- Где «здесь»? - в полной тишине последовал важный для всех вопрос.
- «Здесь» - это в том месте, где мы сейчас и находимся, - развёл руками Волос. - Поэтому будем принимать решение. Есть два варианта, как нам проложить себе маршрут в будущее. Первый - оставаться на месте и спокойно доживать свой век. Ну, и, конечно же, ожидать помощи.
- А второй? - поинтересовался бортинженер Пе-
рун21, разминая свое тело.
- А второй - попробовать найти невдалеке планету, подходящую для нашей жизни, и если нам удастся найти такую, то и поселимся на ней, - пожал плечами Волос.
- Зачем? Ведь нас и здесь ничего не стесняет, - пропыхтел Перун, не очень желая утруждать себя ничем не спрогнозированными поисками какой-то «иголки» в необъятном межгалактическом «стоге сена». - Питания у нас достаточно, тем более что оно возобновляемое. Запасов движения нам хватит надолго. Так, что, если мы случайно с чем-нибудь не столкнёмся, то можем себе и здесь прекрасно жить-поживать.
- Боюсь, что помощи нам ждать не придётся, - вме- [далась в разговор Лена. - Я не чувствую ни самой Власти22, ни какой-либо из её периферийных баз связи.
- Как ты думаешь, далеко до них? Сможешь ли дотянуться? - с нескрываемой надеждой поинтересовался Волос.
- Нет, - неуверенно помотала головой девушка. - Что-то мешает мне. Или, точнее сказать... Я бы сказала... Что-то... Или кто-то не даёт... Не даёт мне связаться с Властью... Видимо, мы вынырнули из «кротовой норы» так неожиданно, что в каких-то узлах произошла расстыковка причинно-следственной связи.
* * *
Сканирование окружающей небесной сферы показало, что совсем рядом находится территория,
условия жизни на которой вполне подходят экипажу «Алатыря».
- Я обнаружил планету23, пригодную для нашего переселения, - сообщил навигатор Барма24. - Поскольку уже нет необходимости измерять окружающую действительность в нашей сетке величин, я всё пересчитал исходя из собственных параметров этой территории. Её возраст составляет тринадцать миллиардов лет - от начала вскипания белой дыры и розжига звезды до формирования твёрдой железно-никелевой оболочки. И около пяти с половиной миллиардов лет - это возраст в образе твёрдотельной планеты.
- Какова величина инерции? - спросил Волос.
- Инерция средняя, - ответил Брама. - Это значит, что нам там без специальных средств не выжить.
- У нас много корфандров25, - напомнил Перун. - Будем жить в «Алатыре», а за его пределы выходить в корфандрах.25
- Не шибко интересно так существовать, - прошипел Ладон26. - Какой смысл переселяться на эту плане
ту, если всё равно мы не сможем ею воспользоваться и даже не сможем насладиться её прелестями?
- Придумай что-нибудь. Ты же - гений, - в ответ улыбнулся Волос.
- Есть один путь, - моментально отреагировал Ладон, как будто долго раздумывал над этим, а сейчас просто напросился на такое предложение. - Изменение структуры нашего организма. Причём, мне придётся изменить наш геном таким образом, чтобы при необходимости он смог самостоятельно формировать недостающие части нашего организма, а уже имеющиеся модифицировать так, чтобы они могли нормально функционировать в новых условиях этой планеты.
- Не сложновато ли? - задумчиво отозвался Волос.
- Главное, - добавил Ладон, - нам придётся восстанавливать иммунную систему, которой многие из нас пожертвовали ради дополнительных процентов интеллекта.
За стеной отчуждения
В 55-м год27 новой эры28 на территориях, расположенных за Стеной Отчуждения29, колониальное правительство решилось на последний шаг окончательного порабощения. Под пологом всенародной благости был
принят беспрецедентный закон, согласно которому отныне каждый житель Нижнего города30 должен был платить в казну специфический налог - налог на жизнь. Он взимался с каждого удара сердца...
