– Несите сено, Ждана. Как только они полезут через ограду, подпалим сухую траву, и твари загорятся живьем.
Они окружили мельницу плотным кольцом, размахивая вилами и топорами, требовали выдать им ведьму, укравшую младенца. Сиплые и зычные голоса, крики, истерический гогот и ненависть. Столько ненависти, что от нее раскаляется воздух.
– Арсис! Выходи! Зачем тебе эта бойня? Выдай нам сучку, и мы пощадим тебя и твой дом в память о подвигах твоих сыновей. Ты и Мардж нам не нужны, мы пришли за детоубийцей.
Я подтащила еще один мешок к забору и утерла ладонью пот со лба. Какая-то часть меня боялась, что он так и сделает. Что он отдаст меня им.
– Младенец жив. Никто не причинил ему вреда, – крикнул Арсис, и у меня внутри все похолодело — он вышел на переговоры. Если учесть его отношение ко мне… то они будут недолгими, – ему спасли жизнь! И мы отдадим его матери.
– Какой матери? Нет ее у него! Она обезумела и повесилась, когда эта тварь украла малыша и оставила лужу крови и кишки в колыбели. Бесчувственная сука! Выдай ее нам, мы посадим ее на кол!
– С чего вы решили, что это она?
– Хватит болтать, мельник! Давай нам девку, или мы камня на камне здесь не оставим.
Мы подтащили еще один мешок, складывая их друг на друга, и присыпали хворостом.
– Пригнитесь и быстро на мельницу, закроемся изнутри. Если прорвутся — спустимся в подвал, а оттуда через лаз в лес.
– Арсис, наше терпение подходит к концу. Если сейчас ты не выведешь к нам девку, мы разнесем твои ворота и доберемся до тебя и твоей женушки. Еще в юности мечтал ей вдуть. Моя мечта осуществится. Помню, какие у нее сочные белые ляжки…
Вместо ответа просвистела стрела, и на мгновение наступила тишина. И через секунду раздался дикий вой толпы. Они бросились на забор, а мы с Мардж в здание мельницы, закрывая на огромный засов дверь, приваливая ее мешками и чувствуя, как все внутри сворачивается в ужас от страха.
– Мы вывернем тебе кишки, Арсис, предатель! Засунем тебе в зад раскаленный кол! Отдай нам шлюху из Блэра!
Голос оборвался. Арсис оказался метким стрелком.
– Придется жечь ограду! – крикнул мельник сверху. – Они лезут наверх. Маааардж!
– Жги!
– Мы останемся без муки!
– К дьяволу ее!
Мы поднялись наверх по узкой, крутой лестнице. Я, прижимая к себе младенца, а Мардж брала стелы, смачивала наконечники в жире и, поджигая, протягивала мужу.
Снаружи послышались дикие вопли, я выглянула в окно и содрогнулась, увидев, как по изгороди мечутся живые факелы, падают назад и вперед, ползут по траве, корчась и выгибаясь. Так не должно быть… Это все не должно происходить из-за меня. Это неправильно… Посмотрела на Мардж, на Арсиса, прицеливающегося в очередного жителя Адора.
«Ты принесла нам смерть… ты ее олицетворение».
А ведь это правда. Я ее принесла. Они правы. Пока меня не было, в Адоре царил мир.
– Надо уходить. Приближается еще один отряд. Там человек двадцать. Сын и племянники кузнеца с молодняком с деревень. Мне долго не продержаться, – крикнул сверху Арсис.
– Раненого придется оставить здесь, – тихо прошептала Мардж и посмотрела мне в глаза, – и уходить. Мы сделали все, что могли.
– Нет. Мы не можем его оставить.
– Можете…, – голос, скорее, был похож на глухой скрип, и мы обе обернулись, в узком проходе, ведущем на лестницу, стоял Гортран, чуть пошатываясь и придерживаясь рукой за стены. – Давайте, уходите в лес. Я вас прикрою.
Говорит, а сам на меня смотрит. И взгляд совсем другой. Нет в нем той ненависти и презрения, которые раньше вспыхивали. На ребенка у меня на руках посмотрел и слабо улыбнулся, протянул руку, погладил маленькую головку.
– Сердцем он вас чувствовал. Не разумом. Разум иногда плохой советчик. А я не верил… я, как они.
