– Один центаврианский телепат сказал мне, что нормалы очень преувеличивают всеведенье телепатов. Что приписывают им то, что видят исключительно сами, исходя из своих страхов… Вы не согласны?
– Да не знаю. Век бы их не знать, что ли. С этой их… религией святого Байрона.
– А Байрон здесь при чём?
– А Байрон у них всегда при чём, - голос Зака снова стал из усталого злым, - говорю же – религия. Главное, семнадцать лет прошло же уже, главное, из них половина и не знала его лично… Что в нём такого, а? Морда и пафос? Жил как дурак и умер как дурак.
– Зак. Вы тогда служили на Вавилоне… У вас с ним… были какие-то счёты?
Зак посмотрел на Дэвида тусклым, тоскливым взглядом.
– А тебе зачем это знать, парень?
– Не знаю. Просто… хотя я уже очень давно знаю эту историю… в общих чертах… никто и никогда не спрашивал меня, как я к этому отношусь. И слава богу, наверное. Принято считать, что не телепата это вообще волновать не должно. Но я – не знаю, может, из-за Андо, Адрианы, всех, с кем мне пришлось работать из телепатов – начал воспринимать это… очень близко к сердцу. Вы сказали – «святой Байрон»… так иронично и презрительно, как многие это говорят. А я… мне неловко говорить, но я правда думаю, что он был святым. Считается, что трудно и почётно быть воином, сражаться, но по-моему, быть пацифистом и нести только мир – тяжелее. Потому что слишком много тех, кто посмеётся, посчитает ненормальным, скажет, что это глупо или даже неправильно… Слишком много тех, кто, из разных соображений, будет против. И как мало тех, кто способен понять. Как мало было тех, кто способен представить, как это – исповедовать и быть верным до конца… я не знаю, смог ли я бы так.
– Знаешь, Дэвид… Может, и правду говорят, что телепатам надо где-нибудь отдельно от всех остальных жить, потому что мира никакого никогда не будет. С другой стороны, от всего, чего там не понимаешь, не отгородишься. Нормалы тоже не все одна семья, религия, политические фракции – что-то да разделяет. Я об этом, конечно, не люблю думать… но сейчас-то заставляют… Может, сейчас если б вернуться назад – я и передумал бы рейнджером быть, всё-таки это не армия тебе, тут думать надо, много думать. В армии всем параллельно, что ты думаешь, служи и молчи. А здесь только заметит кто с постной мордой – и с души не слезет. Потому как вдруг неспокойный дух мне помешает… Опять же, чужую веру осуждать – это для рейнджера дело последнее. Да только ведь он не бог…
– Вален тоже не был богом.
– Вален – это… Вален.
– Ага. Знаете, за что ещё я не люблю религию? Для людей это просто ещё одна форма того, как можно любить мёртвых и презирать живых. Чтобы бога чтили – надо, чтобы он был где-то там, был велик, беспредельно силён и недоступен человеческому пониманию. Либо жил во времена такие, какие и в летописях не всегда найдёшь. Когда люди молятся, они говорят: боже, услышь меня, боже, пребудь со мной, боже, не оставь меня… Но когда они слышат, что где-то есть живой, из плоти и крови бог – этого они не принимают, это у них повод для злословия. Мне думается, когда Христос говорил: «Если вам будут говорить – там Мессия, или там – не верьте», имел в виду лишь – не позвольте любому, кто пожелает, использовать вашу веру в своих целях… А люди поняли это уж очень по-своему. Уже очень многие сказали: «Христа, конечно, чтут, но если б он сейчас пришёл – его бы снова распяли», а всё не доходит. В борьбе с лжепророками не пропустите пророка истинного. Некто Савл так уже, как выражается Ада, лоханулся.
– Дэвид, как тебя твои родители выносят?
– Что?
