Тальяро опять отбежал за кусты – простудился он, за время наблюдения за полигоном, очень знатно, и Дэвид его всем сердцем понимал. Его шерстяное пальто и плотный маск-халат пока спасали, но дело времени, ноги уже начинали отмерзать. А Адриане, кажется, всё нипочём… Вот что значит вырасти на севере.
– Адриана, а ты распределением довольна?
– Распределение как распределение, не хуже других. Хотя, конечно, риск у нас на этом объекте едва не больший, чем где-либо до этого был… Но если нас сюда направили – значит, верят, что справимся.
– Адриана, ты… как ты относишься к Андо?
– Я его люблю, - не задумываясь, ответила девушка, - а почему ты спрашиваешь?
– Да так… По причине того, что я беспросветно наивный, не разбирающийся в жизни ребёнок, я тут завёл привычку спрашивать у всех, что они понимают под словом «любовь».
– Ну извини, если так задела тебя теми словами. Но ведь ты любишь, когда люди говорят то, что думают, так? Только вот проблема в том, что они не только говорят, но и думают очень по-разному.
– Ага… И кажется, меня одного это волнует настолько, что, кажется, когда-нибудь в манию превратится. Я хотел бы понимать людей… Каждого, с кем сталкиваюсь. Я успел понять, что непонимание причиняет много боли, едва ли не больше, чем прямое противостояние. Я думаю, если бы самые непримиримые противники сумели заглянуть друг другу в душу, в суть – они бы нашли причины для примирения, они бы нашли и устранили корни своих разногласий.
– Для этого, наверное, все должны быть телепатами… И то не гарантия.
– Ты и Андо – телепаты. Ты понимаешь его?
Адриана вздохнула, задумчиво созерцая огни вдалеке.
– Наверное, понимаю… Но сумею ли объяснить тебе – не знаю.
– Когда он только прибыл – он удивил нас всех… Нет, не скажу, чтоб прямо неприятно… Нехорошо так говорить всё же… Просто… у меня создалось впечатление, что он тоскует по умершим и совсем не ценит живых. Не думает о том, как своими словами или жестами может ранить… Вроде бы, нормально и правильно, да – говорить, как думаешь, как есть, не врать, не изображать фальшивое радушие… Но… Теперь у меня встаёт вопрос – почему он думает, чувствует именно так. И можно ли это как-то изменить. Ты говоришь, что любишь его… Ты же его совсем не знаешь.
– Ты говоришь это телепату?
– Извини, да. Но можно ли за несколько встреч-сканирований достаточно хорошо узнать человека?
– Смотря что для тебя – достаточно хорошо. Конечно, я не знаю всей его жизни по годам и дням, не знаю всех его мыслей, которые он за свою жизнь передумал – даже мгновений полного единения, когда падают блоки, для этого недостаточно. При этом ты ловишь самое яркое, самое важное… Или то, что занимает мысли именно в этот момент… Ловишь многое, но всё-таки не всё. Собственного мозга не хватит, чтобы – всё. Ну, по крайней мере, у меня, по крайней мере, сразу. Однако это немало, поверь. Скажем, если выражать в процентах – 70, это тебя устроит? Может быть, 75.
– Адриана, ты же знаешь, я не об этом. Если ты говоришь, что любишь его – значит, увидела в нём… Что-то такое…
– Если бы не увидела – не легла бы с ним в постель.
Тальяро уже вернулся, занял свой пост у прибора ночного виденья, но они не прервали беседу.
– Я даже не спрашиваю, как можно любить человека, который…
– Сам никого не любит, ты это хотел сказать?
– Не совсем.
– Я просто увидела его и поняла – я его люблю. Да, вот так просто… У нас, телепатов, многое проще, многое становится понятно ещё с первого взгляда – будет ли с этим человеком дружба, или будет вражда, или будет любовь. Не так, как у нормалки – смотреть и сравнивать, выбирать – вот этот мужчина хорош, а вот этот ещё лучше, вот у этого красивые глаза, а у этого приятный голос… Проще, быстрее, в доли мгновения – и полнее. Просто… внутри у каждого человека есть искра, и его искра – нужного цвета.
– То есть, ты считаешь, что он – твоя судьба?
– Судьбы не существует. Есть… я даже не скажу – родство или сходство, потому что не факт, что между нами найдётся много общего… И это не приговор… я не верю в одного человека на всю жизнь, в какие-то половинки друг друга.
