Подумать только, сын Грозы трусливо бегал и скрывался от самки…
На самом деле, он скучал, отчаянно скучал по ней. И, вроде бы, виделись они всего ничего, чтоб ему впасть в столь сильную зависимость, и особой приветливостью по отношению к нему Греза не отличалась… Но Сумраку, несмотря ни на что, хотелось быть с ней рядом, видеть ее, слышать ее голос… Еще хотя бы раз прикоснуться…
— Давно что-то ты не появлялся, — раздалось совсем близко. — Я думала, твоя голова уже украшает чью-то трофейную стену.
Этот дерзкий и насмешливый тон… Сумрак зажмурил веки будто в ожидании неминуемого удара и остановился. Затем медленно открыл глаза, вздохнул и обернулся. Греза стояла в нескольких метрах от него и снисходительно щурилась. Убедившись, что она завладела вниманием самца, негодяйка неспешно приблизилась. Ее влажная от дождя кожа маняще поблескивала, и во взгляде горел озорной огонек.
А еще самка наконец начала источать призывный аромат, который не удалось смыть даже разошедшемуся ливню. Самцом же от нее по-прежнему не пахло, значит, Серый все еще не добрался… Уже ставший за последнее время привычным, кратковременный спазм сковал подбрюшье Сумрака, хотя после бурной ночи его семенники совсем опустели.
Ну за что? Почему она никак не хотела оставить его в покое?.. Да неужели всем самкам на этой планете хотелось одного — мучать бедного самца? Прорва его унижала, Осень истязала, Солнышко выматывала… А Греза жестоко дразнила собой.
— У меня есть гораздо более важные дела, чем развлекать тут тебя, — постарался как можно непринужденнее ответить Сумрак.
— Да ладно? Например? — издевательски стрекотнула самка.
— Вот когда будешь в моем гареме, тогда и получишь право требовать отчета, — воин отвернулся и продолжил свой путь. Разумеется, Греза отставать не собиралась.
— А у тебя хорошее воображение, да? — фыркнула она, догоняя самца.
— Не жалуюсь, — согласился Сумрак.
…Они сидели на любимом раскидистом дереве. Том самом, из-за которого повздорили в свою первую встречу. Сумрак расположился чуть выше, Греза заняла одну из нижних ветвей. Друг на друга они не глядели. Взор Сумрака блуждал по кромке леса, трепещущей под ударами ливня, Греза изучала поникшую растительность у самых корней. Дождь почти не задевал их, лишь крупные капли то и дело падали вокруг, стекая с широких листьев.
Самец и самка беседовали. О всякой ерунде, обо всем, что в голову взбредет. Беседовали уже, наверное, больше двух часов, а темы все не кончались. Оказалось, у Грезы присутствует одна уникальная черта под названием «что вижу, то пою». Очевидно в ее голове разом роилось такое огромное количество мыслей, что не делиться периодически хотя бы одной из них, она просто не могла. Что до Сумрака, то он охотно поддерживал разговор, тем более, что неожиданные повороты, которые с поистине незаурядной логикой совершали рассуждения самки, то и дело сбивали его с толку, позволяя немного отвлечься от навязчивого желания спариться с ней.
Вот и сейчас Грезе вздумалось рассказать о взаимном родстве самок данной местности аж до седьмого колена. Перед этим она заприметила под деревом красный мох и рассказала, как любит на нем отдыхать (это весьма походило на некий намек), когда не очень сыро, но только он мажется, но зато из него делают очень стойкую экологически чистую краску. Потом она долго и подробно повествовала о том, как правильно надо окрашивать ткани (и к чему бы самцу это знать?), и как ее учила этому троюродная тетка. Как это Сумрак не представляет, что такое троюродная тетка? Так это же легко, сейчас она объяснит… И дальше пошло-поехало.
Надо сказать, у Грезы была отменная память на имена, события и даты — для самки черта вообще нехарактерная. Например, все сестры самого Сумрака страдали какой-то феноменальной забывчивостью. А у матери сильно хромала логика. У самок его временного гарема тоже с логикой было не всегда все в порядке. Короче говоря, сколь бы ни было почтительным отношение Сумрака к женскому полу, насчет его умственных способностей иллюзий он не питал. Греза в каком-то смысле явилась счастливым исключением, впрочем, и она, что называется, была не без греха. Самка хоть и говорила подчас кое-что неглупое, но речь свою совершенно не фильтровала, а также не могла вовремя остановиться.
