Он закрыл глаза, стараясь успокоиться, стараясь привести мысли в порядок. Их отчаянный сумбур только усиливался от молчания рядом. Нормалу, наверное, не представить, что это такое. Когда не слышишь мыслей идущего рядом человека, не чувствуешь даже фона… Словно его нет. Быть может, для нормала это - как не слышать дыхания, не чувствовать пульса. Словно рядом с тобой идёт живой мертвец.
– Рикардо…
Андо повернулся к командиру. Ветер, теперь дующий в затылок, тут же растрепал и без того спутанные волосы и развязавшуюся ленту повязки на голове. Рикардо расслабленно скользил взглядом по рядам чёрных в пожухшей, потемневшей листве деревьев и, казалось, не волновался и не переживал решительно ни о чём, а Андо размышлял, что всё-таки он думает об этом человеке, какова равнодействующая той оторопи, которую рождает в нём ментальная непроницаемость этого человека, и притягательности этой спокойной твёрдости и силы.
– Что такое? Недоволен распределением? С кем-то другим хотел пойти?
Андо опустил глаза. Хуже нет для воина - когда его даже заподозрили в том, что он осуждает, оспаривает решение командира. Но как ни крути, так оно и есть. И хуже нет для телепата - чувствовать себя так, словно его видит насквозь тот, кого он не может просканировать.
– Нет… То есть, да… Я хотел бы пойти с Дэвидом.
– Андо, ты можешь быть гораздо нужнее в городе. Ты слышал, что сказала Маркела – там может быть остраженный. И не факт, что нам удастся подобраться к нему легко и быстро, его резиденция, похоже, тот ещё бастион… Так что нам потребуется твой купол. Дэвиду и Адриане, не спорю, непросто будет обойти гарнизон, но Роньё приоритетнее, там мирные жители, как-никак.
– Мне просто страшно… - шепотом произнес парень. Рикардо присвистнул.
– Нашёл время… Да ладно, не первый раз у нас объект с потенциальными сюрпризами.
– Нет, вы не поняли… Я не боюсь за себя. Я не умею за себя бояться. Но за Дэвида… Вы знаете, он уязвим. Больше уязвим, чем все мы.
Рикардо похлопал его по плечу.
– Ты у нас в отряде что, главный по паранойе? Ничего с Дэвидом пока не случилось, и сейчас не стоит волноваться. У него и самого голова на плечах, какая-никакая, есть. И парни за ними приглядят.
– Эта тварь у него на плече… - Андо словно не слышал мужчину, только рефлекторно вздрогнул, когда рука Рикардо коснулась его, - Эта тварь постоянно с ним рядом… Я, конечно, могу его чувствовать, но я могу не успеть, если оно что-то сделает. Ведь отравить человека – дело секунд. Пусть даже он и наполовину минбарец. Если с ним что-то случится… Если я не успею, не смогу, не буду рядом… я просто не знаю…
Рикардо возвёл очи к усеянному редкими сизыми облачками осеннему небу.
– Всё ясно. Ты боишься того, что не контролируешь ситуацию. И тебе кажется, что если не ты - никто её не проконтролирует. Ты же, мне казалось, говорил с Адрианой… Она тоже не прониклась к этому существу любовью и доверием, но всё же вынуждена была признать, что он держит обещание и делает всё для защиты Дэвида. Ты считаешь, он просто выжидает удачного момента?
– Нет. Если Дэвид верит, что это… создание не причинит ему вреда – пусть так, я тоже готов в это поверить. Дело не в этом. Мне кажется, эта тварь и сама бы рада оказаться прилежной и помогать, однако… Мы ведь не знаем, как оно поведет себя, когда встретит Дракха? Мы не знаем, могут ли включиться в нём определённые программы, которых тварь в себе даже не подозревает сейчас. Даже если его побуждения благородны, и Дэвиду ничего не грозит, это только от него… А придет ли какой-то сигнал от Дракха Стражу, когда они окажутся в непосредственной близости? Я не знаю, это ведь… вполне возможно…
Сзади послышался торопливый топот.
– Рикардо, Лаиса просит позволения отправиться с ближайшей машиной… в город… - Дэвид растерянно остановился, последние слова Андо он услышал, - она хочет успеть завернуть к одному знакомому, взять у него кое-какие, как она выразилась, прилады… Он сегодня ночью собирался уезжать, так что… Андо, извини, что я тебя невольно подслушал, но мне не хотелось бы, чтоб у тебя в предстоящем деле все мысли были о тревоге за меня. Я сюда летел не для того, чтоб быть вечной проблемой команды. Я сумею о себе позаботиться. И о нём тоже.
