-Да еще какие, -добавил Торин. -Я хорошо помню, как ты уезжал тогда от Эребора, Трандуил. Когда Смауг жег мой народ. Да, уж много и после всего случилось, но не забуду никогда, не забуду.
-Мы обсуждали это с тобой, Торин, король-под-горой. В купальнях, после кузниц. Желаешь снова?
-Если и снова, то завтра, -подал голос Фили.
-Что ты понимаешь, мальчик, -горько сказал Торин, -тебя тут не было, ты уроженец Синих гор!
-Вправду, эти темы бы на утро, -сказал Гэндальф, -ничто не умаляется и не забыло. И все же вы уже ковали вместе, дабы умертвить новых чудовищ, а после плечом к плечу сражались в битве. Не вернуть павших тогда… не искупить многих лет страданий, Торин Дубощит. Но мы же здесь сегодня не за этим? Скорби —время, но и жизни -время.
Глорфиндейл молча отсалютовал бокалом, наполненным до краев.
Ветка по глоточку пила свое вино, и ей было хорошо. Мир немного плавал, словно талантливый режиссер давал размывку кадра. И все были такие красивые и правильные!
-Ну… что же, -сказал Бард, скосившись на Ветку, -за вас, принцы.
Сидевшие подняли бокалы, опрокинули… Ветка поставила свой. И спросила несчастным голосом:
-У вас мальчишник?
Пережив громовой хохот, добавила совсем безнадежно:
-У вас мальчишник… или как это в Средиземье может называться?..
— Ну вот, — с удовольствием сказал Кили. — Теперь точно можешь оставаться. Хуже уже не будет.
— Охохо, — сказала Ветка.
— Ладно, — заговорил Тенгель. — Пусть сидит дева наугрим. Вы спрашивали про битву в Южном Итилиэне. Я продолжу. Неприятель пошел из Харандора, чтобы штурмовать Андуин напротив Лоссарнаха. Я предложил перевести часть конницы Гондора на плотах, чтобы встретить передовые отряды харандорцев по ту сторону Андуина, и ниже по течению. Следопыты докладывали о противнике. И вот не такой уж большой отряд, задачей которого было выявить и призвать к незапланированному бою врагов, пошел вдоль реки.
Ветка начала подремывать, соображая, как бы отсюда деликатно смыться. Если смешанный гномско-эльфийско-человеческий мальчишник таков -скукота.
— Командиры ехали поодаль, передавая приказы сигнальными огнями…
— А ведь где должен быть командир, когда отряд идет походным порядком? Впереди, на белом коне, -непочтительно ляпнула Ветка, -до того, как начнет противник стрелять.
— А если начал? -поинтересовался Бард.
— Тогда, -важно сказала Ветка, -командир отправляется на задний фланг, а не ведет армию в битву, как я тут у вас неоднократно наблюдала. Вот Тенгель, на белом коне. Как сейчас помню. А на самом деле командир -глава армии, отрубят голову -что делать войску? Командира прикрывать надо.
— Ольва, где ты успела раздобыть столько вина? -спросил Торин.
— Дис налила. А что? -возмутилась Ветка. -Я происхожу из народа воинов, уж боевую стратегию у нас даже девочки в школе учат!
— Вот такую? Зачем? -ужаснулся Кили.
— А чтобы при случае встать во главе армии! — объявила Ветка. «Ну, или мальчишник друзьям запороть». — Итак, во время боя командир под драконов противника лезть не должен, а должен наблюдать картину боя с возвышения! Иначе отряд могут обойти с фланга. Вдруг откуда дополнительные варги или орки. Теперь! Решительными действиями отряда и его командира противник отброшен и обращен в бегство. Где должен быть командир? Опять же, командир должен быть впереди на лихом коне и первым ворваться в захваченный город или проскакать по трупу поверженного дракона! Для поднятия бодрости духа.
— А если командир -единственный, кто может этого дракона победить? -спросил Трандуил, улыбаясь уголком рта. — Ему также отсидеться на возвышении?
— Тогда надо было делать засаду, -сказала Ветка. -Вот приманить вы их отлично придумали, но сейчас, задним умом, лучше было бы поразмыслить над капканом или ловчей ямой. Сел дракон жрать золото -и провалился в яму. Со смолой, ядом пауков, мифриловыми ежиками. Тут командир…
-Ольва, -позвал Фили, хихикая от души, -Тенгель нам про другую битву рассказывает. Ага?
— И вам весело?
— Ну… нам не грустно, правда ведь, мужи?
