<p>
</p>
Солнце на Марсе кажется совсем маленьким. Антон знал, что его видимые размеры здесь в полтора раза меньше, чем на Земле, но всякий раз, когда ему удавалось посмотреть на светило сквозь визор скафандра, ощущал себя обманутым. Как ребёнок, которому пообещали конфету, а дали лишь крошечное монпансье.
Но даже на такое солнце получалось взглянуть крайне редко. Базу "Марс-7" построили на дне каньона Мелас, изрядно углубив её в породу, обвалившуюся со стенок за миллионы лет. Это позволило надёжно защитить обитателей от радиации. Но представьте себе, как редко показывается солнце в нижней части колоссального разлома, самого глубокого на планете! Ближайший край рифтовой долины вздымался почти на десять километров, от чего большую часть сола в окрестностях базы царили сумерки. Жизнь в инопланетных катакомбах на дне каньона, не очень хорошо влияла на психику человека.
Антон Орлов до перехода в "ИнтерКосмос" успел защитить докторскую диссертацию по психологии изолированных групп, поэтому, как руководитель очередной экспедиции, лично отбирал людей в свою смену. Казалось бы, проведи все нужные тесты и отсей кандидатов с низкими уровнями психологической устойчивости и социальной адаптации, а потом проверь оставшихся на девиантное поведение. Но всё оказалось гораздо сложнее. Люди, выглядевшие такими сильными и стойкими на Земле, на чужой планете изменялись.
Физик Хироси Накамура после месячного пребывания на базе завёл воображаемого питомца, сиба-ину по кличке Котаро. Перед выходом из своего отсека, Хироси гладил невидимую шерсть, чесал за невидимым ухом и просил невидимую собаку хорошо себя вести. Возвращаясь, японец радостно приветствовал Котаро и обнимался с ним. Во всём остальном Накамура оставался абсолютно нормальным, поэтому Антон строго-настрого запретил участникам экспедиции любые шутки в адрес "собаковода".
Инженер Хуго Нильссон уверял всех, что по ночам кто-то передаёт ему шифрованные сообщения азбукой Морзе. Записи с микрофона, установленного в отсеке шведа, эту информацию не подтвердили, но Нильссон аккуратно записывал все послания, и при каждом удобном случае заводил разговор о том, что ему удалось расшифровать.
Ботаник Гаспар Дюруа всё время возмущался стандартными рационами экспедиции. Периодически он устраивал скандалы, уверяя окружающих, что он больше не может есть кушанья, приготовленные из сублимированных продуктов, что у него на них аллергия. Обследование в медицинском отсеке никаких следов аллергии не обнаруживало, француз на время успокаивался, но через несколько дней всё начиналось по-новой...
Закрыв досье Дюруа, Антон подумал, что материала у него уже скопилось достаточно, чтобы написать несколько монографий по психологии. Он даже придумал название: "марсианский синдром". Будет чем заниматься на Земле.
Выведя на стенной экран местный голубой закат, с лёгким зеленоватым оттенком, Антон полюбовался причудливой игрой красок и вдруг вспомнил, что на Земле скоро будут праздновать Новый год. Во многих домах и квартирах уже стоят ёлки, украшенные к торжеству. А ему тут приходится следить, чтобы его люди окончательно не свихнулись до возвращения на родную планету.
Из дверного динамика раздалось ритмичное постукивание, выбранное им в качестве звонка. Переключившись на камеру в коридоре, Антон увидел Хуана Гонсалеса, одного из геологов экспедиции.
-- Войдите.
Все помещения и отсеки базы были оснащены герметичными дверьми. В теории это позволяло быстро локализовать возможные утечки воздуха, но за всё время, что Антон провёл на "Марсе-7", такого ещё ни разу не случалось. Строили базу тщательно, без лишней спешки, а потом ещё и многократно тестировали каждое новое помещение. Но правило держать двери закрытыми оставалось.
Вошёл Хуан, гибкий и худощавый, похожий на кого-то из великих матадоров прошлого, чуть кивнул, и тут же начал жаловаться:
-- Команданте! Она опять не поставила "каплю" на мантенименто!