Историю своей территории назубок знал каждый житель Рамы31. Её усиленно проходили в школе, её настойчиво и углублённо исследовали учёные. Но главное, за пределами гражданской видимости её математически формировала Сва32 - как параллельную задачу, решаемую в альтернативной Земле реальности.
- Дивердеги снова свирепствуют, - устало произнёс Pop33. В его голосе не прозвучало ни вопроса, ни утверждения. Просто ровная констатация обозначенного факта отвалилась от края его рта и брякнулась в воздушное пространство.
- А что им остаётся? - также безэмоционально отреагировала на произнесённые слова предельно субтильная Интена34. Она немного помедлила, поджидая, когда новая порция сил достигнет мышц речевого аппарата, и, получив её, уже с нескрываемым отвращением тихо добавила: - Бессердечным...
В этот момент снова появились назойливые информеры. Они грамотно расположились так, чтобы охва-
тить своим вещанием всех людей вокруг, и завели привычную заунывную историческую волынку.
- Слушайте, жители Рамы! Слушайте и запоминайте! Помните и соблюдайте традицию! В этом году исполняется тридцать лет той знаменательной дате, которая привела нашу жизнь к окончательной гармонии, - День введения налога на жизнь, - низким поставленным и даже каким-то по-животному рычащим голосом произнёс никогда не устающий механический диктор. - А тогда, в самом начале сложного переходного этапа, в тисках системного кризиса, который с успехом преодолело общество Нижнего города, события развивались предельно драматично. Давайте же вместе с вами снова вспомним, как всё это случилось.
Информеры инициировали трансляцию Виднета и принялись генерировать трёхмерную объёмную графику, а жителям Нижнего города в который уже раз пришлось наблюдать этот тривиальный пропагандистский спектакль.
В пирамиде
- Удивительно... Маятник показывает, что мы живём в какой-то очень большой и сделанной из непонятного материала пирамиде, - произнёс озадаченный Свейн35, тщательно всматриваясь в движения незамысловатого механизма.
- Но такого просто не может быть! - резко отреагировал академик Адамов36; он даже сделал отталкиваю-
щее движение рукой - столь сильно пробило его отторжение того, что только что он услышал.
- Почему же? - не заметив этого, всё так же спокойно произнёс Свейн, полностью поглощённый процессом наблюдения за вращающимся маятником.
- Потому что всё, что нас окружает, имеет круглую форму. Посмотрите, орбиты планет, сама форма планеты, орбиты спутников - всё движется по кругу, - всё также раздражённо быстрым речитативом прокомментировал академик.
- Ну, да, ну, да... Но маятник-то показывает... Он показывает, что мы живём в пирамиде, - Свейн задумчиво выдавил резиновые слова, по-прежнему не отрываясь от вращающейся вещицы.
Наконец, академик заметил, что говорит в пустоту. Он тоже заинтересованно взглянул на маятник, попытался даже настроиться на приём, но в очередной раз никакой информации из его движения так и не уловил. Экспериментаторы какое-то время вместе смотрели, как вращается прибор, и с каждым его оборотом становилось понятней: маятник в своих показаниях уверен.
- Да, я бы и согласился, - устало отреагировал на такую самоуверенность Адамов, показывая всем видом, что такой спор ему якобы не интересен, - но как можно получить острые углы? Если двигаться по кругу, то понятно, получим фигуру монотонную и без острых углов. Без углов вообще. А как получить угол? Вы представляете себе, какая энергия нужна для создания острого угла? Например, дерево вырастает круглое, а если вы хотите сделать из него брус, то нужно затратить энергию, чтобы обкорнать этот ствол с четырёх сторон. Вот, как в вашей пирамидальной Земле получаются углы? Кто так обрезал Землю?
- Не знаю я, - упрямо отмахнулся Свейн, - но маятник показывает! Сами видите.
В своём споре собеседники организованно зашли в тупик: ясно же, что квадрата или куба в природе быть не может...