Так вот, насчет родства…
— Послушай, а ты знаешь, кто такая Свобода? — улучив момент, Сумрак воспользовался секундной паузой. Греза повернулась к нему и недоумевающе склонила голову сперва на одну сторону, потом на другую, забавно качнув собранной в хвост гривой. В ее понимании, Сумрак не ведал элементарных вещей.
— Ты имеешь, в виду, кем она была? — переспросила она. — Ее уж лет двадцать никто не видел.
— Ну да, была. Так чем она так прославилась?
— А ты не в курсе, значит? — Греза вновь удовлетворенная своей лучшей, чем у Сумрака осведомленностью, аж заерзала на месте. — Она перегрызала мужикам глотки. В порыве нежности. Тем и прославилась. Как ты понимаешь, она не оставила много потомков. А к чему ты спросил?
Сумрак чуть заметно поежился.
— Да так, знаешь, расхожее выражение есть у наших вояк, с ней связанное, — на ходу придумал он.
— Хм, не слышала… Какое?
— Неприличное, — вывернулся самец. — Не скажу.
— Слишком ты какой-то правильный, — скривилась Греза. — Самок, поди, и то с их письменного разрешения кроешь?
Сумрак чуть с ветки не упал от подобной наглости, но вовремя выровнялся, чтобы собеседница ничего не заметила.
— Не будь я, как ты выразилась, «правильным», — медленно пророкотал он, беря предупреждающую интонацию и слегка свешиваясь над Грезой, — ты бы так легко не отделалась.
Самка снова задрала голову и скорчила ему гримасу. Сумрак «стрельнул» в ее направлении языком, Греза «стрельнула» в ответ.
— Напугал, — буркнула она.
— То-то же, — рыкнул он.
Потом они с минуту молчали. Далее Греза опять не выдержала.
— Ну, так и что бы ты сказал обо мне как о самке? — спросила она вдруг, поставив воина этим вопросом в непреодолимый тупик. Сказать было ей правду? «Ты прекрасна, ты божественна, ты неповторима! Ты не выходишь из моей головы! Я тебя хочу, хочу, ХОЧУ!!!» Ну-ну… Сделать неприступный вид и заявить, что в ней нет ничего особенного? Тоже не вариант — задавая подобный вопрос, самка явно напрашивалась на комплименты. Сумрак вновь склонился над ней, на этот раз совсем низко, понимая, что ненадолго получил добро на самое откровенное разглядывание.
— Задница маловата, а так — ничего, — выдал он наконец, готовый схлопотать по жвалам.
— Поняла. Я отъемся, — неожиданно спокойно ответила самка.
— А что бы ты сказала обо мне? — набравшись смелости, поинтересовался в свою очередь самец. — Ну просто интересно.
— Плечи узковаты, а так — ничего…
— Понял. Я подкачаюсь.
Они разом отвернулись друг от друга.
Так и сидели дальше уже молча — каждый на своей ветке. Сидели и глядели на едва проглядывающее меж дождевых облаков солнце. Грезе пора было возвращаться в гарем, пока не хватился Серый, а Сумраку отправляться на охоту и потом к своим самкам, но оба они не могли заставить себя подняться и разойтись, до последнего оттягивая момент разлуки. Они были совсем рядом, но не смели не то что коснуться друг друга, а даже сильнее приблизиться. До Сумрака долетал тонкий аромат девственной самки, и он вожделел ее безумно, но не имел права и смотреть на нее дольше трех секунд. Грезу присутствие молодого, но уже репродуктивно активного самца будоражило не меньше. Она понимала, что это неправильно, что за ней сейчас ухаживает один из самых высокоранговых воинов, но видавший виды Серый со своим проклятым бесом, засевшим в ребрах, не вызывал у нее совершенно никакого влечения, этот же юный нахал действовал почти гипнотически…
Он думал лишь о ней. Прорва снова швыряла его в стену и ставила на колени, а ему казалось, что он с той же ненормальной для самца покорностью отдается разбушевавшейся Грезе. Осень вгоняла в его тело когти и клыки, а ему чудилось, что это Греза судорожно хватает его во время их первого слияния. Солнышко билась в его объятиях, а Сумрак видел перед собой лишь прекрасные черты такой влекущей и такой недосягаемой… возлюбленной.
