— Да, как тебе удобно. Мне вполне нравятся все твои звуки, так что все равно.
— Что значит все звуки?
Лисенок потоптался на месте и чуть недовольно сказал:
— Какая разница? Ты задаешь много вопросов, ответы на которые тебе не нужны. Спроси что-нибудь более важное.
— Что например?
— Смешно! Ты переадресовала мне вопрос о том, что тебе важно. Великолепно! Вы люди очень интересные сущности.
— Ладно, допустим я хочу выбраться отсюда, а Эш говорил, что ты сильный древний дух. Ты можешь мне помочь?
— Я уже это делаю.
— Как? Я не понимаю. Ты можешь пробить стены? Усыпить охрану, как-то обезвредить Лаурфа и Зенару? — с надеждой спросила Лани.
— Хочешь, чтобы я вместо тебя выжирал твой кокон? Даже не надейся, я не пойду против пророчества. Но, я могу сделать кое-что другое!
Он вдруг зарычал, но не агрессивно, а скорее забавно и накинулся на крупную складку покрывала, принявшись кусать ее и яростно царапать лапами. Затем Инс брякнулся на спину и начал играть со своим хвостом, пытаясь достать его маленькой пушистой мордочкой.
Некоторое время Лани смотрела на это недоумевая, а через минуту не выдержала и улыбнулась. Лисенок тем временем принялся атаковать одну за другой подушки и кататься по кровати через голову, так что еще через минуту Лани невольно засмеялась и сказала:
— Инс, разве это сила древнего духа? Прости, но я думала о какой-то могущественной магии.
Лисенок тут же сел на задние лапы и серьезно уставился на нее своими черными немигающими глазами.
— Сегодня ты уже не решишься умирать и продолжишь жить, Лани. Я сделал немало. Никогда не суди по методам о результатах. А теперь иди и прими горячую ванну, подумай о чем-то хорошем. Я же навещу твою подругу в царстве Хильдры и попрошу демонессу быть с ней пообходительнее. До встречи во снах, огненная гусеница. Не сдавайся больше так просто.
Глава 6
Иован бежал сквозь ночной лес, все удаляясь от миллионов жадных глаз, о которых поведал ему дух. Теперь он чувствовал их явственно, словно с его лица сняли темные плотные шоры и удивлялся лишь одному, как до сих пор еще оставался жив.
Отвар, созданный из трав, что вручила огненная гусеница, вернул мужчине разум, и это позволило оценить весь ужас происходящего. Все это время он питался полусырыми тушками животных, пропуская приемы пищи по три-четыре дня к ряду. Он почти не спал все прошедшие дни, задремывая лишь на несколько минут и снова продолжая творить нелепые ритуалы, все сильнее истончавшие границы между мирами.
Иован бежал, жалея теперь лишь об одном, что помимо одежды и палки не взял с собой ни капканов, ни топора, ни даже какого ножа, а потому ситуация его была немногим лучше, чем тогда, когда он только угодил ногой в ловушку.
И все же на рассвете мужчина увидел, как деревьев впереди становится все меньше, и где-то вдали серое утреннее небо сливается с водами Ледяного моря.
Вскоре он вышел на побережье и несмотря на то, что сил двигаться дальше почти уже не оставалось, буквально бросил свое тело на каменистый пляж, сел на крупный камень и стал наслаждаться влажным ледяным ветром. Мелкие снежинки, то ли падающие неба, то ли поднятые с земли, одиноко кружилась в замысловатом танце и навсегда исчезали, касаясь поверхности воды.
Иован поплотнее укутался в свой полушубок и собирался уже было продолжить путь, как вдруг заметил, что слева, из-за кромки леса поднимается рваная, размазанная ветром, дымка от костра. Шаги по занесенному снегом каменистому берегу давались с трудом, потому мужчина вернулся ближе к лесу, где снег был не таким глубоким. Пробираясь через сухой подлесок, он перебрал варианты тех, кто ему может встретиться. Наткнуться на патруль Рейха казалось маловероятным, но все же возможным, а потому Иован старался двигаться очень осторожно. Идеально было бы встретиться с кем-то из своих, однако мужчину смущало то, что он нигде не видит следов на снегу и рассчитывал лишь на то, что люди подошли на побережье с моря.