- Вспомните опыт в школе! - вдруг буквально выкрикнул Свейн. - Соль растворили в воде. Вспомнили? А что потом? А потом стали выпаривать. Получился кристалл соли. И он - квадратный! Кубический! Вот вам и требуемая форма! И никаких дополнительных энергий не требуется.
- Но кристалл, - не собирался так просто сдаваться поражённый таким «железобетонным» доводом академик, - это твёрдое вещество, а мы...
Он сделал неожиданную паузу. Казалось, какая-то яркая искра вспыхнула у него в мозгу и осенила академика своим первозданным светом.
- Я понял! - вскрикнул он, распалённый нахлынувшим эвристическим решением. - Я ведь даже не задумывался над этим...
- Над чем?
- Помните мою работу «Вакуум: структура, свойства»?
- И что?
- В ней я описал структуру вакуума...
- И что?! - начал терять терпение Свейн. - Какое отношение имеет вакуум к нашей системе?
- Прямое! Вакуум - это кристаллическое вещество! Вакуум - это кристалл! Вот он ваш кристалл! Внутри которого мы живём.
Академик воинственно вперился взглядом в собеседника, ожидая от того явной контратаки на сказанное им только что. Но Свейн молчал и непроницаемо смот-
рел на академика. По его полностью потерянному лицу было видно, что собеседник усиленно обдумывает услышанное. Скрежет шестерней сознания становился всё громче. Они цеплялись друг за друга, но в ламинарное движение перейти не соглашались.
- Как это? Ведь вот же мы сидим здесь, и никакого кристалла нет! - наконец, произнёс он, и сказал это больше для того, чтобы выиграть время, а не для того, чтобы получить какой-то ответ на свой ничего не значащий, автоматический вопрос.
- Сейчас объясню, - со всё сильнее разгорающимся азартом первооткрывателя принялся объяснять академик. - В девятнадцатом веке все выдающиеся физики в своих исследованиях неминуемо приходили к идее эфира...
- А при чём здесь девятнадцатый век? - взял себя в руки Свейн.
- Сейчас... Слушайте дальше... Так вот. Все физики приходили к идее эфира и рассчитали, что он должен представлять собой твёрдое вещество и быть кристаллическим.
- Вакуум! Твёрдый? Кристалл? - ухмыляясь, сыпанул надменными вопросами Свейн.
- Да! И это получалось у всех физиков. Собственно, поэтому от идеи эфира и отказались. Потому что никто так и не смог объяснить, как может твёрдое тело проходить через кристалл. Очевидно, были убеждены все, этого просто не может быть.
- Ну, да.... - вздохнул Свейн.
- И вот, для того чтобы закрыть тему с эфиром, выпустили Эйнштейна, и он все эти выкрутасы прихлопнул чугунной крышкой теории относительности, - блеснул красноречием Адамов.
- К чему это всё?
- А вот к чему. Эйнштейн прихлопнул эфир в двадцатые годы двадцатого века. И все успокоились и стали забывать этот самый кристаллический эфир. А в тридцатые годы, то есть уже через десять лет после этой инквизиции, появились первые открытия в сфере сверхпроводимости...
-И?
- И дело-то в том, что сверхпроводимость существует совместно со сверхтекучестью. И эта самая сверхтекучесть - именно она обеспечивает прохождение одного тела сквозь другое. Дело в том, что всё это я уже описал в своей книге и много раз доложил на конференциях в Сарове, Обнинске, Черноголовке. Вы понимаете их статус?...
- Да...
- Если исходить из этого, то вакуум - это кристаллическое вещество, и оно обладает сверхпроводимостью и сверхтекучестью. А все остальные вещества - горячие - всегда будут проходить через вакуум сверхтекуче, то есть без трения и без сопротивления.
- То есть..?
- То есть мы с вами действительно находимся в кристалле! В кристалле вакуума.
Повисла неожиданная тишина. Спорщики снова машинально оглянулись - и опять никакого кристалла не увидели.
