— А ты! — Ольва прожгла взглядом две дырки в кафтане Мэглина. — Друг называется!
— Мне тоже поначалу казалось, что тебе нужна передышка… от себя самой. Прости. Потом я понял.
— Гад!
Ветка встала, вытерла лицо.
— К детям. И потом поймай мне гнедого. Это не может продолжаться так.
Посмотрела на Глорфиндейла.
— Кинжал.
Витязь безропотно вытащил и протянул ей тонкий клинок, забитый рунами. Ветка взяла хвост и чикнула весь пук волос примерно на уровне лопаток, куда дотянулась. Правда, ей показалось, что все три эльфа, включая безмолвного Иргиля, в этот момент как-то пискнули.
Густые, плотные локоны поднялись и образовали нечто вроде шара. Отрезанный хвост Ветка кинула в камин.
В детской комнате Эллениль поднялась навстречу Ветке… и лицо ее то ли озарилось, то ли омрачилось — такая сложная гамма чувств отразилась на нем.
Ветка же, остолбенев, смотрела на детей.
Даня тоже выпрямился и смотрел. Потом неуверенно произнес:
— Мама?
— Сколько тебе лет?
— Будет одиннадцать. Мама…
Ветка повернулась и испепелила Мэглина взглядом.
— Ты раньше не мог ничего придумать?
— А что надо было придумывать? Ты знаешь, сколько ему лет. Ты была рядом с ними, с нами всеми. Каждый день. Все дни рождения. Все зимние праздники. Счастливая и…
— И с-с-спокойная, — прошипела Ветка. — И частично в склерозе. Спасибочки большое вот. Вот спасибо.
Мэглин пожал плечом.
— Ну это так и должно быть, сперва мне достанется от тебя, потом снимет голову Трандуил. Конечно, я влез не в свое дело.
Йуллийель смотрела скорее испуганно, Даня — восторженно.
«Конечно, — подумала Ветка. — Даня должен помнить, как это все было. Не умом, сердцем. Значит, ему будет десять. Год он жил в Нюкте, эльфы считают от зачатия, и они правы. Год до зачатия — вполне считается. Значит, Йул девять, а по эльфийски будет десять. Значит, и Гесту десять… одиннадцать?»…
Нет, не все так страшно. Не так страшно.
Ветка смотрела на детей и понимала, что самое ценное сохранено — их первые слова, шаги; обьятия, сказки, прогулки, все. Рядом с ними она была всегда настоящей. И ничего не забыла, ни одного мгновения. Прежняя жизнь, все прежние жизни, вытаивали теперь, словно из-под снега прошлогодняя трава. Колкая, неудобная. А это, самое сладкое, самое чудесное — в ней и навсегда в ней останется.
А теперь на нее смотрели два эльфинита. И это было прекрасно.
— Я даже не знаю, что хочу больше, — беспомощно прошептала Ветка. — Убить Трандуила или поблагодарить его за это. За вот это вот. За.
— Приедет, разберешься, — негромко сказал Мэглин. — Вы все же давно вместе.
Ах, да. Он же приедет.
Сердце внутри Ветки подлетело и выдало некислый пируэт. И снова затошнило.
Это эльфийское зелье для улучшения лактации оказалось редкой дрянью.
…Понимать и чувствовать друг друга через камень и дерево, и вдвоем ощущать каждый вздох, каждый удар сердец подрастающих детей — вот что такое обретение второй половинки. Доверять, не задавая никакого лишнего вопроса, и раз и навсегда переплести пальцы, чтобы, наконец, идти в одну и ту же сторону, что бы ни предложила судьба.
Это любовь.
А это?..
========== Глава 4. Балрог ==========
…Из радушия и гостеприимства великолепного дворца Трандуила, из объятий Ольвы Льюэнь Фили словно бы попал в холодный водопад.
Возвратившись в родные эреборские покои, гном не обрел тут ни покоя, ни даже должного понимания. И вроде бы он принц. И вроде бы в своем праве. Радушно обнимает мама. Смущаясь, ожидает, пока все отойдут, молодая жена. Визжит, прыгая на шею, сын.