Рикардо, воспользовавшись поводом, извинился и пошёл устаканивать вопрос с Лаисой и водителем грузовика.
Андо какое-то время смотрел вслед удаляющемуся мужчине. В последнее время, должен он был себе признаться, он просто не любил, когда люди уходят. При их деле, при всех его рисках - как знать, не навсегда ли? Как знать, не унесёт ли это дело, как было уже не раз, чью-то жизнь? Может, и его. Какое впечатление он оставил в таком случае о себе? Наверное, не очень хорошее. Воин всегда должен быть готов к смерти. И к своей, и к чужой. Но видимо, к ней не подготовишься, просто отгоняя от себя мысли о страхе потери, обо всех потерях, что уже были.
– Ты не проблема, Дэвид. И я знаю, что ты очень сильный, ты справляешься. Но я хотел бы быть рядом. Было б лучше, если б я был рядом.
Дэвид посмотрел на Андо с некоторым сомнением.
– Кому лучше? Тебе? Ты ведь не любишь его, и тебе было бы неприятно находиться рядом с ним ещё столько времени, разве нет? И к тому же… помнится, ты говорил, что тебе не нужны друзья и неведомо, что такое дружба.
Андо подошёл к Шеридану-младшему, взяв его за руку, провёл ладонью там, где обычно сидит на плече Страж.
– Я – не люблю… Но ты его любишь, веришь ему, так что меняет моё отношение? Быть может, то лишь, что я могу быть внимательней, чем ты, но я не буду говорить об этом, чтоб ты не воспринял это, как снова недоверие. Что же, если мне неведома и непонятна дружба, я не могу или не должен волноваться за тебя? Не должен быть рядом на всякий случай, любой опасности, пусть и не исходящей от него?
– Нет, просто я не могу понять, зачем в таком случае хотеть быть рядом именно со мной. Только из-за обещания, данного моему отцу, только из-за того, что на мне существо, от которого вы все ждёте подлости, и кажется, вам всё тяжелее и беспокойнее от того, что эта подлость всё не происходит? Зачем волноваться за меня больше, чем за кого-либо другого? Почему, например, не волноваться за Адриану – ей вместе со мной в это осиное гнездо… Или за Винтари – им с Уильямом досталось гнездо даже более осиное, там, как я понял, такой народ, который сначала убивает, потом спрашивает.
Андо удивленно уставился на Дэвида.
– Разве все, и ты тоже, не говорили мне, что плохо не любить никого, ни за кого не волноваться? Когда кто-то дорог, кого-то любишь, за него волнуешься и боишься отпускать от себя, и стремишься быть рядом как можно больше, чтобы защищать, разве нет?
– Любишь? – вытаращил глаза Дэвид, - что ты имеешь в виду?
– Многое можно понимать под этим словом, каждый своё назовёт. Там, в Ледяном городе, я многое ощутил касающегося любви. Не только о сексе, хотя это тоже. Но не только. Своя любовь у каждого, много, много значений. Я перебирал их в себе, размышлял о значениях. Тонкие связи между людьми, их множество, одна бывает похожа на другую, или нет. Думаю, я люблю тебя, потому что мне важно, чтобы с тобой не случилось ничего плохого, чтобы я снова мог увидеть тебя, мог быть тебе полезным.
Напоминание о Ледяном городе – да, было как нельзя более кстати… Дэвид вздрогнул и отвернулся, опасаясь, что покраснел.
– Андо… Тебя невозможно понять! Почему ты говоришь это сейчас? Почему именно мне? Нет, я даже не знаю, как донести до тебя…
Андо пожал плечами и улыбнулся, чувствуя мышцы лица. Улыбка – это тоже очень большая редкость на его лице.
– И не обязательно понимать. Разве любовь - это то, что всегда нужно понимать? Так же я знаю, что любовь - это не требование. Любовь означает терпение. И если тебе не нужна моя опека, я не буду тебе навязываться. Просто хочу, чтоб ты знал, что мои слова не от недоверия, а от естественной тревоги за тебя.
– Это… это я понимаю, да… Но почему ко мне? Мы ведь не связаны… ничем, кроме общего дела сейчас… Мы знакомы совсем недолго. Я ведь даже не телепат. Хотя, наверное, ты скажешь сейчас, что не это имеет значение, и будешь прав… На самом деле, я просто хотел тебе сказать, что нормально испытывать такое беспокойство и за… большее количество человек. То есть, нет вовсе ничего ненормального и экстраординарного в том, чтобы просто к кому-то привязаться, просто желать, чтобы у него всё было хорошо, просто стремиться защитить его от любых потенциальных неприятностей. Я ни в коем случае не заслужил этого больше, чем кто-либо другой.