Я не понимала, что он имеет в виду, но и спрашивать времени не было. Шум снаружи усиливался – толпа разносила все вокруг, слышался треск и грохот.
– Уходите. Я прикрывать буду. Это ваш единственный шанс. Забирайте ребенка и бегите. Я все равно далеко не уйду. Слаб еще.
Арсис бросил Гортрану арбалет.
– Храни вас Господь!
– Храни он вас. Уходите!
Снова на меня посмотрел, потом на Мардж и Арсиса.
– В лесу к реке двигайтесь, там укрыться можно в старом охотничьем угодье.
Я сжала его руку.
– Спасибо… Но вы окрепнете. Трава поможет. Вы должны бежать с нами.
– Она уже помогла. У меня свое предназначение, как и у каждого из нас. Без меня никто не выберется.
Снаружи раздался треск и грохот. Изгородь пала под натиском обезумевшей толпы. И я, прижимая к себе сверток, бросилась вниз по ступеням вместе с Мардж и Арсисом. Мы спустились в сырой и темный подвал, наощупь добрались до выхода, а когда мельник толкнул дверь плечом — та оказалась запертой. Снаружи.
– Ты закрыл?
– Нет! Здесь всегда открыто.
– Тогда что за черт?
– Не знаю. Может, заело саму дверь.
Навалился еще раз. Покрутил ручку. Я скорее почувствовала, чем услышала, как тяжело дышит каждый из нас, понимая, что мы в ловушке.
– Кто мог это сделать? У кого был ключ?
– У…У Оливера, – голос Мардж дрогнул, – но он не мог.. он…
Ее оборвал звон разбившегося окна, и что-то тяжелое вкатилось в помещение.
– Арсис! Мардж! И блэровская Сука! Выходите! Ваш защитничек мертв. Сверху дохлым мешком свалился. Никто вам теперь не поможет.
– Посмотри, вдруг факел кинули, – крикнула Мардж, – мукой засыпай, если так.
– Они лгут. Блефуют. Гортран там, наверху, и он защитит нас, – сказала я, глядя, как Арсис поднимается по ступеням, чтобы проверить, что именно они бросили в окно.
– Мы вас поджарим здесь, как крыс.
Арсис отшатнулся, едва вышел на свет, попятился назад, спиной, спускаясь обратно по ступеням. Дрожащий, взмокший.
– Там… его голова… Гортрана.
Мардж перекрестилась, а бледный Арсис посмотрел на меня, потом на ребенка. Нет, его взгляд больше не сверкал яростью. Скорее, я увидела там обреченность и тихий упрек мне. Упрек за то, что происходит с ними по моей вине.
– Они снаружи у самого входа. Если вылезу через окно сзади, может, не заметят. Я замок открою.
– Не успеешь. Заметят! – простонала Мардж.
– А что делать? Ждать, пока они нас поджарят?
– Или вы подмоги ждете? Выродка чумного, едва выскочил, прирезали! Никто вас не спасет! – раздался снаружи все тот же голос. – Или пусть ведьма выйдет… и мы, может быть, оставим тебя в живых, Арсис, и жену твою пощадим.
– Может быть. – вторил ему другой, и гогот жуткий, какой-то пошло-гадкий. Они все сумасшедшие. Невменяемые, чокнутые фанатики.
Я судорожно глотнула разогревшийся воздух и сильнее прижала к себе малыша.
– Считаем до десяти. Если не выйдет к нам — подожжем дом. Выкурим вас всех.
Я медленно развернулась.
– Я выйду к ним. Отвлеку… А Арсис пусть замок пока откроет, и бегите. Спасайтесь.
– Нет! – та отрицательно качала головой, сдавливая мои запястья. – Не надо! Это самоубийство!
– Надо. Другого выхода нет. Я выйду, и все прекратится. Им я нужна. А вы…вы жить должны. Простите меня… я должна была уйти тогда…
– Глупости. Арсис сам справится, и уйдем все вместе!
Я отрицательно покачала головой и высвободила руку из ее холодных ладоней.
– Так правильно… А иначе все погибнем.
У Мардж в глазах слезы блеснули, а я пошла по ступеням вверх, стиснув до хруста челюсти. Если мне суждено умереть сегодня – пусть это будет не напрасно.