— Время войн прошло. Сейчас мне нужны крепкие работники. А Мория — блажь, — Даин Железностоп щурил зеленоватые глаза, рассматривая пивную пену на высокой кружке, сверкающую в свете факелов, — достойный гном, уже женатый, и ремесленник не последний, и что — не наигрался еще? В походы и подвиги? Сколько можно испытывать судьбу, Фили, потомок Дурина? Неужто ничего не значат для тебя камни, политые кровью предков? Или от нее в пустой породе самозарождаются алмазы? Может, в бесплодные штольни Мории вернется мифриловая жила, если там умрут потомки первых королей? Что вы ищете в пустых руинах павшего королевства, сражаясь с неисчислимым врагом?
Даин был отчасти прав. Кто-то завоевывает новые земли, кто-то ими потом правит.
А кто-то лишь мечтает вернуться в легенду, потому что не о чем больше мечтать.
Торин Дубощит отвоевал Эребор! Он собирается выбить орков из Мории и возвратить гномам еще одно древнее королевство! Не всем охота тачками вывозить мусор из подвалов, когда самое интересное уже кончилось!
— Я не наигрался, Даин. И я не брошу Торина там одного. Уж так повелось, мы или вместе, или никак. Я думаю, если и ждут нас великие дела, так только если мы там снова все и соберемся, — сказал Фили. — Я не буду никого принуждать. Пусть со мной пойдут только те гномы, которые, как и я, верят дяде. А кто не верит, пусть остаются тут, с эреборским золотом, охранять наш оплот и уходить глубже в гору. Потому что мало ли, когда и какое лихо еще придет с пустоши.
— Не больше сотни дам! Самому гномов мало!
— Давай сотню.
Прощание с Бус было коротким, но в нем было все, чего желал Фили. И он верил принцессе, Бус — настоящая гномская женщина, ожидание у нее в крови.
— Береги себя… береги Трорина. А если в Эреборе станет плохо, отправляйся в Сумеречный лес к Ольве. Полуденный приют и затем Синувирстивиэль с Бардом тебе помогут, — шепнул ей Фили. — У Ольвы очень хорошо. Детки… пони. Возьми кого-то из старой ватаги дяди… Ранка… Гаина… и ступай.
И Бус согласно кивнула.
Спустя несколько дней Фили и сотня вооруженных гномов, покинувших ожившие и налившиеся силой шахты и мастерские Эребора ради призрачной славы копей Мории, прибыли в Полуденный Приют к Кили.
Кили не был настроен бросать свое детище. Обучившись строить на равнине, Кили остался в восторге от такого занятия — и небольшое укрепленное поместье на Пустоши и постоялый двор росли и хорошели.
С ним же был и Двалин, который на дух не переносил Даина.
— Пока узбад не вернется в Эребор, моей ноги там не будет, — говорил Двалин. — Я обещал ему присматривать, и я присмотрю. Я не пойду и не потащу его назад, но… никогда гном не бросал землю своих предков без серьезного на то повода!
— Мория принадлежит Дурину и его потомкам! — возразил Фили. — Мория наша исконная вотчина, еще более величественная, чем Эребор! И если в Эреборе мы нашли сокровища и даже Аркенстон, то что же мы отыщем в подземельях Мории! Никто не знает об этом, но никто и не отрицает, какими богатыми там были копи и прииски!
— Если в Эреборе мы к Аркенстону впридачу нашли дракона… трех драконов, — сказал Кили, — то в Мории мы точно найдем Балрога. А с эльфами мы уж не так тесны, чтобы рассчитывать на помощь Светлейшего.
Во внутреннем дворе, залитом солнцем, тренировались новобранцы. Отлично выкованные мечи били в щиты, и все же это была не старая закалка, вовсе не старая.
С Фили в числе сотни пошли десятка два романтически настроенных Железностопов, чем изрядно разозлили Даина, и они теперь пытались быстро натаскать переселенцев из Синих гор, еще не поднаторевших в битвах.
— Трон Эребора, трон, отвоеванный у дракона, ожидал Торина, а не Даина, — горько вымолвил Двалин. — У Даина достаточно было добычи. Мория — печальная легенда. И нет, там не найдется новой Ольвы Льюэнь. Эребор — ваше наследство, Фили, Кили. Аркенстон, ради которого легли в землю столько гномов! Он отдан в дар… несбыточной любви короля-под-горой. Где, наконец, светлые, точно звезды в глубине Келед-Зарам, драгоценные камни? Камни у эльфов… так какой смысл бороться за что-то и не удерживать этого…
Тауриэль молча поставила на стол блюдо с запеченым поросенком и пошла за овощами, хлебом, пивом.