Телепат подошёл к нему вплотную, глядя в лицо пристальным, жадным взглядом.
– Нет, ты не прав. Мы связаны. Не знаю пока, как объяснить, не найду этих слов… Но знаю, что это так. Это узнавание глубоко внутри. Не в лице, не в звуках голоса, в чём-то глубже…
Пальцы Андо заползли под бахрому платка, мягким нажатием приближая оторопелое лицо Дэвида к огромным серым глазам, в которых отражались совершенно непостижимые эмоции.
– И ты тоже знаешь это. Где-то глубоко внутри. Где живёт твой страх и твоя тоска… Твоя жертвенность, твоя готовность встать против всего зла и несправедливости этого мира - за каждого, кто тебе дорог, за каждого, беззаветно преданного тебе, за всех… За всю огромную семью, за любовь, для которой нет слов, только молчание…
Дэвид покачнулся, голос и прикосновения Андо действовали гипнотически.
Невероятным усилием, он всё же взял себя в руки. Что ни говори, это Андо. Находиться с ним рядом дольше пяти минут и не испытывать смятения - наверное, невозможно. Но, как бы ни было сложно и странно говорить об этом… Это тоже возможность узнать Андо глубже и, может быть, немного больше его понять. Всё-таки, они одна команда, и тяжело думать, что за исключением общего дела они – чуждые, едва ли способные к взаимопониманию миры.
– Странно пошёл разговор… не считаешь? Я знаю довольно хорошо три языка… Имеется в виду, земной, минбарский и центаврианский, не деля на диалекты… Но иногда в таком вот разговоре… я чувствую, что мне не хватит слов любого языка. Я их безнадёжно не найду. Словно делаю сложный перевод при очень скудном словарном запасе. Я не могу тебя понять, и я не знаю, понимаешь ли ты меня. Ты ведёшь себя холодно и отстранённо со всеми, не замечаешь, как бьёшь по протянутой руке… А может, и замечаешь, иногда кажется так… В такие минуты я вспоминаю, как говорят о внутреннем мире, о мыслях нарнов – что там очень холодно… Я никогда так не считал, у меня не осталось таких впечатлений после общения с Тжи’Теном или твоим другом К’Ланом. В то же время, в тебе я этот холод – чувствую… Но я не могу списывать его на нарнское воспитание, хотя это и было бы удобно… А потом, в какой-то момент, ты словно взрываешься, и обрушиваешь на того, кто оказался рядом, бурю, которой он вовсе не ожидал… И не я один, никто не смог бы окончательно решить – нет у тебя чувств вовсе, или есть, но они так странны и неистовы, что тебе самому не под силу их осознать… Адриана говорит, что я слишком мал и наивен для своих лет. Когда это говорит девушка, выросшая в маленькой резервации и практически не видевшая мира за её пределами, к этому стоит прислушаться. Да, я многого не понимаю. Не понимаю многочисленных сложностей в отношениях между людьми и не только людьми. Мне постоянно хочется видеть мир и людей более простыми, чем они есть. Более дружелюбными и открытыми, чем они есть. Я не понимаю, почему б им просто такими не быть. Просто улыбаться. Просто протягивать руку дружбы и помощи, и принимать протянутую им. Просто говорить то, что действительно есть на сердце. Просто не скупиться… на каплю добра по отношению к тому, кто рядом. Я просто хотел бы верить, что в идеале – никто никогда никому не мог бы мешать. Я могу спросить сейчас, например, вот тебя – почему бы этому так и не быть? Почему одним ты отвечаешь резко и холодно, когда они обращаются к тебе с каким-то невинным вопросом, а другим говоришь, что любишь их?
– Я знаю, что с тобой происходит, Дэвид… И всё же говорю с тобой об этом – прости… Я должен был знать это уже тогда, когда подарил кольцо… Прости меня…
Дэвид окончательно растерялся.
– Андо, пожалуйста, подари мне, в комплект к кольцу… какой-нибудь словарь, для перевода твоих мыслей на понятные мне. Потому что сейчас ты… За что ты просишь прощения? За то, что в кои-то веки показал себя живым, беспокоящимся о ком-то, а не холодным и злым комком игл? Пожалуйста, лучше будь таким. Это подаёт надежду, что однажды твоего беспокойства, твоего… неравнодушия удостоится и кто-то ещё.