– Наверное, правильно это… Обычно дети стесняются что-то взрослым говорить, мол, они больше прожили, они больше знают. Но со мной не тот случай, я мудрости не нажил, одни проблемы. Я же как всегда думал – вот, я человек простой, и всё у меня просто… И жить буду, как все живут – родился, учился, работал, потом женюсь, детишек заведу, потом на пенсию выйду, буду в кресле-качалке сидеть, жаловаться на ревматизм… Никаких там тебе страстей и трагедий, про это только в книжках пишут. Ну, и вот любовь… это что такое? Любовь и любовь… Как ты описал – как у всех обычно. А не как у Табер. Я вот такую, первую, ждал, не должна была ко мне такая вторая-то придти. Говорят, можно всю жизнь прожить и не понимать, что ты кого-то там любишь, даже и слово такое в голову не придёт. Потому как есть то, чего не бывает, и всё. Опять же, хорошо всё в теории-то вот так представлять, схему себе придумать, а дело иметь приходится с людьми живыми, не со схемами. Потому и отношений у меня, считай, не было никаких – не знал, как подступиться к их заведению. Потому, думал, и пялюсь на неё при всяком случае – чего ж на красивую женщину не пялиться, когда уже месяц ни красивой не было, ни какой вообще. Физиология же. Вот так стоишь, бывает, пялишься, она там сделку какую-нибудь, как всегда, сопровождает – и не заметишь, как у тебя какой-то воришка бумажник слимонил. Люлей от шефа выхватишь, полегчает. Вообще хорошо, что у неё все мозги в эту сделку уходят, а то б выхватил хорошо если по морде, не по чему другому. Шеф, конечно, где мужик хороший, а где и падла. У него философия простая. У мужика одно средство от проблем – бордель называется. Мужику, мол, без секса нельзя, он от этого нервным становится, так что воздержание у нас в СБ запрещено законодательно. Так что ноги в руки и… А то ещё раз увижу такого мечтательного – и не надейся, что уволю, сразу убью. Он и отцу твоему ту же философию проповедовал… Ты только не думай, это ещё до твоей матери было… Ну, правду сказать, оно помогало. Не совсем, но помогало. Думал, всё-таки выбью дурь из головы, ну, не я – так шеф выбьет… Скажи я ему – мол, в телепатку влюбился – так он бы мне показал, и кузькину мать, и где раки зимуют. Но есть же такие женщины – их ведьмой назвать не оскорбление, а так, жизненный факт. Я к ней и не подходить лишний раз старался, такого мне только позора не хватало… Но хотя и понимал, конечно, что мне-то ничего не светит – а зло-то брало… Когда ребята про Коша шутили – не брало… Это-то может быть даже и уместно, хотя что бы ворлолнцы в этом понимали, у них этого, поди, нет, за древностью и бестелесностью… Но что вот, она-то, такая, в нём, таком, нашла? Что он ей такое дал? Разве он мог её защитить? Да я даже не знаю, на кого я злюсь. То ли на него, то ли на неё, то ли на себя. По мне так вот лучше всего, когда всё идёт как идёт. Чтобы я и дальше на неё пялился, а она на ворлонцев своих молилась, а мне шеф выволочки устраивал. Глупо это, конечно – виноватых искать… Я и на отца твоего злился – прав был шеф, нечего было эту Локли на своё место назначать! Жесты примирения, это всё понятно, а только нечего бабе на таком посту делать. Это ж додуматься – самой Бестера на станцию пригласить… Так и скажи, что мозгов не хватает самой разрулить… Синклер бы нашёл, что придумать, и отец твой нашёл бы, и Ивановой бы кто сказал такое – что можно Бестера самим позвать – так я бы не хотел там рядом оказаться при этом… Потому и не смог я дальше на станции оставаться – понял, не прощу. Не приехал бы этот – они б не взбунтовались, и пусть ушла бы она с ними куда-то в свой телепатский рай – но хоть была бы жива! Так что чего упрекать, что я телепатов не люблю… я и себя не очень… Ладно, хватит исповедей с тебя, пойду, у меня дела, как-никак.
Он ушёл, а Дэвид сел на его место и сидел так долго… Он пытался осмыслить, представить себе всё это, получалось плохо, чтобы не сказать – вовсе не получалось. Можно б было сказать – Зак человек очень одинокий, и злится на себя за то, что понимает это, что не может приучить себя от этого одиночества не страдать, как это сделали все. Может быть, потому он и не любит телепатов, что считает их по определению, по изначальным свойствам куда более неодинокими, чем все обычные люди – а ведь чем они заслужили это, просто родились… Дэвиду и прежде иногда думалось, что больше всего желчи на всяких сектантов, величающих друг друга братьями и сёстрами, выливают те, кто на самом деле завидует, кто сам хотел бы так, да не смеет…
Зак злится на себя за то, что полюбил – будучи нормалом, заведомо ей «неподходящим», значит – заведомо безнадёжно, и что не смог прекратить это одним только «успокойся, тебе не светит», и что зная это, продолжал злиться, видя её с другим. Говорил себе, что ничего не может для неё сделать, но легче не становилось. И все эти годы эта злость отравляла ему жизнь… Может быть, и жестокая игра судьбы, что вот теперь Заку снова пришлось иметь тесные дела с телепатами… а может быть, в этом есть какой-то глубокий смысл, может быть, сделанное сообща дело поможет ему примириться с прошлым…
Он очнулся от того, что его тормошит за плечо Ада.
