Быстрым взмахом палочки Гермиона сделала отверстия в защитных чарах и произнесла заклинание, от которого книги, которые нужны Малфою, засветились золотом.
Два часа он работал над книгами в этом зале, Гермиона все это время стояла рядом с ним. Он создавал оберег, связанный с его магической подписью, а затем она снова накладывала защитные чары и опечатывала каждую книгу особенными заклинаниями библиотеки.
Гермиона была вынуждена признать, что Малфой работал с впечатляющей скоростью. Такое признание, хоть даже и не высказанное вслух, раздражало ее. Но увы, было бы глупо это отрицать.
Правильно накладывать защитные чары требовало полной концентрации волшебника. Движения палочки и текст заклинания были настолько сложными, что некоторым потомкам требовались все выходные, прежде чем им удавалось наложить чары правильно хотя бы раз. Очевидно, что Малфой был не из таких. Он колдовал невербально, едва окидывая взглядом книгу, золотое свечение которой угасало, как только был установлен оберег.
А еще… он говорил без умолку.
Гермиона была готова проклясть его уже на моменте, когда они подобрались к концу еще только первой полки.
Из его рта лились сплетни, которые, как ему, видимо, казалось, могли быть интересны ей, поскольку она «буквально живет в библиотеке».
Усугубляло ситуацию еще и то, что он был прав.
Гарри и Рон писали ей письма время от времени, но ни один из них не был хорош в описании последних известий. Она старалась идти в ногу с потоком новостей, но, признаться, это было не так просто. Она занимала себя тем, что тратила любую свободную минутку на прочтение как можно больше книг, прежде чем закончится ее контракт.
Однако то, что Гермиона считала информацией, уместной для обозрения, совершенно разнилось с представлением Малфоя. Он был, вполне возможно, самым бесцеремонным сплетником на планете с разговорами ни о чем.
«Знала ли она, — спрашивал он, — что Панси вышла замуж за Тео Нотта? Чудесная была свадьба. Главная вечеринка года». Он перечислил рассадку гостей, пройдясь абсолютно по всем приглашенным. Всем пяти сотням людей. А затем пустился в детальное описание того, как Тео нарядился в самую последнюю модель костюма глубокого темно-синего цвета, на котором волосами вейлы были вышиты благоприятные для бракосочетания созвездия.
На Панси было очаровательное свадебное платье с вырезом в виде лодочки [6], с заниженной талией, сшитое из нескольких слоев пикси-кружев, а в волосы была вплетена тиара из садовых роз. Панси была прекрасна. Куда прекраснее, чем Гермиона была когда-либо. На Гермиону страшно смотреть сейчас и со временем, — он уверен, — будет еще страшнее.
В курсе ли она, что Амелия Боунс была избрана Министром магии? Весьма печальный итог выборов. Малфой присутствовал на ее инаугурации и мог перечислить всех остальных свидетелей, что он, собственно, и сделал. Каждого человека по имени. Рейтинги министра Боунс были необычайными. Она не раз шла наперекор влиятельным шишкам в верхах. Он зачитал наизусть все юридические и парламентские лазейки, которыми воспользовалась Амелия, чтобы продвинуть свои законы, несмотря на возражение Международной конфедерации. Эта женщина была настоящей бой-бабой и к тому же выглядела намного привлекательнее, нежели Гермиона, хоть и была на добрых сорок пять лет старше и с лицом, таким же невзрачным, как стены в больницах.
Луна Лавгуд совсем недавно выпустила книгу о магических существах. Малфой не был уверен, что хоть кто-то из существ был настоящим, но чтиво вышло довольно увлекательное. На книжку также были наложены чары, и если их активировать, то голос Луны озвучивал содержимое. А у Луны был очень спокойный и расслабляющий голос, не то, что у Гермионы, который звучит так, будто по школьной доске скребут вилкой.
На Косой аллее воздвигли новую скульптуру Золотого трио. Она была выполнена субтрактивным способом [7], который (он не сомневался, что Гермиона знала) был самым сложным в исполнении. Это было впечатляюще точное изображение Гарри и Рона, но скульптор, очевидно, ни разу в жизни не видел Гермиону.