– Кольцо, - Андо взял руку Дэвида, ту руку, на которой кольцо, - Оно принадлежит тебе, Дэвид. Оно ждало тебя. Это кольцо подарил Лите Байрон… Это не просто мой подарок тебе – это символ всего лучшего, чистейшего, что можно испытывать… Что в тебе живо. Ты ведь веришь в то, что можно жить в мире без насилия, без запретов, без боли и без рамок. Быть свободными…. Быть равными… Это так, Дэвид, так прекрасно, ты – прекрасен… Ты ведь говорил о том, что мир возможен даже с Дракхами. Ты хотел спасти всех…
Андо порывисто обнял Дэвида, прижимая к себе, чувствуя свои слезы, чувствуя, как его тело трясёт мелкой дрожью, и прошептал в волосы парня, выбивающиеся из-под потрёпанного платка:
– Мне часто снится огонь. Огонь, в котором я теряю самое дорогое, лучшее, что было на свете. Я так боюсь потерять тебя… Во мне много силы, много. Хватит ли её, чтобы защитить твою мечту?
Дэвид неловко погладил Андо по голове.
– А ты? Ты не веришь? Разве страх в тебе есть, а веры – нет?
– Если веришь ты – верю и я. Если ты видишь этот мир – я смогу его увидеть тоже. Пусть мне и больно, пусть печально, что я не могу пока в это проникнуться, они и их хозяева причинили мне слишком много боли. Но если ты скажешь – я буду верить.
– Андо, вера – это… не то, с помощью чего одни вводят в заблуждение других. Верить – не значит знать. Я – верю. Но они – могут и не поверить. Я понимаю это, просто стараюсь не отравлять себе этим мысли заранее.
Андо плакал - и это было так же внезапно, как если бы сейчас эта прибитая заморозками трава покрылась цветами. Так же тревожно, как тревожно было бы за эти цветы.
– Кто я для тебя? Дэви, скажи мне, кто я? Я не могу… Я не должен пользоваться способностями, в этом случае – не должен… Я люблю тебя, я искал тебя… Я понял это совсем недавно… Я буду с тобой рядом, буду всегда, даже если нас будет разделять целая галактика… Я верю… Я сейчас понимаю, да, я верю в мир без войн, без врагов, без боли… Я хочу в него верить, хочу его воплотить…
Дэвид посмотрел в огромные, блестящие слезами глаза Андо.
– Тогда просто сделай так, чтобы веры было больше, чем страха. Чтобы тепла было больше, чем холода. Чувств больше, чем равнодушия. И открытых дверей – больше, чем заколоченных наглухо. Тебе нужны те, кому ты сможешь довериться. С кем сможешь узнать себя. Открывая любовь, не ждать боли и не бояться потери… Вообще-то, это трудно, конечно, и я не могу сказать, чтобы я сам… Но я хотел бы, чтобы мы были друзьями, Андо. Хотел бы знать, какой ты на самом деле. Чтобы больше не причинять тебе боль непониманием.
– Вот о чём я как раз мечтал всю жизнь… - проворчал Тальяро, отлипая от прибора ночного виденья, - сидеть в засаде на таком ветрище. Ну да, куда деваться…
Полигон, хоть ночью, хоть при свете дня, представлял из себя зрелище на редкость унылое. Степь, лишь кое-где сомнительно украшенная пучками чахлых, загибающихся кустарников, первый снег в проплешинах вылизанной ветром мёрзлой земли, жёлтая сухая трава… Словно бока облезлого больного животного… И там, на горизонте – зловещие, мертвенные огни, чёрные силуэты вышек…
На дороге покрытия как такового почти не осталось, поэтому после осенних дождей и первых заморозков она превратилась в сплошные грязевые колдобины. Машинам, подъезжая сюда, всегда приходилось снижать скорость, чтобы между этих колдобин вписаться – по обочине-то не объедешь, там кочки, ещё хуже. На то и был расчёт.
Первый кордон они преодолели без проблем – внешнее ограждение редко когда было в порядке, то и дело какое-нибудь непутёвое животное, а то и заблудившийся пьяница из ближайшей деревушки, проверявший на озерке свои браконьерские сети, забредали сюда и размыкали своим трупом цепь тока в провисшей, в наледи, проволоке. Чинили внешний периметр редко, с ленцой – в конце концов, есть же ещё внутренний, а вообще чего бояться, какой гипотетический злоумышленник сюда попрётся? Для воровства не лучшее место в мире, как бы не худшее вовсе. Вот за внутренний периметр проникнуть уже сложнее, проволока там гуще, и если её обесточить – заметят сразу, и дуло в спину упрётся раньше, чем шаг успеешь сделать. Существовал где-то, говорят, подкоп, неизвестно, кем, когда и для чего сделанный, найти его не смогли. Остался этот, не слишком, конечно, надёжный вариант…