— Я обещал подкрепление, и я сдержу свое слово. Кили, ты со мной?..
Кили помолчал.
— Прости, брат… У тебя есть наследник. У меня нет.
— Я еще дочку хочу, — вздохнул Фили, — Бус обещала.
— Обещала? — Кили расхохотался, — Ох, братец. Обещала! Неужто у нее ручные вороны летают к самому Махалу?
— Бус — она такая, — усмехнулся Фили и невольно глянул на Тауриэль.
Семя наугрим, тяжелое, как свинец, не прорастало в лоне человеческих женщин. Что говорить о невероятном союзе лесной эльфийки и гнома из рода Дурина?..
Да, любовь.
Но любовь, которая вряд ли подарит плод.
В Полуденном приюте нынче постоянно жили несколько эльфов, которые оказались неспособными усидеть на одном месте. Они переносили вести в новом Севере, от двора к двору. И Тауриэль слышала о детях, о новом ребенке, который родился в Лесу, в Ривенделле, в Лориене…
Сын и дочь Трандуила.
Дочь Синувирстивиэль и Барда.
И еще десятка два детей Новой Зари.
Сочувствие Фили было неповоротливым, как ворота Эребора. Эльфиниты были, да. О детях эльфов и гномов никто даже никогда не слыхивал.
— А может, я и соберусь, — неожиданно выговорил Кили.
И когда гномы выходили из добротных ворот Полуденного приюта, Фили радовался. Как в старые времена — вместе! И все же сердце его сжималось: они оставили любимых. Они оставили мать и оставили свое наследие, Одинокую гору.
— Мы вернемся быстро, — сказал вслух Фили то, во что не верил сам, только чтобы подбодрить брата. — Выгоним трусливых орков и запрем Западные Ворота. Наши жены даже не успеют вышить нам новые рубашки.
— Конечно, не успеют! Тауриэль не умеет вышивать! Не будет даже браться!
Смех взлетел над походным строем.
***
— Ты не доверяешь Железностопу, — вздохнул Балин, пока Торин вглядывался в камни морийских коридоров.
Сегодняшняя атака мелких и злобных орков была настолько хаотичной, что не составило труда их перебить. Но не оставляло предчувствие, что это неспроста, их просто хотят ослабить, посылая тучи голой и безоружной саранчи. Что-то крылось в подвалах Мории, что-то, что дремало там издавна и лишь иногда подымало голову.
Возможно, на подходе мордорское подкрепление. Один Махал знает, куда на самом деле ведут туннели Мории. Особенно те, которых нет на огромной карте в тронном зале.
— Я никому не доверяю, — ответил Торин.
— Надо поспать хотя бы пару часов. Ты смотришь в потолок уже третью ночь. Нет там ничего, только твои грезы.
— Может быть, я грежу о подмоге в пару сотен копий, которая мне бы сейчас пригодилась?
— Торин, Даин долговато запрягает, да, но подмога придет.
— Я не сдамся, — проговорил Торин во тьму. — Я уже здесь. Мы очистили и укрепили несколько галерей. Нашли столько мифрила. Мориия велика, и единственная наша беда, что мало гномов с нами пошло…
Тьма Мории была теплой и слепой. В ней не горели глумливые драконьи очи, не слышался еле уловимый шелест чешуек. «По-орченая кровь… Оукенш-ш-шильд.» А еще в Мории не хватало воды — как и во всех пещерах, она была там, ниже — где родники сливались в реки и потоки, а потоки впадали в огромное море, но спуститься вниз пока не удавалось. Здесь же, на укрепленных галереях, сыны Дурина довольствовались лишь парой тонких родничков, а потому изрядно провоняли.
— Когда придет поддержка, надо будет искать воду.
— Да и пищу тоже, — грустно сказал Балин. — Не варить же нам гоблинов. Припасы скоро вовсе завершатся. Тут нет славных запечатанных тайных комнат с вином и зерном… это в Эреборе мы нашли все, чего только пожелала душа. В схронах пустота, отчаяние и истлевшие скелеты гномов…
Торин никому не доверял.
Балину — возможно. Балин, сын Фундина, помнил погребальные костры Азанулбизара.
И узбад снова уставился на камень сводов.
Золото и янтарь. Янтарь глаз, обсидиановый бархат ресниц, желтые камни в диадеме, шелк порванного платья.