– Вот ты где! Там последние прибыли, погружаемся! Пошли, поможешь Милиаса выкатить, нам с Адрианой самим не справиться… А Далва в корабле уже, аппаратуру там готовит…
Тишину коридоров разбил топот множества ног – пилоты бежали к своим истребителям, из медблока Адриана выкатывала платформу – лежащий на ней Милиас был в сознании, но белый, как полотно, сама Адриана, впрочем, немногим более живого цвета. Ада, расталкивая взрослых, потащила Дэвида к стене с оружием.
– Зачем?
– Лишним не будет.
– У меня всё равно руки заняты будут.
– Ну как хочешь, а я вот возьму.
Дэвид схватился за другой поручень платформы, Ада гикала на бойцов, веля им посторониться. В коридоре у самого выхода едва не сшибли Винтари и Лаису, примеряющую в руке короткий центаврианский клинок.
– Дэвид!
– Давайте шевелитесь, на корабле обниметесь!
– Иржан, придержи ворота!
Из-под скалы уже взмывали в небо истребители прикрытия – всего три, но больше нельзя, привлекут внимание. Последние метры пути до корабля, который увезёт их с планеты… Они казались бесконечно длинными, эти метры, и чистое, безмятежное вроде бы небо не успокаивало, оно вселяло чувство беззащитности, крохотности, оно нерационально, нестерпимо тревожило… Долго в нём нарисоваться дракхам? Дэвид уже знал про отвлекающий маневр с «Джентой»… Но может же у них найтись корабль-другой и на уничтожение «Асторини», на которой, как они считают, просто эвакуируется команда.
Ада показала пальцем куда-то вдаль:
– Андо и Табер летят. Сядут возле самой «Асторини». …Блин! Ну только не это, у них дракхи на хвосте… Ничего, ребята им сейчас устроят тёплый приём…
– Главное – чтоб нас сверху обломками не накрыли, - невесело улыбнулась Адриана, которую сообщение о прибытии Андо, кажется, успокоило.
Истребитель Андо и Табер, на прощание плюнув огнём в сторону ближайшего дракхианского, благополучно приземлился, Табер помогла Андо выбраться, но вместо того, чтоб броситься поскорее в корабль, они поспешили навстречу товарищам. Андо спотыкался, едва не падая в мягкую, сухо шуршащую под ногами пыль, потом останавливался, хватаясь за плечо то Табер, то Брюса – и очередной истребитель дракхов внезапно прекращал огонь и шёл на снижение. Брюс вовремя толкнул его – в том месте, где только что стоял Андо, пыль расплавил выстрел сверху.
– Вот, по нам стрелять начинают. Чёрт, ну с платформой-то не побегаешь…
– Лучше! Они десант высаживают. Блин…
Иржан и Тжи’Тен перехватили у Дэвида и Адрианы платформу и помчались со всех ног – без медицинской аппаратуры Милиас мог протянуть ещё очень недолго. Они успели прорваться. Основной отряд – нет. Дракхианский десант уже вспахивал ногами жёлто-серую пыль, она разновеликими облачками поплыла между ними и отрезанным от корабля отрядом.
– А говоришь, бластер зачем…
– Ты из бластера его всё равно не пробьёшь!
– Пробить – не пробью. Зато отвлеку! – Ада бросилась в ближайшее пыльное облако и задорно обстреляла оттуда ближайшую группу дракхов. Адриана схватила Дэвида за шкирку и буквально швырнула его на землю – что над ними просвистело, они не поняли, но явно что-то смертоносное. Сверху уже сыпались обломки сшибающихся в воздухе истребителей – «Гармы» защитников, прекрасно зная, чем могут быть чреваты взрывы вблизи «Асторини», всеми силами пытались увести дракхов подальше, в сторону гор, а дракхи, как назло, пёрли напролом, вынуждая «Гармы» кувыркаться, избегая тарана. Надо думать, более чем скромные боевые возможности «Гарм» они знали, и спокойно ждали, когда они расстреляют весь боезапас, чтобы спокойно приступить к избиению младенцев. Гораздо больше их волновали телепаты, стараньями которых очередной истребитель вдруг начинал крениться влево и уходил штопором в песок, давая рассыпавшимся по равнине людям укрытие, а теснящие рейнджеров дракхи вдруг хватались за голову или за грудь. Полуобморочного Андо перехватил Винтари, потащил за ближайший истребитель – мёртвая туша дракха наполовину свисала из пробитого переднего стекла, тоже его работа, Брюс колошматил денн-боком временно ослепшего дракха, а Уильям уже перекинулся на следующего. Выстрелы прошили песок, возле самого укрытия Винтари и Андо, задымилось грязно-серое стекло. Адриана истошно вскрикнула и метнулась туда.
