— Прости, милая, ты не могла бы чуть поддержать свою левую грудь? Мне самому не сподручно, да и как-то невежливо.
Диана невозмутимо выполнила просьбу старика, и он начал выводить ей затейливый круглый узор на теле, вскоре оформившийся в подобие темной печати, размером с кулак.
— Если у тебя много заряда, милая, — вновь проговорил старик. — То скоро начнет сильно щипать. Не пугайся, это нормально и ничем не опасно. Будет тяжело терпеть, лезь в горячую ванну, зуд сразу ослабнет, а если пойдет краснота, покажись мастеру. Я тогда приду и подправлю руну.
— Готье, — недовольно бросил Лаурф. — Хватит над ними причитать, разберутся. Работай поживее.
— Слушаюсь, господин, — покивал старик и сказал Диане. — Можешь уже одеваться.
Лаурф тем временем подошел к широкому шкафу и достал оттуда загодя приготовленную бутылку вина и большой бокал. Затем он сел в кресло у противоположной от трупов стены принявшись наблюдать за процессом.
Спустя немногим более часа процедуре нанесения руны подверглись все девушки, однако оказалось, что это был еще не конец сегодняшних занятий.
Лаурф встал перед ними с ополовиненным бокалом вина и произнес:
— Первый урок послушания, львята. На колени. Живо.
Секундная заминка и девушки принялись медленно опускаться, придерживая руками длинные юбки своих красивых платьев.
Высший маг сделал очередной глоток вина, поиграл напитком в бокале, словно решая, что скомандовать дальше, хотя это явно был всего лишь спектакль. Затем он сделал пару шагов назад, окинул взглядом учениц и сурово сказал:
— Ползите сюда и целуйте мои сапоги.
Софи непереставая рыдала, уже более получаса, уткнувшись Лани в плечо. Они сидели на кровати обнявшись и пытались отойти от пережитых событий, а холодный ветер из распахнутого настежь окна с каждым прорывом приносил все новые сухие листья из сада.
Сегодня их лишили еще и магии, пусть и на время, однако чувство беспомощности сделалось от этого только сильнее. Лани и сама готова была разреветься от жалости к себе, однако плакавшая рядом подруга странным образом придавала ей сил.
Из головы девушки не выходил образ тонкого ивового прутика под жестокими ударами молота. Она гнулась и извивалась, но понимала, что ударов будет еще очень и очень много, и скорее всего после них даже прутику уже никогда не принять своей изначальной формы. Через несколько страшных месяцев унижения он уже не сможет покрыться зеленой листвой, беззаботно качаться, радуясь теплому летнему ветру и пению птиц. Только жухлая серая листва станет его извечными плодами. Мертворожденная радость на лице, улыбки по приказу и слезы о самой себе, которую она потеряет.
— Ну хватит уже, Софи. Возьми себя в руки, — тихо сказала Лани. — Все мы сегодня выступили палачами, мне тоже очень плохо.
— Нет! Ты не понимаешь! Ты не видела! — сказала сквозь слезы подруга, но все-таки отстранилась.
— Я понимаю, что это было мерзки и у меня…
— Нет! — прервала ее Софи, утирая рукавом слезы. — Ты не понимаешь! Я же была… Была с таким сильным зарядом! Я боялась стать одержимой. Я не хотела! — она снова разрыдалась, но после нескольких всхлипов все же продолжила говорить: — Я подумала, раз заклинания усиленные будут, надо взять то, что поменьше силы требует. А у меня дротики никогда нормально не получались, я ими промахиваюсь… Зато ледяная твердь совсем мало стоит, и она по области. Я же не специально, Лани! Я не хотела его мучать, но его заморозило только по пояс. Лани, он так долго умирал из-за меня, а я даже не знала, чем ему помочь…
Она зажмурилась, но была уже не в силах дальше плакать. Чуть посидев с ней рядом, Лани поднялась, взяла со стола маленькую бронзовую пуговицу и вложила ее в руку подруги.
— Что это? — спросила Софи, рассматривая подарок.