ГЛАВА 10
Там, где древние скалы уходят в туман,
Стоял мой маленький дом на самом высоком утёсе,
И в его одиноких окнах с видом на океан
Проплывали вечерние звёзды.
И в камине пылал огонь,
И мерцали блики на стенах,
Зачарованный лунный луч скользил по оконной раме,
И поскрипывало перо,
И таял воск откровений,
И строки ложились на мягкий пергамент.
©Флёр
Царский дворец возвышался на вершине черной скалы, напоминающей гигантский столп жидкости, застывшей в воздухе. Говорили, что когда-то из недр скованной льдом мертвой земли вырвался живой огонь, из него и появились драконы. Вышли из языков пламени в облике человеческом и заставили всех склонить пред ними колени, ибо пришла с их появлением на землю весна после тысяч лет холода и голода. Так говорят старинные летописи, сохранившиеся рисунками на скалах и на окружающих ее стволах могучих дубов и елей. Читать их могут только жрецы и волхвы, имеющие дар смотреть в глубину времени и повелевать стихиями. Дар этот передавался от отца к сыну.
Дворец был отлит из осколков подземной породы, раскаленных в огне. Представители тысяч рас сложили здесь свои головы и кости. Издалека царский дворец словно выныривал из черного фонтана брызг и светился на солнце огненными сполохами. Скалу окружал ров с кипящей лавой, и многотысячная армия воинов Нави выстроилась кольцом, создавая живую изгородь. К царскому дворцу не подступиться ни с какой стороны.
Со вчерашнего вечера здесь проходило празднество – ожидание прибытия избранниц. Отчет велся развешанными вокруг шпилей башен огненными знаменами с изображением черного дракона. Когда невесты будут доставлены во дворец, будет вывешено последнее знамя, протрубят горны и наступит затишье перед отбором. А потом самое сочное веселье – когда избранница войдет в царские палаты и… либо выйдет наутро об руку с мужем, либо исчезнет навсегда. В первом случае над замком будет вывешено белое знамя, и по всей навской земле будет объявлен праздник великий, народ перестанет оброк платить в драконью казну ровно год, и сто тысяч душ вернутся домой из рабства в честь такого великого дня. А во втором случае будет вывешено черное знамя. Их будет потом ровно столько, сколько и избранных невест. Когда все они будут преданы огню, сезон объявят закрытым, и до следующей весны празднеств уже не будет.
Простые смертные да и нечисть навская верили, что рано или поздно чудо сбудется, да костры жгли и свои жертвы приносили пред изваяниями черных драконов. А кто и вовсе своих женщин на гибель гнал к скале – отдавать во власть дракону в надежде на лучшую жизнь и сокровища несметные. В деревнях знахарки всякие появлялись, девкам и матерям их головы морочили за золотые да за еду, или меха. Пророчили великое будущее с самим Вием и наследников царских. Люди верили и сами на закланье детей своих отдавали, а Вий и не брезговал. Падок он был на женский пол. Нравилось ему девок портить и драть, а потом огню предавать. Только время шло, а наследник все не появлялся, и настоящим царем Вий никак не мог стать.
Белый ястреб расправил крылья и, сделав петлю в темно-синем грозовом небе с брусничными разводами между кучерявыми тучами, взмыл вверх к распахнутым резным окнам. Долго он кружил вокруг дворца, любовался, как переливаются камни, словно драконья чешуя на солнце, всеми цветами радуги. Когда-нибудь волхва призовут жить здесь, рядом с великим Государем Навским. Заслужит он эту честь, как его собственный отец заслужил у отца Вия. Но для этого нужно дать царю то, что он хочет. То, что за тысячи лет не случалось в Нави, словно проклятие повисло над старшим сыном покойного царя. Все избранницы не могли усмирить зверя и вынести брачную ночь. Обожженные, искалеченные, полумертвые, а иногда и мертвые были брошены они в огонь священный, принесены в жертву земле и ее чреву. Но ни одна не понесла.
Старинное пророчество гласило, что появится та самая, которая родит истинному царю наследника и продлит род черных драконов, примирит все четыре стихии… только пророчество это волхву особо не нравилось, да и как перевернуть силы колдовством в свою сторону да на свой лад, он знал еще с детства. Любое пророчество — это комбинация событий. Чаще всего спрогнозированное и спровоцированное данным прогнозом. Лукьян собирался это пророчество да в нужное ему русло повернуть, а пока избранной истинной не появилось, не светило ему во дворцовых палатах жить да за царским столом пировать. Царь хоть и жаловал своего высшего колдуна, но провозглашать его главным во всей Нави не торопился.