– Это потому, что Андо… не любит тебя в ответ?
Дэвид произнёс это раньше, чем подумал, что это может звучать и бестактно.
– Как часто для того, кто любит, это имеет значение?
– Да, ты права, но… Я полагаю, тот, кто любит невзаимно, всё же надеется, хотя бы в глубине души, что своими чувствами, своей верностью заслужит ответ… По крайней мере, что так у нормалов. Так ли у телепатов, я не знаю.
– Ты хочешь узнать, что я видела в мыслях, в душе Андо, что меня привлекло, что и какую надежду мне даёт? Я надеюсь ему помочь. По-моему, это достойно и правильно – желать помочь тому, кого любишь.
– Помочь в чём?
– Хотя бы в том, что мы делаем вместе сейчас. Помочь… Ты сам, вижу, заметил, что Андо… мыслит не так, как обычный человек. И даже не потому, что он телепат. Тот, кто считает себя оружием, не подумает о собственной защите. С вероятностью, не подумает. Но это не значит, что защита ему не понадобится.
– Оружием? – вздрогнул Дэвид.
Адриана кивнула.
– Это ворлонское наследие Литы, его матери. С детства он видел её во сне… Хотя он полагает, что это были даже не сны. Скорее, видения. В тот год, что Лита была с ним, она глубоко касалась его сознания, она оставила ему много своей памяти, много своих способностей… вдобавок ко всему тому, что передалось ему при рождении. Он знает всё о происхождении телепатов, о тех задачах, которые ставили перед ними создатели. Он знает о величине своих способностей. Теперь он хочет научиться их контролировать… Чтобы быть действительно хорошим оружием. Идеальным. Без этого он… не сможет жить. В этом причина нервности и замкнутости Андо. Он не видит для себя пути… Точнее, долгое время не видел. Сила, которую он получил, не даёт ему жить так, как живут все. Но не она его тяготит. Человеческая слабость, человеческое… неумение собрать её и направить… Он считает, что ему не нужна дружба, потому что она не нужна оружию. Он считает, что ему не нужна любовь, потому что она не нужна оружию. Ему нужна цель. Нужна направляющая рука.
– Это…
– Безнравственно, хочешь сказать? Может быть, так.
– Не то слово. Это – чудовищно. Я понимаю, ворлонцы… я понимаю, Лита… Но у Андо, вообще-то, был и отец. Вы, вы все… разве вы не потому скрылись в Ледяном городе, что не хотели быть оружием? Разве не за то боролись, чтоб телепат, хоть он и может читать мысли, создавать ментальные иллюзии и прочее подобное, мог жить как человек, любить, творить, как он сам желает, а не велит кто-то, кто считает себя вправе? Неужели всё было зря? Я думал, Лита, тогда… преодолела свою программу…
Адриана, до этого смотревшая Дэвиду в лицо, отвернулась.
– Лита, может быть, преодолела. Для Андо, наверное, путь преодоления будет дольше.
– Но ведь ворлонцев больше нет! Мы здесь боремся против дракхов, которые, несмотря на то, что Тени ушли, продолжают выполнять их задачи и не способны подумать о том, что теперь они свободны, что могут строить свою, истинно свою жизнь, которой не было у них раньше… Разве это – не то же самое? Разве это не… глупо?
– В каждом из нас есть то, над чем мы не властны, по крайней мере, властны не до конца.
– Не верю!
Адриана видела это. Видела, конечно – хоть сама там и не была. Знала – если б даже Дэвид знал, что его сканируют, он не выразил бы протеста. Пусть смотрит. Пусть попытается как-то объяснить. «Возможность стать чем-то большим, чем ты есть». Желание честолюбивого до безумия центаврианина изменить свою природу, стать подобным дракхам. Скорбь того, кто, пожалуй, мечтал бы быть телепатом не для того, чтоб быть силой, быть оружием… Быть мостом понимания. Без рамок, без стен, без одиночества, без страха. Он способен сожалеть о погибшем враге. О Страже. О дракхе. О ком угодно, кто не преодолел эту пропасть непонимания, не стал из врага другом… «Что за болезненный пацифизм, в самом деле…». И для Андо – возможность стать чем-то большим? А почему того, что есть, ему мало? Почему люди… Почему у них всё из крайностей? Либо желать не иметь этих способностей, завидовать доле обычных людей и проклинать свои гены – либо, раз уж принял себя таким, желать стать разящей силой, стать оружием… Корпуса или Ворлона – а какая разница? «Или Альянса…». – «Нет!».
