Да, не из Йедора только, из Лапландии. Значит, ещё люди прибыли? Кто ещё?
– Андо был, он с раненым и прибыл. Но уже снова убыл… Тут кто в лес, кто по дрова, пока всё равно не все собрались, Табер его в горы потащила, тело Энтони искать.
Дэвид невольно отметил, что в глазах Мисси мелькнуло какое-то странное выражение, и кажется, именно оно заставило Адриану нахмуриться.
– Мисси, я ведь…
– Да помню я, что говорила. Это просто обидно мне немного, что снова разминулись мы, тогда тоже в Йедор я приехала через три дня только, а раньше было как, с детишками-то… Ну да ничего, вернётся же ещё.
– Так всё, молодёжь, - улыбнулась Далва, - идите, тусуйтесь в другом месте. Вы мне в приёмном покое, конечно, не сильно мешаете, но порядок должен быть.
Дэвид и Мисси, поддерживая под руки Адриану, вышли, Ада семенила следом.
– Он-то как, Андо – сам не ранен? Что они, вдвоём только полетели? Взяли бы, что ли, для охраны кого, путь не ближний свет, и они, поди, над этим ущельем до сих пор кружат, ровно вороны…
– Мисси, он справится.
– Я знаю, Адриана, а всё ж ты очень спокойно об этом говоришь. Ты тогда и не показала мне, какой он, и других просила.
– Потому что тебе будет больно, Мисси, а я этого очень не хочу. Он не такой.
Мисси отвернулась.
– Знаю я, что не такой. И никто не такой, и не будет… Только вот… Ты эту боль, Адриана, видела – как тебе за него не страшно?
– Я в него просто верю.
– И я верила. Все мы верили… И верим… Извини меня, Адриана. Я не хочу твою тревогу растравлять. От тишины это всё просто… Если уж так говорить – правильно это, что он с Табер полетел. Вера – единственное ведь оружие против смерти.
У Дэвида было странное ощущение сюрреалистичности происходящего. Словно они говорят на каком-то своём языке, в какой-то своей, особой знаковой системе, о том, что понятно только им. Вроде бы, конечно, говорили они об Андо… Но под словами об Андо сквозило что-то ещё, что-то невыразимое вполне, непостижимое и глубокое, как целое море молчания. И – от тревоги ли за Диуса, или от чего-то другого – это непонятное в их речах как-то особенно напугало его. Извинившись, он покинул их и побрёл, в поисках места, где мог бы спокойно поразмышлять и привести чувства в порядок, но, хотя база была большая, а их как будто не так много, найти уединённое место было непросто. К тому времени, как в одном из коридоров он столкнулся вновь с Заком Алланом, он в этой идее даже, в общем-то, разочаровался.
– Что лицо такое? Случилось что-то?
– Ничего нового, в общем-то. Просто… Хотя непросто на самом деле, очень непросто… Я вспоминал… Мы всё это время, конечно, волновались за каждого, кто отправлялся куда-то далеко, но ведь на самом деле… На самом деле и представить такого не могли и не хотели, чтобы кто-то действительно погиб. Сначала Кристиан, Селестина, другие… А теперь вот… Милиас, говорят, может умереть, и Энтони, Ше’Лан, Эмилия… Это совершенно невозможно осознать. Я закрываю глаза и вижу Ше’Лана живого, и невозможно поверить, что живого, улыбающегося, этого доброго Ше’Лана нет. Что вот так, одним взрывом – всех… Но ладно – друг, это не так ещё… Табер повезла Андо в то ущелье – найти тело Энтони, совершить над ним обряд… Хорошо, когда во что-то такое веришь, а я вот не верю, что это действительно может унять её боль. Вы спасли Амине Тжи’Тена, но хоть грешно так думать – вам не стоило спасать Табер, оставили бы её там, взяли бы кого-то, у кого не осталось там возлюбленного, или уж обоих брали… Но конечно, как вы могли знать… И Мисси… У Мисси ведь тоже… кто-то остался там?
– У Мисси? Ну… почти все телепаты там из её поселения были, кто-то даже из тех, кто с ней в одном доме жил, женщина одна, например.
– Я о другом. Она тоже потеряла там возлюбленного?
Зак выглядел озадаченным.
– Ну, не так чтоб я прямо всё о них знал… Но насколько я понял, у Мисси не было возлюбленного. На корабле, по крайней мере, да, кажется, и вовсе.