Говорят, ревнивый эльф запер отвоеванную у Саурона жену в полном колдовских иллюзий лесном дворце, запер так прочно, что уже несколько лет никто не проникает туда и никто не выходит оттуда.
«Я войду в чертов Сумеречный лес победителем, повелителем Мории. Я найду такие сокровища, перед которыми склонится даже жадный эльф».
В котомке Торина, кроме всякого нужного в таком путешествии хлама, лежал разрубленный шлем Ольвы. Легкий и в то же время прочный, точно металл. Даину он точно не нужен.
Король-под-горой коротко вздохнул и перевернулся с боку на бок, наконец проваливаясь в долгожданный сон.
Его поднял громкий голос Балина, отдающего приказы. Вокруг почему-то было светло, как в Эреборе, или глаза уже привыкли?
— Пришли? — спросонья не попадая в пряжку пояса, спросил Торин.
— Пришли, узбад! — крикнул Балин. — Пришли, оба твоих племянника пришли, держат входы на лестницу! Второй ярус полон орков, лезут, выпучив глаза, как будто у нас в руках не топоры, а пироги! И знаешь, что я думаю?
Торин только коротко глянул на Балина, опоясыввясь мечом.
— Кто-то их на нас гонит, вот что!
— Мордорские тролли?
— Хорошо бы тролли. Под ними можно обрушить галерею.
Балин торопился, и Торин заразился этой спешкой.
— Сколько привели?
— Фили сотню. И полсотни — Кили. Двалинова выучка, из полуденных, которые доделывали там стены. У карнизов я их поставил.
— Хорошо. Я пойду обнимусь с племянниками.
Орки действительно текли визжащей рекой, не обращая внимания на уколы мечей и удары топоров. Десятками летели они вниз с узких переходов, вскипали в раскаленной смоле, долгие годы спавшей тут в бочках и пробужденной огнем; и десятками же лезли напролом, сметая одиноких воинов, если те не успевали отшатнуться.
А потом гулко ухнуло, и внутри каждого наугрим что-то отозвалось, оборвалось как струна. Когда лопается канат шахтного лифта, пол еще вроде бы на месте, но сердце, ощутившее невесомость, прилипает к желудку.
По стенам пробежали алые блики.
Торин кинулся к тому месту, где разгоралось дрожащее зарево.
Орки бежали не от троллей.
Их гнал на гномские копья древний невыразимый ужас, который когда-то назвали «проклятием Дурина».
— Балрог, — прошептал Балин.
— Это Балрог — заорал Торин. — Фили, Кили, ко мне! Мы отступаем на укрепленные галереи!..
***
Вестей из Мории не было.
Даин все прочнее утверждался на троне в Эреборе, и огорчало его лишь одно — пустая выемка на высокой спинке над головой. Аркенстон. Все чаще Даин поговаривал о том, что не имел права никакого Торин делать такие подарки. Вот не имел и все. И надо бы тряхнуть трусливую лесную фею, отобрать достояние рода Дурина.
Мечты и думы о войне приманили на Пустошь несколько ватаг орков, которые, разбившись о ворота Эребора, накинулись всей мощью на Полуденный приют.
Ослабленный приют, отправивший бойцов на поддержку Торину, не выдержал атаки. И там, где создавался любовно, по камешку, постоялый двор, легли дымящиеся руины.
Двалин, Тауриэль и еще немного уцелевших людей и эльфов достигли Эребора и получили там убежище. Но Дис и Бус, напуганные разговорами Даина о войне, не позволили беглецам задержаться надолго.
— Даин всегда был слабоват на голову, — говорила Дис. — Им овладела драконья болезнь, он уже и теперь пытается закрыть Эребор, а пройдет еще чуть времени, и он вовсе не выпустит отсюда никого и ничего… я останусь и попробую его увещевать, хоть и не ждала больше таких лихих времен. А вы уходите в Дейл, а может, и дальше.
С Двалином, Тауриэль пошли Бус, подросший Трорин и его крошечная сестренка, а также те из прежней ватаги Торина, кто уцелел, но не ушел с Фили и Кили, эльфы, гномы и люди Полуденного приюта. И едва за ними закрылись ворота, так Даин и вправду повелел их отправить в казематы, опоздав лишь на чуток… но преследовать не стал — глянув на Пустошь, решил, что варги, орки и холод прикончат их и без его вмешательства.