— Когда мы с Эшем убегали от начавшейся войны, — тихо сказала Лани. — Мы нарвались на некроманта Рейха. Как Эш потом объяснял, это самые неудобные для антимов противники. Так вот, он едва нас тогда не прикончил. Но я запустила в него огненный дротик и убила. Он умер быстро, был нам врагом, и несмотря на это я его очень жалела. Позже эти чувства ушли, но, как бы то ни было, я сделала это сама. А здесь нас заставляют Софи. Мы такие же пленницы как те люди, но в отличии от них у нас есть шанс уйти отсюда живыми. Ты понимаешь, о чем я?
Софи кивнула, успокаиваясь, а Лани, тем временем продолжила:
— Так давай это сделаем. Вытерпим все, что с нами вытворяют, прогнемся, но останемся собой.
— Знаешь, Лани, мой отец любил говорить, что будущее за магами. Что они, то есть мы, со временем будем править и вести людей к процветанию. Но неужели для этого нужно проходить через такое?
— Думаю нет. Нам просто не повезло оказаться достаточно красивыми, для того чтобы нас захотели получить в свою коллекцию очень серьезные люди, которые не любят рисковать своей безопасностью.
— Может быть. Прости, что я так распускаю сопли тут. Тебе ведь наверно тоже было нелегко?
— Зато, пока тебя успокаиваю, мне самой меньше хочется плакать, — улыбнулась Лани. — Давай уже все это оставим. Расскажи мне лучше про свой дом в Аноре и про сад с прудиком, где ты любишь купаться летом. Тебе ведь нравится про это говорить, а мне всегда нравится слушать.
Софи вздохнула и легла на кровать, так что ее голова оказалась на коленях у подруги.
— Если ты хочешь, то давай опять расскажу, — она прикрыла глаза и долго лежала молча. Наконец на краешках ее губ заиграла едва заметная улыбка и девушка начала свой рассказ: — У нас очень большой дом на юге города. А вокруг него яблоневый сад, который очень красиво цветет каждую весну, и я любила… то есть люблю смотреть на него из окна весной, когда все деревья становятся белыми от цвета и воздух очень приятно пахнет. А еще наш дом со всех сторон украшен голубыми колоннами…
— Ты же раньше говорила розовыми? — удивилась Лани.
— Да? Нет, это ты наверно не запомнила просто. Колонны голубые, как цвет неба. Я любила в детстве прятаться за ними, когда отец приезжал из губернаторского дворца со всякими подарками…
Софи говорила еще долго, временами путаясь и поправляясь, а ближе к ужину у обеих девушек начался ужасный зуд на месте поставленных рун, и они отправились по своим ванным комнатам как им советовал рунер по имени Готье.
Так началась череда странных и страшных дней. Их занятия теперь начинались за два часа до полудня и заканчивались только вечером перед самым ужином.
Их учили прислуживать будущим господам — быть кроткими и податливыми, ловить каждый жест и взгляд, чтобы понимать чужие желания и капризы. Особенно сложными и неприятными занятиями были те, которые Зенара называла «выжигание гордости». Тогда девушкам приходилось делать что-то совершенно постыдное, вроде вытирания с пола плевков или ползания на коленях.
Но каждый вечер подруги приходили в комнату Лани, которая давно уже стала их общей и, пытаясь отвлечься, играли во что-нибудь веселое.
Жухлая листва, превратилась в совсем уже сухую серую массу, однако очень помогала подругам. Софи создавала из листьев на полу разнообразные узоры, ну а Лани пыталась угадать, что же именно на них изображено. Так же они строили из листьев лабиринты и тренировали память, когда требовалось запомнить повороты, а затем пройти весь лабиринт не открывая глаз.
Каждое утро они просыпались, обнявшись и ждали страшного стука в дверь за которым последуют команды и издевки Зенары, насмешки охраны и проглоченные слезы обиды от жалости к самим себе.
Очередной день удивил их новым странным упражнением, обманчиво показавшимся на первый взгляд простым. С утра и до самого вечера им требовалось по очереди говорить о себе всякие выдуманные мерзости, обзывать самих себя последними словами и в тоже время сохранять на лице улыбку. Уже к исходу первых двух часов Лани поняла, что у нее от этого начала страшно болеть голова и непрерывно ощущалась тошнота, но тем не менее, она продолжила занятие наравне со всеми.