На ее статую недостаточно больно смотреть. Кислой сморщенной мины, которая обычно всегда при ней, не было на лице скульптуры, а волосы были вырезаны так, что вполне себе укладывались в рамки человеческой прически, а не напоминали волосяное гнездо потаскушки после прибыльной ночи. Как сейчас, например. Статуя также имела пропорции настоящей женщины. Министерство, наверняка, потребовало внесения таких сильных корректировок, опасаясь, что если вдруг скульптура будет в действительности ее копией, то людям придется накладывать на себя ослепляющее заклинание, дабы не смотреть на нее.
Невилл Лонгботтом на днях получил премию ботаника за успешное скрещивание мандрагоры с мимбулус мимблетонией [8]. Ему, кстати, удалось превратиться из неуклюжего утенка в прекрасного лебедя. Он даже отрастил себе красивые зубы, в отличие от Гермионы, которой стоило бы укоротить свои, или ее так и будут путать с длинношерстным бобром.
К ее сведению, его мать запустила новую благотворительную акцию. Его мать поразительная женщина. Красива, изысканна, превосходно воспитана и наделена всеми качествами, которых Гермионе так не хватало. Но опять же, Гермиона вообще не обладала никакими качествами, кроме того, что была невыносимой всезнайкой, так что это, вероятно, и объясняло столь очевидную разницу.
Коренные зубы Гермионы были в секунде от того, чтобы разлететься вдребезги, так сильно она сжимала челюсти, пытаясь не проклясть Малфоя.
— Да ради Мерлина! — взорвалась она на подходе к четвертому по счету залу. — Закрой рот, Малфой, или я тресну тебя по лицу. Как на третьем курсе.
Малфой вдруг прервал свою болтовню.
— Не треснешь, — выдал он, после того как с минуту таращился на нее широко раскрытыми глазами. — Я слишком красив.
Гермиона хохотнула.
— Ты совсем непривлекательный, Малфой. Ты себя видел? У тебя такое острое лицо, что если я тебя ударю, то, наверное, отлетит кончик носа. Ты так много ухмыляешься, что у тебя уже морщины пошли, — она засмеялась и прошлась по нему взглядом от макушки до пят. — У большинства людей сначала появляются морщинки от смеха. Думаю, ты первый человек в мире, у которого появились морщинки вокруг глаз от ухмылок, да еще и на десять лет раньше.
Лицо Малфоя напряглось от растущего недовольства.
Гермиона подошла ближе, ее глаза опасно сузились.
— Ты находишь мой голос раздражающим, стоило бы послушать свой. Бедненький богатый мальчик. Ты такой жалкий, мягкотелый, совершенно избалованный. Да ты наверняка неделями будешь жевать сопли, когда обнаружишь свой первый седой волос. Все твои деньги, все твое прошлое… — она указала на полки книг позади него, — и все это создало тебя: взрослого ребенка, который забивает голову и заполняет разговоры абсолютно бессмысленной информацией.
Она изогнула бровь и встретилась с ним взглядом.
— Если бы все наши достижения выстроили в один ряд, ты действительно считаешь, что твое аристократичное личико, деньги наследства и нескончаемые сплетни в запасе смогли бы перевесить все, чего я добилась собственными усилиями?
Она нахмурилась.
— Только те люди, которые пекутся исключительно о внешности, в глубине души знают, что им самим больше нечего предложить. Но ты, будь добр, продолжай распевать, о том, какой непривлекательной меня считаешь, это только докажет мою правоту.
Малфой был мертвенно бледен. Гермиона фыркнула и вернулась к установке оберегов.
После этого он не произнес ни слова.
Гррр. Каким-то образом стало только хуже. Она чувствовала, что, возможно, немного переборщила с оскорблениями. Но он был совершенно невыносим. Теперь, когда он молчал, она начала чувствовать себя виноватой и беспокоилась, что могла задеть его за живое.