Лукьян… почуял ее еще в лесу. Ноздри затрепетали и губы задрожали от предвкушения и предчувствия. Запах особый у их расы… способный с ума сводить, и голос дьявольский, как ручей журчащий, неземной голос, словно музыка в ушах переливается. Сам себе не поверил, когда понял, что среди избранниц есть одна из… это ведь все меняло. Это было тем самым шансом на успех, никогда еще ОНИ не попадали на ложе драконье… но в то же время это мог быть и великий провал. Когда успел Вий вынудить расплатиться таким сокровищем, на какую сделку с ним пошли, и что надобно было, раз потом спрятали девку в мире человеческом? Остается загадкой. Но Лукьян ее распутает. Постепенно. А может, и сразу, если девка впустит его в мысли свои и даст в ее памяти побродить в тех самых закоулках, затемненных сильнейшим заклинанием, превратившим ее в обычную смертную на первый взгляд.
Но в Нави истинную сущность долго не спрячешь. Здесь она рвется наружу, и рано или поздно проклятый Князь догадается. Не любил волхв Нияна. Боялся силы его, и что, если к власти придет, не видать Лукьяну ни царских хором, ни денег, ни обещанных сто душ в месяц. Аспид каждому свое место указывает, и подхалимажем тут не обойтись… а пророчество очень тонкое дело, сбыться по-разному может, и вовсе не как угодно волхву. Опасен Князь очееень опасен, хитер и умен. Коли надобность будет, за ним вся Навь восстанет. И небо с землей содрогнутся.
Только сучка строптивая не дала ему себя прочесть. Словно засверкали у нее внутри иглы, как лезвия заточенные, и начали колоть Лукьяна за каждое проникновение прямо в глаза, да так, что ему казалось – ослепнет он. И марь на нее не подействовала. Он даже попытался применить чары и взломать ее защиту, но это оказалось невозможно. Кто-то очень сильный закрыл ее от любого проникновения, кто-то дал и ей силы оберегаться. Притом невольно.
Но хуже всего то, что князь глаз на нее положил и отдавать явно не торопился. Думал, хитростью заставит Нияна девку в болото швырнуть… а потом сам бы достал и к Вию принес, но не вышло. Сильно зацепила она Аспида, как смотрит на нее, так глаза и сверкают жидким золотом, а зрачки словно полоски становятся. Окутала его своими чарами, приворожила лицом красоты невозможной, неземной и не навской, и не людской даже. Разум ему поморочила. Ничего, Лукьян со всем разберется и очень скоро будет управлять всей Навью. Вия за нитки легко дергать. Родит ему девка синеволосая наследника, и избавится он от нее, как в свое время от матери Нияна избавился. А паршивца этого надобно сбросить с пьедестала, заставить Вия возненавидеть брата.
Ястреб в залу влетел и под потолком несколько раз покружил, прежде чем о пол ударился и старцем обернулся. Зорким взглядом глянул на вакханалию и разврат, царящие вокруг. Мерзость какая. Его покоробило и сотрясло от брезгливости. Волхвы обет безбрачия давали, да и от рождения они равнодушны к плотским утехам. Праздник плодородия – так назывались эти дни, предшествующие прибытию избранниц. Дни адского и невероятного разврата, от которого Лукьяна тошнило. После этого праздника в Нави увеличивалась численность населения. Вот и сейчас захмелевшие гости совокуплялись на каждом свободном квадрате сверкающего пола дворцовой залы. Музыканты играли чувственную мелодию, но ее заглушали мужские и женские стоны, рычание, крики и шлепки голых тел. Волхв приподнял край длинной рубахи и обошел стоящую на коленях женщину, сжимающую ладонями фаллосы двух придворных и жадно сосущую их по очереди. Лицо Лукьяна исказила гримаса отвращения. Он бы всех их превратил в каменные изваяния и сжег их тела вместе с этим дворцом. Пробрался к трону, на котором восседал Вий с золотым кубком в руках и в массивной короне на голове. На лице выражение похотливого наслаждения, и глаза темно-карие закатываются под тяжёлые веки.