Андрей Тюняев
ВЛАСТЬ ВО ВЛАСТИ ВЛАСТИ
0Т АВТОРА
Каждый сегодня понимает, насколько забавно будет выглядеть эксперимент, если хотя бы нынешнего студента переместить в какой-нибудь XVII век в зал какой-либо Академии наук. Пусть он расскажет тамошним учёным некоторые стороны нашего бытия и продемонстрирует что-либо на коммуникаторе. Вот смеха-то будет! Для нас. А каково придётся средневековым учёным? Им будет не до смеха. Выдержал бы мозг, не лишились бы ума.
Мы привыкли считать себя последней стадией развития интеллектуального процесса. И это происходит только потому, что до общения с нами пока не снисходят те, кто гораздо умнее нас: вы же не рассказываете стихи курам на птицефабрике.
Тем не менее, те, кто стоят выше нас по всем показателям и доминируют в «нашем» мире, имеют те же проблемы с субординацией. Для того, кто ещё выше, они тоже являются курами на птицефабрике.
Но кто-то всю эту цепочку выстроил, и кто-то идёт по ней, поигрывая надменной улыбкой. Даже если это бог, то и у него возникает вопрос - с заглавной ли буквы писать своё определение или обойтись строчной, оставив заглавную для настоящего Бога?
* * *
В этой книге представлена реальная история «планеты» Земля. Её начало вовсе не насчитывает тысячи и
даже сотни лет. Аналитические отделы ведущих спецслужб мира давно пришли к выводу, что заселение Земли состоялось не так давно. А всё, что было до этого, не более чем ретроспективная инсталляция, призванная успокоить человеческое эго.
На нашей «планете» проживает несколько параллельных цивилизаций, между которыми существуют весьма сложные взаимоотношения. Даже самые мощные и доминирующие народы способны пропустить революцию, подготовленную исподтишка.
Работа над книгой продлилась ровно пять лет - с 20 марта 2012-го года по 20 марта 2017-го года. В процессе подготовки материала для этой книги приняло участие множество аналитиков самых разных направлений. Автор благодарит за помощь в исследовании информации для книги: экстрасенсов - И. Т.; ясновидящих - Е., В. М., Т. К.; руководителя отдела КГБ - Р.Р.; масона, иллюмината - А. Р.; операторов - И. Ф., Н. Т., А. Р.; инкарнацию Мары - Е.; сотрудника ГРУ - С. Ж. Отдельная благодарность богине Маре.
В произведении все события реальны. Совпадения с несуществующим случайны.
Посвящается жене Елене.
ПРОЛОГ
Я родился подозрительным скептиком. И всякий раз почти до конвульсий клялся себе и настойчиво вбивал окружающим, что не поверю в существование инопланетян ни при каких условиях. Даже если одно из этих существ ненавязчиво похлопает меня по плечу или предельно настойчиво предложит мне чашечку кофе. Но...
Всегда остаётся это самое «но». Оно, как распаренный лист, навязчиво прилипает даже к самому ясному убеждению и уже не позволяет полностью довериться «очевидному» недоверию, столь прелестно дурманящему своей устоявшейся привычностью.
Заодно с этим недоверием выступала и моя же собственная память. Она густо наматывала суконную нить вельветовых воспоминаний на точёное древко веретена жизни, и эта нить уже не прерывалась больше ни на мгновение. Возможно, поэтому с самого первого дня существования на этой Земле я помню его - своё странное рождение.
Словно кто-то очень властный включает невидимой рукой сильно подстывший тумблер. И вот, окисленные вечностью контакты бесцеремонно пинают друг друга, и очнувшиеся от этого пинка искры посылают небесам ожесточённые электрические проклятия. Ещё миг, и память начинает растекаться по ячейкам возбуждённых нейронных сетей, заполняя их замёрзшими битами вчерашних событий.
Сознание, вспыхнувшее, словно трут от падения одного из раскалённых осколков потревоженного кремня, включается в тот момент, когда меня только что извлекли из живота матери. Я инстинктивно глотнул ещё неведомого мне воздуха. Первый раз обжёг им распра
вившиеся от напора лёгкие. И какие-то цепкие руки аккуратно положили меня на жёсткую медицинскую кровать.