Преодолев небольшой холм, воин припал к рыхлому снегу, чтобы осмотреться и его взгляду предстала заводь с маленькой разоренной деревенькой. Здесь было всего пять домов, все выгоревшие до черных корявых островов, кое-где припорошенных снегом. Небольшая пристань, откуда рыбаки вероятно выходили ловить рыбу, казалась почти не тронутой пожаром, что бушевал здесь когда-то. Возле нее на берегу валялись раскуроченные ящики, корзины и кучи тряпья, а на самом краю дощатого помоста сидел закутанный в ворох одежды ребенок и рыбачил.
Иован заметил, что дым костра идет от одного из домов с обвалившейся крышей, аккуратно поднялся и, перебежками от дерева к дереву, направился туда.
Вблизи деревенька выглядела еще более жалко и убого. Жившие в ней ранее люди из без того были не богаты, но после разграбления и разорения здесь и вовсе остались одни камни, пепел и недогоревшие доски. Иован осторожно заглядывал в дома, но не находил в них ничего кроме золы и копоти. Он все больше настораживался, так как нигде не замечал следов взрослых людей, зато детских вокруг было много. Вот сильно притоптанный снег и возле него гора щепок, да полуразобранная корзина, в другом месте, позади дома, стоял маленькой, но аккуратный снеговик с глазами и ртом из камней и волосами из рыбьих костей. Свои руки-ветви снеговик протягивал вперед, словно хотел обнять кого-то, да так и застыл, дожидаясь теплого лета.
Больше всего следов детских ног оказалось у дома, где горел огонь. Иован осторожно заглянул туда, держа на готовые палку, и заметил, что снега внутри не было, зато горами стояли разнообразные чашки, миски и кастрюли. Из покосившейся, почти наполовину ушедшей в пол, глиняной печи валил дым и возле ее зева стояла кастрюля с закипающим варевом, я рядом с печью находилась импровизированная лежанка из сложенных друг на друга теплых меховых вещей.
Мужчина посмотрел в сторону пристани как раз в тот момент, когда ребенок поднялся и осторожно придерживая удочку собирался уже отправиться к дому. Это оказалась девочка, хотя из-за количества ее одежды, разглядеть черты лица было не просто.
— Я друг! Ассия! Свои! — пробормотал Иован, бросив на землю палку и показывая раскрытые ладони. Девочка испугалась, но не кричала и не убегала, просто смотрела на него распахнув глаза и не знала, что делать. Догадавшись, что выглядит, должно быть очень отталкивающе, мужчина добавил: — Я из плена убежал, от Рейха, давно уже. Ты одна тут живешь?
Девочка кивнула и, посмотрев на удочку, тихо спросила:
— Вы неверно кушать хотите? — с этими словами она двинулась к дому и чуть обойдя Иована стороной вошла в свое жилище. — Будете рыбу? У меня кроме нее ничего нет. Только червяки, но их лучше не есть, потому что будет болеть живот.
Мужчина стиснул зубы и кивнул, сдерживая слезы.
Это были одновременно слезы жалости, ненависти и боли. Пятнадцать лет назад он ушел в армию, для того чтобы защитить от ужасов войны таких вот детей, отстоять право своего народа на существование и дать ему возможность жить обычной человеческой жизнью. Но прошли годы и на разоренном пепелище ребенок собирался спасти его от голодной смерти.
Девочку звали Тата. Поняв, что незваный гость не собирается причинять ей вреда, она быстро успокоилась и принялась без умолку рассказывать о том, как здесь живет.
Оказалось, что война застала их деревушку ранней осенью, когда только-только выпал первый снег. До того к ним приходили солдаты Ассии и предлагали уехать, но глава деревни не хотел покидать насиженного места и ответил, что при Рейхе у каждого жителя будет по новой лодке с парусом и теплые дома. Силой забирать их не стали, но вскоре появились воины в сером и начали всех убивать. Родители спрятали Тату под полом, велели не выходить и не издавать никаких звуков, что бы не случилось. Так она и сделала, но, когда вокруг стали гореть дома, девочке сделалось очень жарко, она пролезла к выходу на улицу и выбежав, спряталась под лодкой. Все это случилось поздним вечером, а к утру дома уже догорели, но никого из жителей в деревне не оказалось, потому что войска Рейха зачем-то забрали их с собой.