Антон нахмурился. "Каплями" называли роверы, на которых члены экспедиции передвигались по поверхности Марса. Многослойная защита от радиации придавала транспортным средствам своеобразную форму, не имевшую ничего общего с каплей воды. Но в обиходе почему-то прижилось именно это название. После каждой поездки полагалось ставить роверы в специальный отсек и подключать кабели для тестирования и зарядки аккумуляторов, а также шланги для заправки воздухом и водой.
Почти все геологи это правило исполняли. Почти. "Она" -- это Татьяна Шмидт, доктор наук из Мюнхенского университета, блестящий геолог и минералог, а также химик-аналитик. Вдобавок -- яркая и запоминающаяся женщина.
Антон сильно удивился, когда увидел её среди кандидатов. Зачем такой отправляться на Марс? Ей бы блистать в европейских столицах на конференциях и симпозиумах. Да и для журналистов подобная персона -- подарок судьбы! Потенциальная звезда экрана! Но упрямой фрау Шмидт захотелось поработать на другой планете. Отсеять Татьяну он не смог бы, даже если бы захотел: с психологической устойчивостью и уровнем социальной адаптации у неё всё было в полном порядке. А BASF и Bayer обещали "ИнтерКосмосу" щедрое финансирование научных экспериментов, если проводить их будет доктор Шмидт.
И всё бы ничего, но Татьяна, привыкшая к своему заслуженному научному авторитету, больше всего уважала лишь одно мнение, своё. Любые правила или инструкции, с ним не совпадающие, считала досадным недоразумением. И вернувшись из очередной поездки по поверхности Марса, доктор Шмидт сразу же неслась в лабораторию, изучать новые образцы минералов. А про какие-то обязательные действия с "каплями" тут же забывала. Это не могло не раздражать других членов экспедиции.
Антон уже несколько раз беседовал с Татьяной. Та каждый раз ссылалась на рассеянность, на женское легкомыслие, и обещала, что подобное недоразумение больше не повторится. При этом вела себя Татьяна так очаровательно и мило, что Антон не мог позволить себе ни малейшей жёсткости, пусть даже оправданной его руководящим положением...
Хуан смотрел на Антона грустными карими глазами и чуть ли не извиняющимся тоном повторял:
-- Команданте! Я понимаю, что она беллеза, я понимаю, что она чика интелихенте, но ведь это инкорректо! Это пелигросо, не ставить "каплю" на мантенименто! Мы на Марсе! Здесь ошибки инасептабле!
Хуан прекрасно знал русский язык, как и все участники экспедиции, но, когда волновался -- постоянно сыпал испанскими словами. Антон вздохнул, кивнул и ответил:
-- Вы совершенно правы, сеньор Гонсалес. Такое недопустимо. Я сейчас же сделаю фрау Шмидт предупреждение. Последнее...
Многочисленные помещения базы соединялись галереями, проделанными в местных породах и укреплёнными блоками обделки, созданными при помощи лазерного спекания из тех же самых пород, измельчённых в пыль. В плане "Марс-7" напоминал сильно разросшуюся нору барсука или суслика, а два роботизированных проходческих щита постоянно добавляли к ним новые ходы и отсеки.
Отшагав две галереи, Антон остановился у лаборатории Ц-3. Дверь в неё оказалась незапертой. Сдерживая гнев, Антон нажал кнопку, выслушал пение кукушки, нагадавшей ему долгие годы жизни, и вошёл, не дождавшись никакого ответа.
В лаборатории очень странно пахло, и эта неожиданная смесь ароматов почему-то взбудоражила Орлова, пробудив волну смутных воспоминаний. Ему показалось, что он внезапно перенёсся куда-то в прошлое, в те места, где ему было хорошо.
Татьяна, коротко стриженная блондинка с лицом античной богини и фигурой манекенщицы, воплотившая в себе лучшие черты двух великих народов, не раз враждовавших в прошлом, склонилась над лабораторным столом. Там как раз пискнула центрифуга. Татьяна вытащила из неё пробирку и переместила в спектрофотометр.
Антон громко откашлялся и сухим официальным тоном произнёс:
-- Фрау Шмидт. Я прошу уделить мне капельку вашего драгоценного внимания.