– Ты поэтому не веришь в бога, Дэвид, да? Потому что он тоже создал людей… для чего-то?
– Может быть… Может быть, мне противна сама эта мысль, да. Творение, замысел… планы, заповеди… грех, искупление… Бог, который предвидел, что человек совершит грехопадение – и ничего не сделал! Бог, который создал своё творение несовершенным – и потом наказал его за это. Бог, который дал заповеди – и дал потребность их нарушать… Бог, который сам создал дьявола и сам обрёк его и тех, кто последовал за ним, на вечные муки. Чем не ворлонец? Я не способен поверить в идиота с нечеловеческой силой, для которого весь мир, чужие жизни – игрушки, развлечение его скуки! Кто навяливает человеку нелепый порядок его заповедей лишь из противодействия дьяволу с его потворством хаосу инстинктов, равно не думая, как больно для человека – и порядок, и хаос…
– Ты ненавидишь законы и рамки? Но ведь ты минбарец…
– На этот случай я человек! Я полукровка, Адриана, и я хорошо понимаю, что все живые существа – полукровки порядка и хаоса, и преступно тянуть их в какую-то одну сторону – как пытаться отсечь одну их часть…
– То есть, считаешь, правильно, когда человека раздирают противоречия?
– Неизвестно, были бы противоречия, если бы наши мозги с зари времён не промывались то Тенями, то ворлонцами! Неизвестно, было ли бы в нас в пещерные времена стремление к войнам и насилию, если бы нас не подталкивали к этому… сторонники эволюции… Неизвестно, боялись ли бы люди дьявола так сильно, если б не бог. Это вечное стремление людей… постичь божью волю, сообразовать свои действия с ней… Когда есть проще, естественнее и ближе ориентиры! Просто не причинять боли, просто желать помочь, желать познать, улучшить… Было б правильно, если б теперь, после того, как ушли ворлонцы, люди закрыли церкви и просто, без затей, без громких имён и невнятных заповедей, были братьями друг другу… Почему люди так боятся быть свободными? Даже телепаты… венец творения…
Адриана смотрела в лицо Дэвида долго, пристально.
– Знаешь, я тут вспомнила легенду… апокриф… учение… ну, не знаю, как сказать… одной земной секты… Мне одна женщина в Ледяном городе рассказывала, она сама не помнила ни подробностей, ни названия секты. Будто то, первое пришествие Христа было неудачным, распятие не было в планах, а было нарушением плана, оно не дало Христу сделать всё задуманное до конца. И вот, спустя две тысячи лет, он родился вновь, чтобы закончить начатое тогда.
– Я изучал многие земные верования, но это мне не попадалось. Наверное, это какая-то очень мелкая секта? А… к чему ты это вспомнила?
– Честно? Сама не знаю.
Ожила связь – засада по ту сторону дороги спрашивала о готовности. Но Дэвид уже и сам слышал мотор приближающейся машины.
В короткой, но яростной схватке – важно было не дать пассажирам захваченной машины связаться, например, с гарнизоном – двое гвардейцев были убиты, ещё трое сидели теперь, связанные, с тихим шипением осыпая неожиданных бандитов проклятьями.
– Жалко, только пятеро… Я думал, их больше будет.
– Куда больше, они ж провиант везут, тут и одного шофёра хватило бы. Это уж так, для важности. И на том, как говорится, спасибо. Что, ребят, может, мы тогда скатаемся, а вы…
– Здесь вас подождём? – невесело усмехнулся Дэвид, - нет уж.
Тальяро был несказанно рад тому факту, что убиты гвардейцы были бескровно – мундиры не пострадали.
– Эх, не мой немного размерчик… А на вас так, наверное, и вовсе болтаться будет… Ну да что поделаешь, не на рынке, чтоб выбирать…
– Стойте! Вы что, собираетесь бросить их прямо здесь, раздетых?
Тальяро посмотрел на Дэвида озадаченно.
– А что с ними ещё делать?
– На дворе, строго говоря, зима. Как мы можем говорить о благе для Центавра, если на нас лежит вина за смерть уже двоих центавриан? Вы хотите прибавить к этому ещё троих?