В тот вечер Софи сказала, что чувствует себя неважно и впервые за много времени осталась ночевать у себя. Без подруги Лани не смогла заснуть, от того, что ей постоянно мерещились пауки, ползающие в листьях.
На следующий день Зенара изменила упражнение и теперь одной из девушек требовалось стоять и слушать, как остальные дразнят и обзывают ее. Особенно тяжело Лани приходилось, когда требовалось говорить гадости про Софи.
Наконец, с жуткой головной болью девушка буквально ввалилась к себе в комнату и вскоре услышала стук в дверь.
На пороге стояла Софи и лицо ее оказалось удивительно спокойным. Она не захотела играть сегодня с листьями, но сказала, что собирается рассказать подруге нечто важное. Лани ее впустила, и они вместе сели на кровать.
— Я хочу вернуть тебе ту пуговицу и прошу тебя не спорь. Просто дай мне договорить.
Лани приняла обратно свой подарок и недоуменно кивнула, тогда как Софи продолжила:
— Ты знаешь, я ведь очень много всего придумала, когда рассказывала о себе нашими вечерами. Для начала, у меня нет никакой приставки «де» перед фамилией. Но это в общем и не важно, просто я хочу, чтобы ты узнала правду, — она улыбнулась и посмотрела на подругу своими чистыми голубыми глазами. — Мои родители действительно из Аноры, но они никакие не богачи. У нас нет ни яблоневого сада, ни большого красивого дома, ни сотни слуг. Я это все придумывала, чтобы казаться тебе интереснее. Не сердись на меня пожалуйста, я ведь не со зла.
Лани изумленно смотрела на нее, не в силах сказать что-либо. Столь неожиданная и непонятная откровенность подруги казалась ей пугающей.
— Мой папа обычный камнетес, но так получилось, что в Аноре был богатый человек, который решил забрать себе все дела, связанные с обработкой камня. У него на службе были маги, которые позволяли делать всю работу быстрее и экономичнее, и отец понял, что рано или поздно разорится. Он продал свое дело тому человеку, взял две огромных ссуды у ростовщиков и сказал мне, что будущее за магами. А потом отправил меня в академию на собранные деньги. Я не знаю как сейчас у него дела, надеюсь, что он жив и здоров. Только мне жаль, что он так ошибался, Лани. Будущее не за магами, а за злыми и подлыми людьми. У хороших людей в нашем мире нет будущего, кем бы они ни были.
Софи очень крепко обняла растерянную подругу, и не говоря больше ни слова ушла к себе.
Лани еще долго думала над ее словами, однако поняла, что после прошлой бессонной ночи и морально тяжелого дня ее одолевает дремота.
Девушку разбудил стук в дверь.
— Лани на выход. Завтрак.
В зале, где они всегда принимали пищу уже находились все девушки кроме Софи и Лани тут же заволновалась. Ей не хотелось есть, а когда, появился Лаурф, по обыкновению, завтракавший отдельно, она поняла, что произошло нечто ужасное.
— Сделайте-ка перерыв, львятки, — с обычным недовольным выражением лица, проговорил высший маг. — Сегодня я хочу показать вам, что из моего поместья есть только один выход — пройти обучение и стать полноценными волшебницами при своем господине. Смерть, это не выход.
С этими словами он щелкнул пальцами и в комнату вошла Софи. Ее кожа была синюшно-белого цвета, а на шее явственно угадывались широкие темные следы от улучшения. Глаза девушки бесцельно блуждали, не останавливаясь ни на ком и не на чем, а рот оставался приоткрыт и оттуда тянулась тонкая ниточка слюны.
— Софи решила покинуть нас иным способом, и, если верить церкви, ее душу уже прибрал к себе демон в свое царство, где будет вечно мучать и истязать бедняжку. Но тело еще нам послужит. Я отправлю это полено работать на кухне, мыть за вами грязную посуду. А когда мое заклинание утратит силу, Лани поможет мне сжечь тело во дворе. Вы ведь любили играть с ней вместе? Вот и сыграете напоследок. На этом все, львятки, продолжайте трапезу и отдыхайте. Сегодня у вас выходной.
Не в силах даже думать о еде Лани с трудом дождалась окончания завтрака, ввалилась к себе в комнату и упала на кровать. Все тело била крупная дрожь, мысли путались и исполняли в голове причудливый жуткий танец.