И вот уже я, едва рождённый и чуть появившийся, взираю на эту непонятную мне ситуацию своими собственными глазами. Но не с неудобной кушетки. А с какого-то места, находящегося где-то под потолком: метрах в трёх от растопыренного стола и на метр выше, чем все врачи, собравшиеся в этой просторной и не совсем просматриваемой комнате.
Это может показаться невероятным, но я вижу. Вижу себя. На той самой кушетке. Я - маленький и молчащий. Вокруг - те самые врачи. И я понимаю всё, о чём они говорят.
- Будем усыплять? - спрашивает один из них, перед этим долго разминая лицо гримасами вселенского нежелания.
Коллеги дёргаются от неожиданно прозвучавшего голоса, через мгновение приходят в себя и испуганно начинают кивать. Крайне неохотно, демонстрируя друг другу одинаковую мимику нависающего горя, они всё- таки соглашаются с приговором поставленного вопроса.
Не знаю, каким по счёту чувством, но вместе с ними и я понимаю, что моей едва начавшейся и столь короткой жизни пришёл неожиданный конец. Я принимаюсь отчаянно кричать. Прошу: «Опомнитесь! Меня нельзя вот так сразу, только что родившегося, убивать!»
Но в плотной тишине неуклюже театрального помещения мой вопиющий голос почему-то предательски не звучит, и никто из невольных палачей вовсе не слышит неудержимого детского отчаяния.
Густой и тягучей карамелью мгновения зависают над ножницами Судьбы. В полной тишине их затупив
шаяся тысячелетиями сталь медленно возвращает утраченную остроту. С каждым атомом железа, вернувшимся на режущую кромку, моя настойчивость угасает. И под почти уже состоявшийся лязг восстановленного металла я почти принимаю неотвратимое.
Но тут у главного врача останавливаются руки. Словно чья-то могучая воля лишает их возможности привести приговор в исполнение. Импульсы необходимого управления уже не проходят привычными путями, и врач даже ценой неимоверных усилий не может заставить себя убить беспомощного ребёнка.
На фоне этой неразрешённости спокойным потоком неотвратимой мощи в дальней части операционной материализуется медсестра. Пожилая женщина с тщательно убранными белыми волосами, проработавшая в этой самой больнице много своих бесконечных лет, она безапелляционно заявляет свои неоспоримые права на ещё не растерзанного младенца.
- Не надо! Я выхожу его, - тихо произносит она, и врачи, только этого и ожидавшие, с облегчением и шумом выдыхают застоявшийся от долго томления воздух.
Обернувшись на прозвучавшее требование, старший из них не без напряжения отвечает:
- Ну, если вы, Марь1 Дмитриевна2, обещаете, то забирайте, конечно, - выхаживайте.
И в это же мгновение ножницы Судьбы покрылись толстым слоем спасительной ржи. Сколько они ни чавкали, перекусить соскальзывающую нить жизни у них уже не получилось. Последний судорожный лязг щер-
оатого металла, навсегда оказался скованным кровавыми окислами, и я получил бесценный и неожиданный приз - своё собственное детство.
Вот так и мне удалось приобщиться к этой странноватой симфонии, выписываемой в монументальном концертном зале незыблемой Вселенной тонкими голосами непрочных человеческих жизней. По мере лет эти нити закалялись и прочнели, а детские голоса постепенно снижали свой тон.
Затем обобществлённая юность закономерно превратилась в увлекательную борьбу за уникальное существование. И когда мне исполнилось двадцать лет, я уже знал, как надо задавать вопросы, которые могут заставить людей засомневаться в устойчивости твоей психики.
Долго подбирая слова и многократно репетируя, я всё равно сделал всё предельно неожиданно. На мой вопрос, было ли такое со мной, мать тихонько изумилась и присела на краешек стула. Совершенно не веря в происходящее, она на полном автоматизме ответила: «Да. Но ты этого помнить не можешь».
Конечно же, я этого помнить не мог.