— Сегодня ты был просто великолепен! — переводя дыхание, призналась Осень, приподнимаясь на локтях рядом с самцом. Сумрак не ответил. Измотанный, как и всегда, он лежал на спине и безучастно смотрел в пестрящий узорами потолок зала.
Он более не мог этого выносить. Он обманывал своих самок, обманывал Грезу, обманывал себя… Сумрак делил ложе с нелюбимыми и был вынужден изображать страсть, хотя на деле оставался лишь один незамысловатый физиологический процесс. Он хотел обладать лишь одной самкой на целом свете, но был лишен такой возможности. Даже просто признаться Грезе в своих чувствах было недостойно, так как это выглядело бы попыткой соблазнить чужую самку…
Самца раздирали противоречия. Он уже не мог с уверенностью сказать, чего на самом деле хочет. Он то пытался забыть Грезу и сосредоточиться на исполнении своих прямых мужских обязанностей, то преисполнялся решимости буквально завтра пойти и вызвать Серого на поединок с заведомо известным результатом…
Ну, хорошо, положим, он каким-то чудом и отвоевал бы Грезу. Что он, рядовой воин, мог дать самке с ее происхождением? Статус Великой Матери получали женские особи, которые на протяжении пятидесяти лет ежегодно приносили не менее четырех жизнеспособных потомков. Их кровь высоко ценилась. Греза была при своем юном возрасте всего лишь тридцать первой дочерью своей знатной прародительницы. Это означало, что Желанная производила в основном самцов. Самок от нее было мало — намеренно — и тем ценнее они были для потенциальных женихов. Так вот, что такой голодранец как Сумрак мог бы Грезе дать? Ни крова, ни защиты гарема, ни подтверждения ранга… Ни-че-го. И потому не следовало даже думать о том, чтобы бороться за нее…
А прикасаться к другим самкам, зная, что Греза никогда не будет принадлежать ему, Сумраку становилось все тяжелее…
Нет. Решено. Пора прекращать…
Сезон близился к завершению, но дожидаться его конца уже не оставалось ни терпения, ни сил. Только вот как было все это остановить? Положим, перетерпеть еще пару недель остаточное возбуждение Сумрак и смог бы, но проблема была не в том. Он не имел права уйти от самок, а сами они не желали с ним расставаться. Если бы они могли производить потомство, то, забеременев, и так немедля бы спровадили ухажера, но ожидать такого исхода по известным причинам не приходилось. Тем не менее, даже знание о бесплодии партнерш не давало Сумраку повода отказываться от них в этом году. Лишь в следующим он был волен к ним не вернуться.
Правда, был один вполне законный способ… Но он казался самцу крайне маловероятным. И, все же, что мешало попробовать?..
Простившись с самками, он поспешно двинулся к отмелям. Только на этот раз Сумрак шел не отдыхать. В его голове зрел коварный план, для воплощения которого требовалось найти еще одного участника.
Торопливый подвернулся очень кстати. Сумрак заприметил его на окраине территории холостяков, среди скалистых уступов. Судя по всему, младший воин только что проиграл бой. Он был на взводе, рассерженно меряя шагами берег и источая потоки мускуса. Вот он — идеальный кандидат! Неудовлетворенный, с напрочь отшибленными мозгами, в общем, то, что надо.
Сумрак первый поприветствовал собрата. Тот лишь неопределенно рыкнул в ответ.
— Что, день не задался? — поинтересовался старший самец, подходя и непринужденно подпирая спиной обломок скалы.
— Сезон не задался! — передразнил его Торопливый.
— Сочувствую. А у меня в этом году гарем, — с напускной небрежностью проронил Сумрак, разглядывая собственные когти.
— Да ладно! Гонишь! — вытаращился Торопливый.
— Погляди на меня внимательно.