Не то чтобы его оскорбления ранили ее. Гермионе было все равно, что он о ней думает. По большому счету, это ее просто раздражало. Сдержанная манера, в которой он произносил защитное заклинание, заставило ее задуматься, а не откопала ли случайно она глубоко запрятанный сундук с комплексами Малфоя.
Она продолжала искоса кидать на него взгляды, пытаясь сообразить, действительно ли он был расстроен.
— Хватит пялиться на меня! — пробасил он внезапно.
Она испуганно подпрыгнула.
Малфой прислонился к полке и спросил:
— В целой библиотеке в самом деле не найдется ни одного другого человека, с кем бы я мог сделать это? — он приложил ладонь ко лбу и застонал.
Очевидно, она задела его чувства.
— Мм… — она мысленно пробежалась по графику остальных сотрудников, — вообще, нет.
Он зашипел.
— Ладно.
Они продолжили работать в тишине, и Гермиона всё размышляла, стоило ли ей принести свои извинения. Проблема была в том, что она не была уверена, какое из оскорблений задело его. И не думала, что ей было настолько жаль, чтобы взять все свои слова назад. Но вероятно, она могла рассмотреть возможность отказаться от самой больной части ее тирады, чем бы это ни было.
Он был расстроен, что он, по ее мнению, непривлекательный? Вообще, она допускала и то, что он симпатичен… Немножко. Ну, если кому-то нравятся острые черты лица, практически альбиносы, очень высокие, с нереальными глазами…
А может, его задело то, что она назвала его избалованным. Сложно сказать, что она преувеличила, но вот называть его мягкотелым и жалким было, пожалуй, слишком. Или может быть, он обиделся на ту часть, где он «взрослый ребенок» и «удручающий результат столетнего инцеста»? А возможно, по больному било то, что кроме внешности, он больше ничего предложить не может.
Да уж, похоже, она была чуть менее сдержанна, чем обычно, в своем словесном выпаде.
Она вздохнула и продолжила искать момент, когда оскорбление все-таки попало в цель.
Но правда, он был абсолютным придурком, если думал, что мог шататься по ее библиотеке и разбрасываться отнюдь нелестными комментариями о ее красоте. А потом, ко всему прочему, начать дуться и капризничать, когда она только ответила ему тем же.
Хотя… все его оскорбления в большей степени касались только ее внешности, которую он находил некрасивой, Гермиона же прошлась по всей его личности.
Что ж, едва ли это ее вина, что существует так много пунктов, по которым его можно критиковать. Он был собеседником, который вел самые бессодержательные разговоры, которые она когда-либо слышала. Если он и собирался запомнить что-то, то мог выбрать хотя бы интересные подробности.
Они вошли в зал истории, и внезапно ее размышления прервались, когда вся библиотека содрогнулась и в отдалении раздался громкий, сердитый рев.
За этим последовали вопли и визги, оттого что сотни сигнализационных устройств активировались и начали разделять библиотеку на огражденные территории.
— В чем дело? — спросил Малфой с недоумевающим видом, когда раздался скрежет, и каменная дверь в зале резко захлопнулась прямо за ними.
Гермиона раздраженно выдохнула.
— Это всё книга в отделе трансфигурации, — ответила она чопорным голосом. — Совсем недавно она начала превращаться в Опаловидного Антипода [9] и наносить хаос. Ущерб поправимый, но она становится просто огромной в форме дракона, двигается очень быстро, да еще и проникает в другие залы, что раздражает книги. Нужен как минимум час, чтобы поймать ее и подчинить, пока она не вернется в свой истинный облик.
Она оглянулась вокруг.
— Ну, мы хотя бы успели добраться сюда. Тандемная защита потребует много сил, чтобы установить ее правильно, — она вздохнула и несколько раз постучала носком туфли по полу. — Я надеялась, что смогу попросить Игнатиуса спуститься к нам и проконтролировать процесс, но полагаю, мы просто сделаем это сами. Оберег уже истончился, так что мы не можем терять времени.
Она достала из папки нужный файл и передала его Малфою для ознакомления.
— Нужно будет держаться за руки? — испуганно заблеял он, как только начал читать.
— В самом конце. Этот момент и минуты не займёт. Просто… закрой глаза и думай об Англии, — сказала она, закатывая глаза.