– Значит, мне показалось… Показалось, что о смерти, о вере, как единственном, что спасает… она говорила с такой болью… Просто, подумалось мне – вот, все люди когда-нибудь узнают, что такое любовь, но не у всех она одна… Люди иногда говорят – умереть в один день, но ведь очень мало кто умирает в один день… Большинство людей, как бы ни плакали, принимают это, отпускают, и могут говорить спустя время со светлой улыбкой: «мой покойный супруг». Их раны заживают. Но бывает любовь прямо страшная… Когда действительно жизнь друг без друга немыслима… Пока такие любящие вместе – немногие сравнимы с ними в этом счастье, но когда один умирает – мир, который раньше был прекрасным, затопляет боль, и тот, кто остался – он всё равно больше не живёт… Мне показалось, у Табер так. Она говорила ровно, спокойно, она даже не плакала… Но я смотрел на неё и видел – в этом месте смерть нанесла миру огромную рану, которая не затянется никогда, пока смерть не заберёт и Табер тоже, и горе смерти, если там она не вернёт ей его. Наверное, конечно, неправедно говорить так о Табер, она рейнджер, её учили тому, как расставаться – и держать при том в узде свой дух, тому, чтоб всегда быть готовым отдать жизнь… Ну, так она свою готова была отдать, не его… Зак, что с вами?
– Так… Личное… - Зак изо всех сил старался стереть с лица мрачно-злое выражение, получалось не очень, - просто напомнил… Хотя тут рад бы забыть, пожалуй. Нет, ты не виноват, и они не виноваты, милые, хорошие все люди… Но у них там своё, знаешь, нечего даже лезть… Мисси – она же тоже из Ледяного города, из этих сектантов.
– И? простите, я, наверное, задеваю что-то, что для вас тяжело, а мне знать не положено. Я не хотел…
– У них там своя… вера… Ты только не думай, в смысле, что меня Мисси как-то раздражает или… Да нет, все они, по-честному, раздражают…
– Вы не любите телепатов.
– Да кто ж их любит… В смысле… Ну, я не то хотел сказать… В конце концов – они были мои люди, а я их командир, это имело значение, а не что я там люблю или не люблю… Но тяжело, конечно, когда у тебя команда на две половины делится, такие неодинаковые… Они не конфликтовали, конечно, даже вообще любезными были… Просто держались особняком всё равно…
Зак опустился на небольшую металлическую тумбу, Дэвид остался стоять рядом.
– Вас это нервировало? И вам… теперь неловко за это перед их памятью?
– Наверное, и так. Вообще, знаешь, вот когда говорят – команда… Команда – это что-то единое, но конечно, прямо идеального единства всё-таки никогда не бывает… Слаженная команда – это обычно когда её члены хорошо научились свои какие-то внутренние неурядицы засовывать подальше, когда дело требует. Всегда так было, всегда так будет. Но вот как мне… повезло с командой – это не каждому везёт… Нет, я не жалуюсь, боже сохрани, дали задание – так будешь хоть с пак’ма’ра работать, хоть с телепатами, и ничего гундеть. А чего я там не понимаю – это мои проблемы. Но вот теперь я смотрю и думаю – служивый человек, он всегда трус. Потому что за приказом, за этой вот необходимостью как бы прячется… Я, кажется, вообще лучше всех прятаться научился, иногда сам себя не найду. А если найду – так испугаюсь, ну и рожа. Рейнджер – он должен быть чист в помыслах… Чист в помыслах, понимаешь? Так вот это как… рубашку, бывает, достанешь – вроде чистая… пока не положишь рядом с новой. Тут и понимаешь – ба, вся серая уже, манжеты зашорканные, и там пятно, и сям. И ведь стиранная… Просто не отстирывается уже ничерта. Такой и быть. Только рубашку выкинуть можно, а душа какая есть, с такой жить. Оттого и злость – ведь вот спросить, за что я себя виноватю? Это ж удобно так… ты солдат, ты безопасник, ты рейнджер… Всё прекрасно, всё просто, есть приказ, есть дело… Как человека себя и забыть можно. Пока кто из учителей – чтоб вот тоже их, этих минбарцев – ковырять не начнёт. Найди, мол, себя, найди свой страх… Зачем мне себя искать? Мы и порознь нормально… А эти вот – смотрят так, как будто меня точно где-то встречали, и если прямо вот сейчас не отошлю с каким-то заданием – непременно расскажут, как там я и что я себе передавал.