Но я помнил...
* * *
Они легко раскручивали маятник, раскладывая прошлое и будущее по полочкам доступной логики. Причудливый прибор послушно вращался в чуткой руке и на любой вопрос выдавал молниеносный ответ. Он всегда попадал, что называется, в точку.
И всё равно Глате3 не покидало томное ощущение какой-то пластиковой натужности этого процесса препарирования фактов, этого не очень понятного подсматривания за горизонт неизвестных событий.
Возможно, вовсе и не маятники позволяли ничего не понимающим операторам отыскивать в хламе вероятностей нужный ответ. Пульсирующая жилка досужего скептицизма неугомонно подсказывала: могли же быть и какие-то правильные технические средства, незримо и по-настоящему помогающие «магам» творить необъяснимые «чудеса».
Понятно же, на волне нахлынувшего удивления никто бы и не заметил миниатюрный приёмник или такой же крохотный передатчик, встроенный в какой-нибудь завиток ушной раковины или замурованный пломбой в специально просверленном зубе. А если такой незатейливый прибор существовал, то заинтересованные в обмане силы вполне могли передавать пророкам всякую нужную для них информацию, чтобы конкретно манипулировать эмоциональностью жертвы. Но в этом случае такие скользкие действия пророчеством называть было уже нельзя...
Мощно переживая по этому поводу, Глате медленно ёрзал на предложенном ему стуле. Он сильно пыхтел, распалённый нетерпением, собираясь придумать пророкам такое испытание, задать им такой вопрос, на который они просто не могли знать никакого ответа. «Они» - и послушные операторы с маятниками, и их невидимые настойчивые суфлёры. Если таковые, конечно, имелись.
Но о чём таком неожиданном можно спросить тех, кто всегда настороже и знает ответы на все вопросы? В наше прозрачное время ничего заведомо тайного ни у кого просто не может существовать. Вся жизнь индивидуального человека как на аппаратном стекле распростёрта перед микроскопоподобным взором специальных служб. И только очень глупый человек всерьёз может рассчитывать на то, что почему-то именно на него никакой пухлой папки с надписью «Дело №...» вообще не собрано.
Надо быть честным и отдавать себе внятный отчёт: папка собрана и не одна. Почти с самого рождения на каждого живого человека начинает накапливаться досье. И на неживого тоже. Более того, копятся досье и на тех людей, которые никогда на этом свете не существовали. Эти «мёртвые души» в нужный момент появляются в «горячих точках» истории и берут на себя решение наиболее судьбоносных событий 4...
«Вот! Придумал! - внутренне обрадовался Глате. - С самого рождения! Точно! А само рождение? Его-то не контролируют! Наверное... Да, чего там контролировать? Человек только родился! Ему ещё всего несколько секунд, минут, часов...».
- Хорошо всё это, конечно. Но вот вам ещё один интересненький вопрос. Что называется, на засыпку, - Глате изо всех сил пытался придать своему лицу спокойное выражение и произнёс эти слова принудительно ровным тоном. - Как вы думаете: в чём моя загадка? Что со мной не так?
Дифоор5 пустил маятник. Тот послушно снялся с места и принялся целеустремлённо крутиться. Оборот за оборотом, нарезал он круги, соглашаясь с теми вопросами, которые ему мысленно задавал оператор.
- Тебя нет, - наконец, просто ответил он, а пока крутил маятник, его брови медленно ползли выше и выше.
Ожидавший всего, чего только можно и нельзя, Дифоор5 просто не мог сейчас поверить в эти немыслимые и бессмысленные показания своего не ошибающегося прибора.
- Да. Тебя нет, - подтвердил Викомп6, сделав несколько проверочных оборотов своим маятником.
И у Викомпа брови тоже медленно поползли наверх. И он не мог поверить в то, что показывает ему маятник. Не мог понять: что такое неладное происходит с прибором. И Дифоор, и Викомп смотрели на юношу и видели, что Глате - здесь. Он с ними рядом - перед ними. Сидит на стуле и загадочно улыбается. А им приходится реагировать на подсказки маятников и говорить, что его нет. И это притом, что они озвучивают ответ на заданный Глате вопрос - этого Глате, которого «нет»!