Тата ходила в лес, чтобы найти взрослых, думала, что кто-то смог убежать, но однажды заблудилась и едва не потерялась, после чего решила больше не отдаляться от дома слишком далеко. Сперва она ела ягоды можжевельника и клюквы, что росли на деревьях неподалеку, но вскоре они кончились и девочка стала пытаться рыбачить. Она копала червей в большой навозной куче, как делали раньше взрослые и используя удочку ей довольно быстро удалось научиться доставать из воды разную рыбу.
Пару раз в разоренную деревеньку приходили волки. Толстая дверь, все еще хорошо сидящая на петлях, защитила Тату от хищников, но оба раза она долго боялась выйти на улицу и решалась на это только тогда, когда понимала, что совсем уже ослабла и вот-вот умрет с голоду.
Около двух недель назад в деревню зашел отряд Ассии, несколько воинов с большими арбалетами за спиной. Они сказали, что идут очень сильно пакостить армии Рейха, дали девочке немного еды и пообещали, что через день-другой вернутся, чтобы забрать ее, но обратно так никто из них и не пришел.
Дослушав историю Таты, Иован рассказал девочке о своем побеге, опустив все страшные подробности и выдумав то, как добрый шаман долго прятал его у себя.
Поколебавшись, мужчина решил, что отправляться сегодня к своим не стоит, потому как ему не мешало бы хоть немного восстановиться после всего, что на самом деле происходило в землянке у доброго шамана.
Первым делом Иован соорудил из крупных досок хоть какое-то подобие крыши, отчего в доме Таты сразу же сделалось гораздо теплее. Они приступили к трапезе и горячая ароматная похлебка, хоть и не содержала в себе никаких ингредиентов кроме воды и рыбы, показалась Иовану величайшим шедевром кулинарного искусства. Он похвалил девочку за старание и рассказал ей, что если до приготовления потрошить рыбе внутренности, то будет получаться еще вкуснее.
После еды мужчина понял, что его ужасно клонит в сон и прислонившись к горячей печи задремал.
Разбудило его позвякивание ложки о борта кастрюли, он открыл глаза и понял, что проспал уже целую ночь и половину нового дня. Тата похвасталась тем, что приготовила похлебку по его рецепту и они снова принялись за еду.
Иован раздумывал теперь, над своими дальнейшими действиями. Оставлять девочку одну он очень не хотел, боясь повторить судьбу диверсантов, не сумевших, по-видимому, избежать печальной участи в бою. В то же время брать ее с собой было также не менее опасно и не только потому, что их могли заметить во время похода. Ребенок рисковал попросту не выдержать многодневного путешествия по зимнему лесу. Потому Иован решил, что как бы тяжело это ни было, но он уйдет один, обустроив до того жилище девочки и наловив побольше рыбы впрок — как себе в дорогу, так и на случай, если Тата вдруг заболеет и не сможет сама заниматься ловлей.
Так прошла целая неделя и с каждым днем Иован чувствовал, что постепенно приходит в себя и набирается сил. Дважды он порывался уйти, однако девочка останавливала его, сперва ссылаясь на то, что ей холодно спать и нужно какое-то подобие кровати, затем на плохое самочувствие, которое в момент улучшалось, как только мужчина обещал ей остаться. Он прекрасно понимал ребенка, который боялся снова оказаться без взрослого, но и откладывать обратный путь к своим мужчина дальше уже не мог.
Ранним утром нового для он очень тихо поднялся со своих лежанок, сооруженных возле печи, свернул их и посмотрел на мирно спящую Тату.
Иован чувствовал, что поступает подло, однако успокаивал себя тем, что чем раньше он уйдет, тем скорее сможет прислать для ребенка помощь. Стараясь делать все максимально тихо, он достал несколько вареных рыбин, припасенных для путешествия, и вышел за дверь.
Странные, необычные для этих мест звуки доносились откуда-то из-за дома неподалеку. Легкое позвякивание металла о металл и шарканье, словно кто-то вытаскивал на берег лодку.
Мужчина тут же метнулся на звук, надеясь лишь на то, что, если рядом враг, он может успеть атаковать, воспользовавшись фактором внезапности.