Женщина подняла голову и слегка улыбнулась:
-- Командир? Что-то случилось?
-- Вы снова нарушили правила. Дверь лаборатории открыта, а согласно пункту двенадцатому внутреннего распорядка...
-- Простите, пожалуйста! Я забежала сюда буквально на минутку. У меня одни образцы как раз подготовились для спектрального анализа, а другие в очереди на сепарацию.
При этом на лице у Татьяны было такое честное и простодушное выражение, что Антон только вздохнул и озвучил второе замечание:
-- А ещё вы снова не поставили "каплю" на ТО.
Доктор Шмидт сразу погрустнела.
-- Как некстати! И что мне за это будет?
Антон помолчал, глядя в пол, потом строго произнёс:
-- Я ещё не решил. Но если подобное нарушение повторится -- мне будет стыдно перед вашими коллегами. Они такие же занятые люди, как и вы, и взваливать на них лишние обязанности я не имею права. Вы согласны?
Татьяна печально кивнула и потянулась к пробиркам в термостате. Но, остановившись на полпути, она вдруг спросила у Антона:
-- А как у нас вообще дела? Никто по-новой не чудит?
При этом во взгляде Татьяны читалось нечто большее, чем попытка перевести разговор на другую тему. Светло-серые глаза фрау Шмидт на мгновение показались Антону порталами в бесконечность, в которые его начало медленно, но неуклонно затягивать. Что за чертовщина? Неужели на нём тоже сказывается "марсианский синдром"?
Он резко отвернулся, тряхнул головой и сделал шаг назад. Татьяна удивилась:
-- Что-то случилось?
Внезапно разозлившись, Антон выпалил:
-- Если вы ещё раз нарушите хоть одно правило внутреннего распорядка базы, я лишу вас доступа к "каплям". Вам ясно?
-- Слушаюсь, мой командир! Я вся в вашей власти!
Последняя фраза прозвучала довольно дерзко и двусмысленно, и Антон поспешил ретироваться. Выйдя из лаборатории, он закрыл дверь и дождался, чтобы сработал блокиратор.
Конечно, полномочия руководителя экспедиции на "Марсе-7" позволяли многое. Он вполне мог арестовать любого сотрудника своей смены, если этого требовала ситуация. Но потом, вернувшись на Землю, ему придётся отчитываться за каждый шаг, обосновывать каждое решение. Поэтому даже отстранение доктора Шмидт от поездок на "каплях" было угрозой, прибегнуть к которой можно было бы лишь в самом крайнем случае. И важно было до этого случая не доводить.
А он только что распсиховался на пустом месте. Такого больше не должно повториться! Геологи -- самые важные люди на базе. Только от них зависит, получится ли создать на Марсе многолюдные города-ульи, или же вся эта дорогостоящая затея с научными базами обернётся грандиозным провалом...
Вскоре Антона вызвали в реакторную зону, находившуюся на большом отдалении от остальных помещений базы. Физикам и инженерам требовалось его разрешение на эксперимент, который сулил немалые выгоды энергосистеме "Марса-7", но таил в себе и некие риски. Поэтому стоило ознакомиться с деталями на месте. И Антон сразу перестал думать о разговоре с Татьяной...
Несколько солов спустя, за завтраком, Антон, с аппетитом поедавший омлет из порошка, вдруг вспомнил, что давно не слышал жалоб Гаспара Дюруа. И это его встревожило. Ипохондрический синдром иногда приводил к неприятным осложнениям, а потерять столь ценного специалиста Антон боялся.
Быстро дожевав еду и в два глотка осушив чашечку кофе, руководитель экспедиции направился к теплицам. Под них были отведены самые большие помещения базы. Там выращивали несколько сортов салата, капусту, томаты, огурцы, лук, укроп и некоторые другие культуры. Это позволяло хоть как-то разнообразить рацион.
Каждому виду растений нужно было выставить оптимальный режим освещения, полива и подкормки, что требовало постоянного кропотливого труда. И ботаник Дюруа, родившийся в благодатном Провансе, прекрасно управлялся со своим обширным хозяйством. Марсианский грунт, изобилующий ядовитыми перхлоратами, оказался непригодным для использования. На "Марсе-7" применяли гидропонику.