Малфой промолчал, бегая глазами по инструкции.
— Прекрасно, — заключил он бесцветно, меньше, чем через минуту. — Я готов.
— Нет, ты не готов. Невозможно, чтобы ты так быстро запомнил весь текст заклинания и движения палочки.
Малфой закатил глаза и стал зачитывать наизусть заклинания, имитируя при этом нужные движения палочкой.
Гермиона уставилась на него в смятении. Ей понадобилось полдня, чтобы выучить это всё. Текст был сложен в произношении, в нем были слова, очень похожие в звучании, поэтому легко было их перепутать и в итоге сбиться совсем.
Это было самым трудным заклинанием защиты, которое ей когда-либо приходилось учить.
— Но как?.. — изумлённо спросила она
— Фотографическая память, — ответил Малфой, едва взглянув на нее.
Гермиона просто стояла, моргая и пытаясь переварить услышанное.
Как… это не назвать самым несправедливым явлением на свете?
Драко Малфой с фотографической памятью? Все внутри нее выло от зависти.
Из всех вещей, о которых она когда-либо мечтала, это было ее абсолютным фаворитом, если не сказать больше. Да она бы дала левую руку на отсечение, лишь бы обладать таким даром.
Так вот как он никогда не был замечен в усердном выполнении домашних заданий, но все равно получал отличные оценки. Из всех несправедливостей, которыми кишит мир, эта вызывала наибольшую досаду. Ей не было и дела до его финансового состояния, но за что еще и фотографическая память в придачу?
Внезапно ее суждение о Драко Малфое изменилось.
Теперь его постоянное бормотание с абсурдным количеством деталей и информации обо всём на свете не вызывало удивления: начиная от списка гостей, кроя свадебного платья Панси, цветочного ассортимента и заканчивая подробностями о законодательных баталиях Амелии Боунс против Международной Конфедерации. Этот человек запоминал буквально всё.
Ей хотелось драть свои волосы от вселенского вероломства. Гермиона запоминала информацию из чистого упрямства и непоколебимой решимости. А Малфой плыл по течению и просто впитывал все, словно губка.
Она хотела осадить его шквалом вопросов. Ей никогда не доводилось видеть человека с такой способностью. Святая Цирцея, ну почему она не сдержалась и нагрубила ему? Теперь он с ней даже не заговорит. Ей придется просить прощения. Гермионой овладело внезапное и отчаянное желание расспросить его во всех подробностях, как именно это происходило и ощущалось.
— Как только прекратишь ловить мух открытым ртом, можем приступать, — съехидничал он, смотря на нее с высоты своего роста.
Она встрепенулась и отогнала пелену.
— Точно. Тогда мы начнем с первой фигуры заклинания и так по порядку, до конца инструкции.
Они встали в нужную позицию и начали процесс. Это было похоже на волшебный танец между двумя палочками, из которых лилась магия, формирующая оберег. Они повторяли заклинание снова и снова так, что магия разрасталась все больше и больше, целиком заполняя комнату.
Все равно что вязать спицами, накидывая петлю одну за другой, переходя с одного ряда на следующий.
Малфой был хорош в работе с чарами.
Оберег неуклонно стекал с кончиков волшебных палочек, их магическая сила была идеально сбалансирована и ровна. Гермиона ожидала, что им придется сделать несколько попыток, прежде чем они смогут настроить собственную магию на общий лад. Но неуклонно и уже с первой попытки, они построили весь защитный каркас, без единой ошибки.
В конце, когда им пришлось сбросить магию с палочек на книги, чтобы она улеглась, Гермиона потянулась к Малфою. Он немного поколебался, но все же переплел их пальцы, крепко сжимая ее руку.
Как только они приступили к последнему заклинанию, библиотека содрогнулась…
Неистово.
Гермиона была так сосредоточена на верном произношении, что внезапное движение застало ее врасплох. Она споткнулась и, увлекая за собой Малфоя, упала прямо в сеть магии, которую они только что сотворили.
Примечания
1. Александрина — альтернативное название Александрийской библиотеки.