Выскочив из-за дома, Иован увидел одинокого человека в серой стеганке, опоясанного мечом и в кожаной портупее, на которой угадывались закрепленные метательные ножи. Рейховец имел крепкую фигуру и явно был не из простых солдат, раз что-то делал у себя в тылу в столь необычной экипировке. Он тащил из воды лодку и стоял к берегу боком, когда Иован на него набросился.
Техника Арубо, что сокращенно означало «ассийский рукопашный бой» придумывалась не для драк и не для спортивных состязаний, она решала одну единственную задачу — помочь безоружному как можно быстрее убить врага, чтобы завладеть его оружием.
Иован нанес удар в шею, однако рейховец успел подвергнуть голову, так что удар пришелся по касательной. Левой рукой Иован уже коснулся рукояти меча противника заходя ему за спину, но тот рванулся на него, и они вместе полетели на землю. Начался обмен ударами, рейховец пытался что-то кричать на ломаном ассийском, однако Иован его не слушал, он выбрал подходящий момент и извернулся, ухватив противника ногами за руку и шею. Еще бы секунда и рваный хруст в плечевом суставе означал бы победу ассийца, однако противник снова оказался не прост — он вывернул кисть и, с размаху пиннув Иована в плечо, перекатом ушел назад, с одного рывка поднявшись на ноги. Ассиец понял, что в следующее мгновенье схлопочет метательный кинжал и швырнул в лицо врага пригоршню снега, стремительно поднимаясь для прыжка.
— Свои! Нихт бой! — услышал Иован, уже наваливаясь на доставшего метательный нож врага. Их руки сцепились и в этот момент мужчина понял, что ему просто не хватает физических сил. Он еще не успел полностью восстановиться, рейховец выворачивал руку с ножом и вскоре должен был пырнуть его в живот.
Так и случилось, однако вместо удара тот выкинул нож на снег и залепил ассийцу смачную затрещину, а затем снова прокричал:
— Свои! Нихт бой! Дружба!
— Да какая тебе дружба, урод?! — прошипел Иован, силясь дотянуться до другого метательного ножа. Противник при этом буквально отшвырнул ассийца в сторону и выхватил меч, поднимаясь с земли.
— Нихт бой! Дай говорить!
— Ну говори, — буркнул Иован, косясь на то место, куда упал метательный нож и прикидывая, успеет ли он поднять его и бросить, прежде чем рейховец атакует первым. Судя по силе, выучке и скорости реакции незваного гостя, выходило, что не успеет.
— Я плыть сказать на… об оружие. Новое оружие Рейх.
— Чего? — нахмурился Иован.
— Шайзе. Я плохо говорить на ассийски. Мой имя Райль, я хотеть вам всем помочь.
— И чем же ты хочешь нам помочь? — спросил Иован на чистом рейхском.
— Дерьмо! Ты говоришь на нашем? А хер ли сразу не сказал? Я стою язык ломаю.
— Что тебе тут надо?
— Рейх научился контролировать одержимых и собирается применить их на вас, если еще этого не сделал. В это сложно поверить, но это так. Надо срочно довести эту информацию до ваших командиров.
Иован сел на снег и засмеялся.
— Я говорю правду, чтоб тебя! Им ставят особую руну под названием…
— Нгуву, — закончил за него Иован. — И на ее создание требуется от пяти до десяти тысяч недавно убитых людей. Твоя информация устарела Райль, мы ведем войну с ними уже больше двух месяцев, а нашей разведке стало известно о ваших демоновых куклах за несколько дней до атаки.
— Твою-то мать! — в сердцах выкрикнул Райль. — Выходит я плыл зря?! Как вы держитесь? Удалось им что-то противопоставить?
— Как мы держимся это наше дело, — с ухмылкой ответил Иован. — А ты хорошо дерешься. Никак гвардеец или офицер. Не думал, что среди вас бывают изменники.
— Я такому дерьму не присягал, — поморщился Райль. — И кстати, встань уже и отойди-ка от ножа, парень, я вижу, как ты к нему постепенно пододвигаешься.
— А может тебе его кинуть?
— Я тебе сейчас, сука, кину, — с улыбкой ответил Рейховец.
Иован поднялся и отошел к ближайшему дому, опершись о него спиной. Райль тем временем убрал меч в ножны, поднял метательный нож и, обтерев его о стеганку, приладил оружие обратно к портупее.