– Уильям, сзади! – Дэвид подхватил выбитый у Амины денн-бок и успел подставить его под удар клинка дракха. Взгляд встретился со взглядом, глаза дракха вспыхнули извращённым вариантом радости встречи, иначе не скажешь. Потом – злым удивлением, потом – яростью. Он почувствовал, что Страж отказывается подчиняться ему, догадался Дэвид.
– Глупая тварь, КАК?!
– Остановись! Как бы далеко всё ни зашло – вы можете остановиться.
– Тебе никогда не понять этого, низшая тварь. Твоя доля – быть рабом или умереть, - дракх навалился вперёд, сталь чиркнула о сталь, высекая искры.
– Тебе приятно в это верить? Почему? Их больше нет, вы не обязаны жить как раньше, вы не обязаны убивать, никто не вернётся, чтоб похвалить вас за причинённые разрушения, это всё бессмысленно! Оставьте Центавр, во вселенной много незаселённых планет, вы обретёте новый дом, вы не должны вечно быть рабами тех, кого уже нет! Можно стать большим, чем ты есть, не разрушая, а преодолев свою программу!
Рядом упал, сражённый выстрелом в спину, Зак, к нему бросилась, выбравшись из-под придавившей её вражеской туши, Мисси, подхватила, накрывшись его маскировочной сетью, поволокла в сторону корабля – со стороны казалось, что между ногами сражающихся медленно ползёт большой ком песка, но кто бы обратил на это внимание. Время от времени кто-то запинался об этот комок, он на миг замирал, потом снова продолжал движение. Маскировочная сеть – не шапка-невидимка, и уж тем более не способ для щуплой девушки быстро перетащить здоровенного мужчину, чудом было уже то, что маскировочной сети хватило на двоих, и кажется, Зак шипел сквозь зубы, чтоб она бросила его и бежала, ведь погибнет сейчас из-за вшивого нормала, и кажется, Мисси ответила что-то вроде «он никого не бросал».
Дэвид вдруг почувствовал, как по его телу словно проходит странный импульс – и он подумал бы, что это дракх пытается вломиться в его сознание, но импульс шёл от его тела. Страж? «Пусти. Может быть, ты не понимаешь моих слов – но поймёшь мои мысли? Я должен докричаться до тебя, я должен тебе объяснить!». Яростное сопротивление – как огонь, которым полыхали атакованные миры, как чёрный дым над расстрелянной колонной беженцев. Разве может живое существо не иметь в себе ничего, кроме этой ненависти, этой радости над пожарищами, над криками умирающих и раненых, этого торжества победителя, сквозь опьянение успехом выбирающего новую цель? Разве может живое существо и само не желать больше ничего иметь? Само взращивать, пестовать только то, что чернее тьмы, беспощаднее огня, холоднее могилы? «Вы не всегда были такими. Я не верю. Пусть Тени отняли у вас память о том, что было до них, но они больше не диктуют, чему быть после. Слушай! Смотри!». Образ – на образ, он словно бросался на многочисленные амбразуры сознания дракха, стремясь погасить этот огонь, заглушить этот гимн хаосу, заслонить чёрное солнце, сияющее в его небе. «Ты не должен быть дьяволом, не должен быть тьмой. Ты такой же, как мы». «Да, я такой же как вы. Лучше ты смотри». И он бил – образ за образом, как удар – картинами того, что делалось, тех, кто делал, лицами, голосами – не дракхов, тех, кто сотрудничал с ними, покупая их оружие, заключая с ними сделки – приглашая их корабли расстреливать взбунтовавшиеся города, продавая им своих сограждан в качестве рабов и подопытных, выслеживая и убивая телепатов. Центавриан, людей, гроумов, голиан, представителей других, незнакомых Дэвиду рас. «Ты думал, вы другие? Вы такие же. Вы будете такими. Такими, какими вас хотели видеть Тени, какими вас хотим видеть мы. Посмотри – они боятся смерти, но любят нести смерть. Они говорят о мире, но готовятся к войне. Они любят песни о любви, но военные гимны любят больше. Они по-настоящему счастливы лишь тогда, когда побеждают. Вечным миром ты хочешь отнять у них радость победы? Они никогда не пойдут за тобой. Они не считают нас дьяволом, не считают дьяволом себя. Они просто считают, что так правильно, что это – польза. Откуда б вы нас ни изгнали, мы всегда найдём тех, кто примет нас и нашу пользу». Вспыхнув, намертво сплавившиеся меч и денн-бок упали между ними на песок, связь разорвалась. Дракх схватил Дэвида за горло, в другой руке сверкнул короткий кривой кинжал…