— А что ты сказала о своем народе? — спросил вдруг Торин. -Харандорцы нам известны, а как твои воинственные предки, так славно обучающие своих дочерей, именуются?
Ветку вдруг расперло. Она прихлебнула еще вина. Повыбирала слово, и сказала наиболее, по ее мнению, средиземски звучащее:
— Русичи.
Россия, россияне, русские.
Захотелось плакать пьяными русскими слезами.
Все посконно-берестовое, сарафанно-былинное, что когда-то раздражало до зубовного скрежета, вдруг стало понятным и глубоким -русичи!
С самых варяжьих времен, когда ладьи с драконьими носами бороздили великие озера и реки… с проклятых тевтонских набегов, с тяжело вооруженных рыцарей, с великой орды, с множества войн и военачальников -Ветка вдруг по-новому увидела всю толщу того, что можно было назвать словом Россия. Витязей и царей, доблестных военачальников и первооткрывателей, ее народ -русичей.
И сама не поняла, как вдохновенно, словно на уроке в одном из старших классов, доложила внимательным слушателям все нюансы ледового побоища -как атаковали тевтонцы бронированной «свиньей», как вышли полки левой и правой рук, а затем засадный полк -конница; как выжидал Александр Невский на льду Чудского озера до последнего, жертвуя вышедшими вперед бойцами, и готовясь добить врага.
Пламенный спич закончился незначительным отрезвлением; Ветка осеклась перед переходом к Курской дуге и Сталинграду; встала, и завершила доклад поклоном.
-Простите, что порушила вечер… простите. Пойду я… Фили, Кили… поздравляю. Гэндальф, можно тебя на минутку?
Маг, посмеиваясь, встал, и, держа в руке трубочку, отправился за Веткой. Когда они отошли, Тенгель, помотав головой, спросил:
-Что это было?
-Это была Ольва, -с непробиваемым спокойствием сказал Трандуил. -Она происходит из народа, где девочек учат быть командирами войск.
-Но говорила со знанием, -хмыкнул Бард, -хоть записывай кое-что. О русичах слышу впервые, надобно запомнить.
-Не потребуется, -сказал Глорфиндейл. -Никогда.
-Ну не знаю, как у Кили, -сказал Фили, -а лично у меня мальчишник удался… по бокалу, воины? И что там с бараном? Тенгель? Рассказывай дальше.
***
-Так что, дева? -лукаво спросил тем временем Гэндальф, -желаешь просить меня, чтобы я навел на всех этих мужей чары забвения?
-А ты можешь? -без особой надежды спросила Ветка. -Да ладно, пусть их. Я более-менее помню, что голая на столе не танцевала, а остальное не так важно.
-Ого! А ты могла бы?
-Еще два бокала -и запросто. Нет, Таркун. Слушай. Ты —мне -должен.
-Да-а, -осторожно сказал Гэндальф. -Было такое, проиграл! И?
-Так вот. Вот что я хочу, -и Ветка начала нашептывать на ухо магу. Тот выслушал, пошевелил бровями, и изрек:
-Ко мне, к волшебнику, ты обращаешься с такой просьбой? А тебе не жалко ее потратить на… это?
-Неа, -сказала Ветка. -Мне очень хочется. Ну просто очень. Мне надо. А это то, чего мне тут очень не хватает, просто очень. Вот все остальное как-то и не нужно, а это… это нужно. Просто очень. Ты сможешь?
-Попробовать можно. Но, дева…
-Таркун, я ведь знаю волшебные правила. Никакое колдовство, которое касается любви и судеб, счастливым не бывает, -сказала Ветка, -а другого мне ничего не надо. Только то, что я попросила. Остальное мне дал Торин.
-Что же, -сказал Гэндальф, -речешь верно. Значит, я сделаю тебе это, и все, долг исчерпан?
-Да, так и будет. Пожалуйста!
Гэндальф посмотрел по сторонам, пошарил по карманам, осмотрел свой посох, и отломил от него тонкую щепку. Подул на нее, помусолил, пошептал.
Протянул Ветке.
-Каждый раз, как сломаешь, будет тебе то, что желанно. Закончится щепа -закончится и мое волшебство. Так пойдет?
-Пойдет, спасибо!
-Зачем тебе, Ольва?
-Ну, -застенчиво сказала Ветка, -как-то попрощаться. Отпустить. Этого же больше не будет. Мне надо… перешагнуть. Я уже шагала-шагала, но я та, кто я есть. А с такой опорой будет проще.