Взгляд Адрианы был молчаливо-красноречив и выражал примерно «Вот видите, как мне повезло с напарником?». Судя по взгляду Тальяро, ему… ну, не то чтоб легче бы было, если бы с грандиозной застудой мочевого пузыря мучился не он один, но всё же, пусть хмуро и нервно, он спросил:
– А что ты предлагаешь?
– Тут в полу люк… похоже, что-то вроде… Ну, грузового отделения… Вытащим всё оттуда и засунем их туда, обернём нашей одеждой… Это всё-таки лучше, чем замерзать в степи, разве нет?
– Ненормальный, - проворчал Эрма, поднимая створки люка.
Что ещё, они считали, они замечательно придумали – кроме того, чтоб выгружать ящики с провиантов самим, не дожидаясь, пока кто-то сунется и обнаружит, что ящики стояли просто в кузове, а «трюм» занят кое-чем интересным – это выспросить у этих троих их имена и имена погибших товарищей. На всякий случай. И не ошиблись – начальник гарнизона и правда удивился с порога, что провиант подвезли не те, кто делал это обычно.
– А что Юро с его ребятками?
Тальяро неопределённо махнул рукой.
– Двое на гаупвахте отдыхают – то ли перепились, то ли в карты проигрались, один вовсе в госпитале – с крыши навернулся… Остальные не знаю, да только вот нас послали.
– Ну да не суть. Который с крыши сиганул? Не Сарофи? Этот мог… А это ещё что за доходяги? Какой только сброд уже в гвардию не берут, а! Им хоть шестнадцать-то есть? По виду так школьники.
Тальяро понизил голос.
– Эти доходяги – не из простых, вообще-то, родов. Это их папаши жизни поучить решили – в гвардию направили.
– Ишь ты…
И в общем-то, всё, наверное, шло бы как по маслу, Тальяро уже начал подбираться к теме заветного бункера – словоохотливый начальник явно был не прочь поговорить с новыми лицами, обратно гнать сразу и не думал, но, на беду, какой-то крутившийся у машины механик услышал внутри подозрительный стук-шорох…
– Э, а это ещё что такое? Так, ребята, давайте-ка пообщаемся уже без анекдотов…
Адриана прикрыла глаза. Всякое у них уже было, но такого грандиозного провала – ещё не было. «Андо, любовь моя, ты будешь очень обижаться, если я убью Дэвида?».
Их втолкнули в небольшой, неплохо обставленный кабинет, двое сразу встали у дверей, секретарь за своим столом едва сдержал порыв выскочить и таращиться во все глаза, зато всем собой изобразил рвение записывать всё – каждое слово, даже каждое междометие. Начальник – при свете они этого немолодого, грузноватого центаврианина с квадратным подбородком и каким-то обидно коротким и жидковатым гребнем разглядели лучше – прохаживался мимо них, заложив крупные волосатые руки за спину.
– Значит так, ребятки… Связаться с вашей базой – точнее, ничерта не вашей, конечно, я сейчас не могу – связь, видать, на погоду барахлит… Ну, свяжусь позже. А пока вас послушаю. Постарайтесь придумать такое объяснение, в которое я поверю. А лучше правду. Что же это Сарофи, который, вроде как, в госпитале, у вас в этом ящике делал? Или у вас там нынче госпиталь?
Тальяро молчал – запасной легенды он не готовил, в его планы попасться не входило. Он и так убил достаточно времени и сил, чтобы выяснить всё, что могло им помочь, о гарнизонах полигона и городишки, снабжавшего полигоновских продуктами.
– Правду? – хмыкнула Адриана, - уверены?
– Ты мне позубоскаль! – гвардеец сорвал с головы Адрианы шлем, - ба! А где волосы? Моль съела? Или ты переодетый велида, или вовсе девка! Ну, и то и то неплохо, мои солдатики тут по полгода без всяких развлечений…
Адриана спокойно улыбнулась – угроза её не пугала. Во-первых, не очень-то ей верилось, что прямо по полгода без всяких развлечений, по лицам тех двоих у двери, по крайней мере, ясно читалось, что в самоволку в ближайшую деревню они при любой возможности бегают, во-вторых, чего вообще бояться, искомых отверстий они на её спине точно не найдут. А если пытливая натура и поведёт дальше – что, вообще, с землянкой после центаврианки делать? Кому это надо, за каким интересом?
Дэвид отодвинулся дальше к стене – очень не хотелось, чтобы следующим шлем сдёрнули с него. Его голова удивит их ещё больше.