Она больше не могла и не хотела так жить. Быть может смерть и не выход, но она казалась хоть какой-то возможностью ответить этому дому.
Она не станет такой, какой хотят ее видеть Лаурф и Зенара, не даст им возможности насладиться результатами дрессировки маленького гордого львенка.
Лани принялась выкидывать из гардеробной платья и крепко связывать их меж собой грубыми большими узлами. Не хватало еще одежде развязаться и позволить ей выжить.
Один край будущей петли девушка повязала за ножку кровати, а второй собиралась надеть себе на шею, как вдруг заметила, что листья под ней слабо шевелятся. Страх пауков привычно кольнул сознание, Лани вскрикнула и забралась с ногами на кресло.
Листья действительно двигались, но дело было вовсе не в пауках. Слабо шелестя, они начали сами собой стягиваться со всей комнаты, пока не образовали большую темную кучу. Та зашевелилась и, как бы провалившись внутрь самой себя, оставила сидеть на полу маленького рыжего лисенка.
Он жутковато оскалился своим подобием человеческой улыбки и сказал:
— То есть ты все-таки решила сгнить в его лапах?
— Что? — удивленно проговорила Лани.
— Ты давно уже поняла, что в пророчестве есть слова о тебе. Вот я и спрашиваю, ты решила сгнить заживо в лапах паука?
— Нет, — ответила девушка и быстро покачала головой.
— А, я понял. Так это не удавка, а лассо, верно? — сказал лисенок и фыркнул, изображая смех. — Ты наверно решила птиц наловить, а я тебе мешаю.
Лани чуть расслабилась и закусила губу размышляя как себя вести с этим духом. Она помнила слова Эша о том, что он очень древний и опасный, но также и то, что он уже являлся ей во снах, где не причинял никакого вреда.
Лисенок тем временем вильнул пушистым хвостом и взобрался на кровать. Он смотрел на Лани гипнотизирующим взглядом полностью черных немигающих глаз, и девушка отвернулась из-за неприятного ощущения близости потустороннего существа.
— А вон то красное с открытой спиной нравится тебе больше всех.
— Ты что, читаешь мои мысли? — она все же посмотрела на него снова, влекомая любопытством.
— Только чувства. Но и то, лишь тогда, когда ты хочешь, чтобы их кто-нибудь прочел.
— Я не понимаю.
— Ну и не надо, — лисенок фыркнул и наклонил мохнатую мордочку в бок.
Некоторое время они сидели молча, наконец, Лани не выдержала и спросила:
— Но что тебе здесь надо, дух?
— Масса всего. Например, я здесь живу.
— Где? В этой комнате?
— Нет, в твоих снах. Этот пласт вашего круга слишком жесткий. В вашем языке нет подходящего слова, так что жесткий просто самое близкое. А во снах мне нравится.
— Но что ты там делаешь?
— Живу. Я ведь уже сказал. Это опять же не совсем то слово, если угодно, можешь считать, что я там существую.
— Но почему именно в моих?
— Должен же я где-то жить, раз я пока в вашем круге. А тот старик мне не понравился, когда я здесь появился.
— Постой! — Лани едва не вскочила с кресла, но взяла себя в руки и осталась на месте. — Так это ты сказал нам тогда пророчество?
— Нет, но я его тоже услышал. Ту часть, что для меня. Поэтому я и здесь. Оно прозвучало во всех кольцах мироздания, сперва мы услышали свое, затем вы свое, потом кольцо ангелов, ну и так далее.
— Это что-то невероятное, — Лани покачала головой, пытаясь осмыслить происходящее. — А у тебя есть какое-то имя? Как мне тебя называть?
— Я никак себя не называю, а в разных мирах меня называют по-разному. Больше всего мне нравится Арунд’дханар’Киамаран Инсом, так меня зовет демон Арраш в своем царстве. Не знаю почему, но звучит… Интересно.
— Арраш? Я о таком не слышала.
— Демон праздности и лени. Вы пока не научились его призывать. Но и не советую. Особенно тебе, ты ведь уже дружишь с Игнисом.
— Постой, я боюсь, что это не выговорю, можно я буду просто звать тебя Инс?