- В каком смысле меня нет? - нервно хихикнув, поинтересовался Глате и тут же с ужасом начал понимать суть их ответа.
- Тебя здесь нет, - пояснил Дифоор, не веря тому, что сам же и говорит. - Ты - как бы голограмма. Воплощение Виднета77. Сконструированный образ, созданный инженерами из отдела Исторической реконструкции. Более точно пока сам понять не могу. Но тебя определённо здесь нет.
Дифоор протянул руку в направлении Глате и пощупал его: юноша на ощупь оказался обычным. Пророк медленно отнял руку, а Глате впился в него глазами, молчаливо задавая тот самый вопрос. Дифоор угадал и несколько раз слабо кивнул головой.
- Ты находишься... как бы в параллельном пространстве, - в свою очередь, попытался объяснить странную ситуацию Викомп.
Тщательно подбирая отсутствующие слова, чтобы хоть как-то выразить свои не вполне понятные ощущения, он так и не смог выдать ничего хоть немного более конкретного.
- Интересно, - протянул ошарашенный Глате; он набрал воздуха, чуть притормозил, несколько секунд подумал над тем, говорить пророкам или нет, а потом решился и объявил: - А ведь вы правы: меня здесь нет. Я сначала не мог понять - почему вы так сказали. Но сейчас, кажется, понял. Я не рождался. Я не родился. Поэтому меня здесь и нет.
Глате торжественно замолчал и застыл в полной уверенности, что этих его объяснений догадливым про
рокам хватит с лихвой. Но Викомп начал беспокойно раскачиваться на стуле и никак не реагировал на объяснения Глате. Он, не вникая в сказанное, мягко произнёс несколько каких-то отстранённых фраз, выводя разговор на туповатый психологический уровень. Пророк очень неумело скрывал свои эмоции, проблема торчала отчётливо - у Викомпа срывалось сознание.
- А мы видим: тебя здесь нет. Да. Ты не рождался.
Все замолчали. Это длилось долго - пока секундная стрелка третий раз не ударилась о цифру «12». Только после этого прозвучал вопрос и требования к Глате разъяснить сказанное, и ему пришлось рассказать историю своего странного «рождения». Некоторые подробности он, конечно же, предусмотрительно опустил, но рассказ, обрисованный даже в общих чертах, до клеточного уровня потряс теперь уже не столь устойчивые рассудки пророков.
- А мы видим... Маятник показывает, что тебя нет... Совершенно неясно, как это ты... Хотя, если ты не рождался, становится понятно...
- Но как такое вообще может быть реализовано? И вообще, может ли быть такое реализовано или нет? - удивился Глате, внутренне начиная паниковать от предчувствия неудобного для себя ответа.
- Может, - ответил Дифоор, неосознанно «тыча пальцем» в самое дырявое «небо».
- Твоя человеческая жизнь видна в промежутке от двух до семи лет. До этого времени ты как бы существовал, то есть присутствовал в жизни. Твоя жизнь нам видна. Она отчётливо прощупывается. А затем - пропадает. И вместо неё появляется... другая.
Глате не верил своим ушам. Он судорожно вспоминал своё детство названного периода.
- Я тогда чуть не утонул. - промямлил он. - На льду играли в футбол. Я провалился и висел на льдине, пока друзья не позвали отца. Не знаю, как мне удалось выжить. Это было долго. Пока сбегали за ним. Пока он прибежал. Пока до меня добрался. Спас. А я даже не заболел... Может, тогда...
Викомп, выслушав сказанное, не отреагировал, а только продолжил:
- Эта новая жизнь более мощная, чем прежняя. И у твоей новой жизни есть какие-то огромные возможности. Маятник показывает, что теперь ты существуешь сразу в двух мирах. То есть можешь находиться как в одном, так и в другом мире. В нашем, в Этом мире, находится твоё тело - назовём это так. То, что мы видим. Оболочка. А в параллельном измерении, в ненашем, в Том мире, находится твоя, скажем так, душа.