- Естественно, его увидеть нельзя. Ведь наши органы чувств основаны на учёте воздействия - реакции. А сверхтекучесть - это отсутствие всякой реакции. Мы действительно в кристалле! - вконец распалился Адамов.
- Почему? - по-прежнему не понимал его выводов и не разделял уверенности Свейн.
- Вакуум имеет температуру ноль кельвинов. Это предел существования материи. Точнее, любое вещество при достижении нуля кельвинов превращается в вакуум и кристаллизуется. Даже самый лёгкий водород всё равно при достижении нуля превращается в кристаллический металл. Он, кстати, уже получен, - принялся подробно излагать физику академик. - А у водорода кристаллическое строение выполнено в наиболее элементарной форме - в виде куба. То есть элементарная форма вакуума - куб. Я именно об этом и писал в своей книге. И как же это я позабыл?! Хотя никто и не думал, что задача поиска строения Земли сведётся к кристаллу!
- А как же вещество? - ничего не понимая, протянул Свейн.
- Вещество получается так, - деловито пояснил Адамов. - Когда квант вакуума разрывается гамма-квантом, то из одного кванта вакуума получается один нейтрон, у которого есть две части. Одна сформирована электроном, а другая - позитроном.
- А они-то откуда взялись?
- Электрон и позитрон - единственные элементарные частицы, из которых состоит квант вакуума.
- А как же другие элементарные частицы?
- А другие - миф, - рассмеялся Адамов. - Я уже и об этом писал?! Поясню. Возьмите любую реакцию распада в ядерной физике. В результате любой реакции остаётся всегда некоторое количество фотонов, нейтрино и некоторое количество электронов или позитронов. Никогда не остаётся никаких других частиц. Это известно. Просто физики не хотят сами себе признаться в такой интерпретации известного факта.
- А где же ваша белая дыра37? - вспомнил Свейн недавний спор с академиков, в котором они дошли до белой дыры и вконец на ней рассорились.
- Вот здесь и получается белая дыра, - даже глазом не моргнул Адамов. - Изначально существует область вакуума, у которой температура равна нулю. Затем в эту область влетает гамма-квант. Фотон. Он разрывает квант вакуума, и тот превращается в первый в этой области нейтрон. При образовании нейтрона освобождается энергия связи, которая разрывает соседний квант вакуума, и начинается лавинный процесс. Как в ядерной бомбе. Только в ней взрывается вещество, а в вакууме - сам вакуум. Энергии выделяется столько, что вскоре вся область загорается новой звездой. Так формируется первоначальная звезда.
- А нейтроны где? - односложно подливал «масло» вопросов в «огонь» спора Свейн.
- После того, как звезда развивается до нейтронной звезды, в ней формируется железно-никелевая оболочка, внутри которой находится нейтронная жидкость. После взрыва нейтронной звезды внешние слои разлетаются, а остаётся только железно-никелевое ядро, начинённое нейтронами. А затем за счёт нейтринного испарения38 нейтронная звезда начинает выделять через полюса вещество. Это вещество оседает на внешней поверхности звезды, на её железно-никелевой
поверхности. Так постепенно формируется каменная планета.
- То есть мы всё-таки в кристалле? Вы же сказали - «каменная планета»! - встрепенулся Свейн.
- Если по этой версии, то - да! - охотно признался академик, ведь это была его концепция, которая всё обосновывала. - И сейчас мне с каждой минутой больше и больше кажется, что всё так и есть.
- Ну, а мы кто тогда?
- Мы? - академик задумался. - А мы, как мысли в голове!
- Мысли?
- Да! Представьте, что являетесь по отношению к своему мозгу и содержащимся в нём мыслям вышестоящим организмом. И вы можете наблюдать за жизнью мыслей. Вы смотрите, как мысль родилась и через нейронные связи соединилась с другой. Они образовали некий мыслительный процесс. Пока вы следите за ними, за своими мыслями, этот процесс идёт. Но как только вы теряете интерес к этой мысли, она исчезает - умирает. Вот так и мы.