-Ну, тебе виднее. Пойду, спрошу у мужей, что думают они… о железной тевтонской свинье, -лукаво сказал волшебник.
-Свинья —это да, -легко согласилась Ветка, -свинья, может, была и лишняя… но кто же знал, что они так живо Даина приплетут…
***
Девушка вернулась в опустевший золотой зал Эребора. Посмотрела в морду чудовища на стене.
На трон, собранный из клинков.
Хотелось сесть на трон несказанно, но -слишком много говорили о приличиях, и слишком много таковых она влет нарушила.
Увидала какой-то стул, со скрежетом выволокла его на центр зала. Поставила лицом к дракону. Потом к трону. Потом боком, чтобы видеть и то, и другое.
Прикинула глубину зала, акустику.
Села, вытянув ноги, заложила руки за голову -взъерошила короткие волосы, которые при удачном освещении смотрелись светло-золотистыми, а при неудачном -русыми с сединой.
Прижмурилась, собираясь с мыслями. Начать, что ли, раз русич, с чего-нибудь вроде «Вдоль по Питерской»? Но нет -зал и душа требовали как раз тевтонского звука. Голдшлегеррр герррцегского.
И, выбрав, Ветка сломила палочку Гэндальфа.
-Ррраммм… штайн… -гулко разлилось по залу. -Рраммм… штайн… Ein Mensch brennt… Ramm-stein… Fleischgeruch liegt in der Luft…
«Надо было спросить, как регулировать громкость», подумала Ветка. Зал задрожал, как ей и хотелось -даже не потому, что звук был чрезмерно силен.
А потому, что сложилось.
***
— Черное наречие! -вскочил Торин. — Здесь!
Миг — и все короли ближайшего Средиземья, побросав бокалы и тарелки, бросились к залу. С других галерей бежали ошалевшие гномы из тех, кто оказался поблизости — бежали, и застывали в колоннаде.
— Рррам… штайн…
— Таркун? — выкрикнул Торин.
— Да, дева попросила музыки… которую она любила. Напоследок, — маг улыбался, — кто же знал, что музыка эта — такова?..
— Это не темное наречие, — громко сказал Трандуил, — скорее уж кхуздул.
— Вот и нет, — отрезал Торин.
— Она сидит там, посередине, и ей хорошо, — недоверчиво крикнул Фили, пытаясь переорать Тилля Линдемана. — Может, она оглохла, или ей на самом деле плохо?
— Скорее не знает, как убраться оттуда… — сказал Бард. — Я бы крайне хотел.
Гэндальф тем временем сделал пару пассов руками:
— Все, я скрыл шум внутри… нет, ей хорошо. Пусть она слушает, но другие гномы вне златого зала этого более не услышат.
Эльфы стояли рядом друг с другом.
Торин не поверил глазам — Трандуил широко, ярко улыбался, положив тонкие пальцы, унизанные кольцами, на бедра — так, словно понимал в происходящем больше, чем остальные.
Глорфиндейл же внезапно переменился — витязь был натянут, как струна, казалось, врос в странную музыку, и едва удерживался, чтобы не броситься в зал. Витязя, который всегда словно смотрел сквозь стены и сквозь людей, капризно голодал за накрытым столом, привередничал в выпивке, Торин видел таким воспламененным единственный раз — когда тот свился в клубок с голубым драконом.
Лесной Владыка покачал головой и фыркнул.
— Иди, — напряженно сказал Глорфиндейл Трандуилу на синдарине. -Иди. Попробуй разделить с ней… послушать с ней. Что с того, что гномы смотрят? Иди.
— Сомневаюсь, что это необходимо, — на том же наречии чуть лениво, надменно сказал Трандуил, убирая улыбку. — Дева пьяна… и воспользовалась балаганным колдовством Митрандира. Что я услышу там? К чему паясничать? Ее одной более чем достаточно, чтобы развеселить королей.
Глорфиндейл повернулся медленно -и его лицо было таким, словно его ожгло драконьим огнем.
— Что?.. Паясничать?..- выдохнул он.
— О. Я сомневаюсь…
— Ты сомневаешься, Трандуил Ороферион? — Глорфиндейл сделался неожиданно яростным, зажегся пламенем, а его низкий, тяжелый для утонченного тела голос загремел перепевами молотов, перебивая музыку, -ты мнишь себя королем, поставленным особняком, в выси над всеми иными, неприкасаемым и прекрасным, скорбным потерей супруги?
— Лорд! — Трандуил вспыхнул мгновенно, как вспыхивает белоснежная молния в грозу, и его голос также прокатился рокотом, врастая в ударные. — Осторожнее! Еще слово — и я обнажу клинки!