Торопливый недоверчиво осмотрел собеседника с ног до головы. Как-то он сразу не придал этому значения, а ведь верно: шкура Сумрака носила многочисленные свидетельства любовных утех. Шею и плечи покрывали свежие укусы, спина и живот были разодраны когтями настолько, что без боли не взглянешь. Сразу было ясно, чьих ртов и рук это дело: самцы даже в самых отчаянных поединках друг друга не кусали и не царапали, не сделал же он это сам…
— Да только вот беда, — продолжал сын Грозы с притворной грустью, — улетать мне пора со дня на день. А ведь только прилетел… Но дело не терпит отлагательств. А самки… Ты же знаешь, они не поймут, они никогда не могут понять, что на свете что-то может быть важнее их. Вот и маюсь, ломаю голову, как бы от них улизнуть. Думал сперва, ублажу их как следует, они и успокоятся, да куда там — такие ненасытные попались! Шестнадцать ночей на износ работаю, а им все мало.
Говоря так, Сумрак краем глаза наблюдал, как постепенно меняется в лице Торопливый. Его мандибулы отвисли, и казалось из пасти вот-вот закапает слюна.
— Что посоветуешь, дорогой собрат? Недостойно бросать самок в Сезон. Это будет пятном на моей чести… А остаться никак не могу. Уже и жалею, что они свалились на мою голову…
— А сколько их? — переведя сбившееся дыхание, выпалил второй самец.
— Да трое всего, но, поверь, они стоят девятерых!
Торопливый, уже не сдерживаясь, взвыл от обиды и зависти, а так же от теснившихся в его воспаленном воображении женских образов, которые столь красочно сейчас описывал этот негодяй. Подумать только, целых три самки!
— Ты чертов везунчик! — прорычал он, в порыве чувств, ударив кулаком в каменную стену.
— Да что ты так завелся, дружище? — изумился Сумрак.
Торопливый только ощерился в ответ и приготовился уходить. Ему сейчас хотелось вцепиться в более удачливого самца и отметелить его как следует, но хорошо запомнившийся итог сравнительно недавно произошедшей между ними стычки заставлял теперь держать себя в руках.
— Погоди, куда ты собрался? — остановил его Сумрак.
— Не буду мешать тебе… друг. Решай свою проблему, — процедил младший самец.
— Так мне вот сейчас и пришла мысль, а не смог бы ты меня выручить? По старой памяти? — старший с заговорщическим видом подмигнул, заставляя собеседника колебаться.
— И как же, позволь спросить? Слетать по твоим делам вместо тебя? Много чести…
— Да помолчи ты и послушай! — рявкнул вдруг Сумрак, резко сменив тактику.
Торопливый внезапно подобрался и весь превратился во внимание.
— Во-первых, мои дела — это только мои дела, и я ни на кого их перекладывать не собираюсь! А вот насчет самок разговор иной… — загадочно произнес Сумрак.
— Продолжай…
Сын Грозы некоторое время помолчал, еще раз взвешивая все «за» и «против». Инстинкт собственника вякнул в последний раз где-то в глубине сознания и затих.
— Как ты понимаешь, я сам еще не настолько опытен, чтобы удержать постоянный гарем, — начал Сумрак издалека. — В следующем году, я более чем уверен, их и след простынет, все придется начинать сначала. Смысл мне держаться за них сейчас?
— Но и отказаться от них ты не можешь. Ты нанесешь им смертельное оскорбление, если покинешь их раньше, чем они сами тебя прогонят, — фыркнул Торопливый.
— Именно! Ты улавливаешь суть, приятель!
— И я все еще не понимаю, при чем тут я!
— А ты пораскинь как следует мозгами, — приобнимая собрата за плечи и отводя подальше в сторону, туманно ответил старший самец.
— И все равно…
— Я не могу сам их оставить, но… — он понизил голос. — Я могу уступить их кому-то в честном поединке. Кому-то, вроде старины Торопливого.
Младший аж поперхнулся. С подозрением отстраняясь, он поглядел на Сумрака, словно пытаясь понять, издевается тот или говорит серьезно.
— Я не стану с тобой драться, — прошипел он, — даже за всех самок планеты!
— Я поддамся. Если потребуется, — проникновенно ответил Сумрак, срывая с шеи любимое ожерелье из клыков и вручая его обалдевшему сородичу как символ заочной победы и ее доказательство для самок.
Комментарий к Глава 11. Обман Навеяло: «The Moody Blues» – «I Love You».
Сумрак и Торопливый: https://gvatya.tumblr.com/image/165508606673 (надеюсь, понятно, кто где)))
====== Глава 12. Видит око, да зуб неймет ======