— А видишь ли ты в ее паясничании множество отражений Арды, вплетенных друг в друга? Или ты видишь только смертную, маленькую женщину, которая прошла через запредельные дали? Что ты видишь, сын Орофера?
— Какие отражения Арды? — выкрикнул Трандуил. — Мне показалось… нет, я уверен, что там, где я был, это и была Арда, но такова, словно для нее айнур пели и дважды, и трижды, и каждый раз в песни врывались новые искажающие силы!.. А о чем ты говоришь, витязь?!.
-Ты не понимаешь! — Глорфиндейл пылал, и по его волосам несся поток сумасшедших отблесков факелов. — Арда! Там вправду была та же Арда, как и эта! Создавая Арду, Эру создал ее не единой, а словно вложенной друг в друга, многочленной и сложной, как его сознание -и эти отпечатки первородного замысла живут единовременно! Даже валар и майар, даже они, айнур, не были способны понять этой усложненности, этой целостности, путаясь в деталях, отвлекаясь на детали! Вокруг нас десятки, если не сотни миров, как слои полотна, окутывающие сущность самого Творца, а мы заперты тут, на единственном слое, как любимые и старшие, но замершие в неподвижности и в бессмысленном почтении дети! Она —тому доказательство, она -и случайная мощь Белого совета, пробившая тонкую пелену мира! Послушай, какой поток, какая сила! У меня голову кружит от того, что через нее я могу прикоснуться к замыслам самого Илуватара… наконец-то прикоснуться… чего я так ждал долгие тысячелетия, и вот! Чаял осознать! Пытался услышать отзвуки! И вот! Встают на место недостающие капли мозаики мира, недостающие ноты! Она -и возродились драконы, она -и четыре народа сидят за одним столом, и вокруг нее собираются короли, ранее лишь обнажавшие друг против друга мечи, и делаются иными судьбы, и свершаются невозможные союзы, она — и все меняется! Словно открылось окно, и всех вас, всех нас ошеломил поток свежего ветра! Ты не видишь, Трандуил? Это же законы другого мира! Не ее волей, но через нее! Ты не рад разделить… принять… такое?!. Ты готов мертвой хваткой держаться за прошлое? Ты сомневаешься? Даже, когда слышишь и сам был свидетелем?..
— Глорфиндейл! Ты не можешь верить в то, что говоришь! Произошедшее со мной было невероятным… и я потрясен… но считать ее посланницей Илуватара? Ее, которую бросало тут по воле Саурона, презренного Гортхаура, словно щепу, ее, чья маленькая человеческая жизнь избита маленькими глупыми человеческими бедами!..
— Но я верю, Ороферион, — Глорфиндейл шагнул — близко, так, чтобы Трандуил видел его расширенные зрачки, — я уверен, я видел, я знаю наверняка. Загляни, если не побоишься, маг Лихолесья, и почувствуй, как далек был ее путь, и как страшны черные путы… Я хранил бы деву, не отступая ни шагу, и слушал бы каждый звук музыки иного замысла Эру — потому что только по нотам можно понять единое целое, постичь предназначение. Но тебе не интересно, Трандуил? Ты смотришь и видишь женщину, которая покинет чертоги Средиземья, и удалится в неизвестный тебе мир, когда придет ее время, повинуясь ее смертной доле… Но Трандуил! Ты же знаешь теперь, куда удаляются люди! Ты же видел кроху их бесконечного пути по отражениям Арды, по изгибам замысла Илуватара! Неужели ты не понял? Их путь — воистину вечен! Померкнув здесь, эти зыбкие фэа возгораются в иной мелодии, на иной складке Арды, не медля ни мига! Они —странники по нашим излюбленным звездам, Трандуил! Мы —заканчиваемся здесь! Вольно же нам кричать о нашей перворожденности и бессмертии, когда мы всего лишь немного осветили им начало пути!
— Гномы в шутку называли ее майа… — прошептал Трандуил, чуть бледнея.
— Но она и есть майа, майа — вестница нового понимания мира! -оскалившись, проревел Глорфиндейл. — Так ли важно, что эта нота, эта искра самого Эру упала в смертное тело? В ранимое, смертное, в женское тело? Так ли важно, что эту искру раздувал для Средиземья Темнейший, Аннатар Аулендил, потратив на ее опеку и взращивание годы и годы в невообразимом запределье, в скрытых от нас, слепцов, аккордах песни айнур?..