- Можно, Румп, - сипит она. - И не только руку.
Ему хочется переспросить: что, правда? Но он только бормочет: «Спасибо», - и целует её в центр ладони, пытаясь запомнить ощущение её кожи на своих губах. Он очень медленно припадает к подушечкам пальцев феи, водит языком по царапинам, ощущая медно-солёный вкус крови — совсем человеческий.
Наконец её ладонь выскальзывает, бессильно падая вниз, и Румпельштильцхен встречается с Рул Горм взглядом. Она смотрит на него в упор, слегка запрокинув голову, и ждёт. Мужчину слегка смущает этот выжидающий взгляд, он шмыгает носом, с особенной тщательность вытирает его о уже склизкий рукав, нервно облизывает губы. Одно дело мечтать о фее, а другое… целовать её так запросто, наяву.
Он обхватывает ладонями её лицо.
- Я, - шепчет Рул, - не умею любить.
- Не страшно, - отвечает Румп так же тихо, - я научу.
Их веки опускаются одновременно, едва лица начинают сближаться.
- Ааа! - хрипло восклицает Рул Горм. Румпельштильцхен отпрыгнул бы от неё, если бы это было возможно, а так только резко отстраняется и распахивает глаза. У феи на лбу кровоточит свежая ссадина.
- Твой… - показывает она пальцем, - светильник.
Мужчина с досадой шлёпает себя по ляжке и спешно снимает закреплённый на голове, сломанный и бесполезный шахтёрский фонарик. Как он мог забыть о нём?!
- Попробуем ещё? - предлагает женщина.
- Да, моя хорошая, - Румп протягивает руку и гладит Рул по щеке. - Да, моё сердечко, - продолжает он и целует фею в лоб, - прости меня. - Следующие поцелуи достаются прикрытым дрожащим векам. - Любовь моя, - обцеловывает щёки. - А это, - проводит мужчина подушечкой большого пальца по чётко очерченной нижней губе Рул, - мы оставим на сладкое.
Рул Горм всхлипывает. Или смеётся. Он не может понять, и снова сгребает её в крепкое медвежье объятие:
- Ну, ну! Всё будет хорошо, вот увидишь.
========== Глава 5 ==========
Дэвид берёт бумаги — по большей части счета и жалобы — в неровную стопку и складывает на край стола. Эмма намного лучше справлялась с документами; все эти папки, с вкладками в алфавитном порядке, и только ей одной понятная система файлов с интертекстуальными ссылками в стареньком компьютере — хранилище всех криминальных тайн Сторибрука. Но уговорить дочь остаться на посту шерифа, после того, как её имя появилось на кинжале Тёмного, ему не удалось. Она всё твердила, что может повредить кому-нибудь, и велела родителям держаться от неё подальше. Избегала их. Дэвид размещает на расчищенном пространстве бланки отчёта и только после поднимает взгляд на ждущую его внимания Белль, которую он почти не воспринимал без Голда, и говорит преувеличенно деловым тоном:
- Я надеюсь, что ты по серьёзному поводу.
- А то, что у тебя тут живой человек сидит — это уже не повод?! - громко возмущается из-за решётки Уилл.
- А ты бы помолчал, - даже не оборачиваясь, негромко замечает Дэвид. Но убедительно - настолько, что возмущённый вопль сменяется недовольным бормотанием, в котором можно различить «вообще-то мне адвокат положен» и «права человека». Дэвид гасит усмешку и выжидающе смотрит на посетительницу. А она явно нервничает: неловко возится с застёжкой сумки, бросает почти умоляющие взгляды в сторону обезьянника. Беспокоится о своём друге-дебошире?
- Сегодня мне… абсолютно не до чего, – нарушает молчание Дэвид. – Потому, если есть что сказать, говори, нет — извини.
Дэвид достаёт из ящика стола шариковую ручку и склоняется над бланками. Дело, разумеется не в том — не только в том — что Белль жена человека, виновного в случившемся с Эммой. Если бы Румпельштильцхен остался там, за чертой, тьма, скопившаяся в гнилом сердце монстра, никогда не завладела бы его девочкой. Но Дэвид слишком великодушен - если, конечно, не считать снисходительность проявлением малодушия - чтобы винить в этом Белль. Он даже и Румпельштильцхена не упрекнул ни разу, после того, как убедился, что годы, проведённые под Проклятием, стёрлись из памяти бывшего Тёмного. Просто сегодня Дэвиду действительно – ни до чего. Во всяком случае, не до очередных домыслов принцессы-библиотекарши. Слишком уж тяжёлым выдалось начала дня: даже чашки кофе не успел выпить, не говоря уже о завтраке. Ривер-стрит — одна из центральных улиц города — провалилась под землю в тот самый момент, когда по ней ехал школьный автобус. Эта новость вытащила Дэвида прямо из душа, и те несколько минут, что понадобились на одевание, телефон чуть не разорвало от звонков — видимо, каждый из свидетелей происшедшего считал своим долго известить полицию. Разбуженный Нил горестно плакал, а Cнежка не знала, что делать: то ли успокаивать сына, то ли спешно резать бутерброды мужу. С бутербродами Снежка так и не успела, а Дэвид вместе с пожарной командой всё утро развлекался, вытаскивая детей из помятого, завалившегося на бок автобуса. Но даже когда пострадавшие были эвакуированы, Дэвиду, как исполняющему обязанности шерифа, пришлось остаться - и пока засыпали и разравнивали свежий грунт, щебень и укладывали асфальт, - проработать регулировщиком. И хотя к полудню коммунальные службы наконец выставили заграждение, для него ничего не закончилось. Заполнение с десятка бланков, составление отчёта о происшествии, сбор показаний свидетелей, поиск причин аварии. При одной мысли о том, что всё это ему предстоит, хочется застонать и закрыть лицо руками. И только присутствие беспокойного заключённого и не менее взбудораженной миссис Голд, заставляют сдерживаться.
- Насчёт феи, она так и не объявилась, и… - взволнованно начинает Белль, но Дэвид прерывает её:
- Да-да, спасибо, что напомнила. Я уже говорил с Лероем, он собирался возглавить спасательный отряд и ждал только моей отмашки…
- Ну, пока он собирался, кто-то уже собрался, - поджимает губы молодая женщина и извлекает из сумки вчетверо сложенный лист бумаги. - Вот.
- Зафсе? - Дэвид смотрит на крупно выведенные буквы, но в смысл написанного удаётся вникнуть не сразу. - Что ещё за ерунда? - Он трёт подбородок. - В те пещеры через библиотеку всё равно не попасть. Этот проход был закрыт ещё до… - «до снятия проклятия» хочет добавить Дэвид, но слова застревают в горле. “Может быть, это ничего не значит”, — уговаривает он себя. Прежде, чем делать выводы, нужно сверить схему шахт с картой города. Миссис Голд не сводит с него выжидающего взгляда, но Дэвид по-прежнему молчит.
- Спите на рабочем месте, шериф? - ехидно комментирует из-за решётки Уилл.
- Помощник шерифа, - автоматически поправляет его Дэвид.
***
Каждый вдох и выдох отдаётся болью в воспалённом, будто сожжённом горле. Рул Горм вжимает лоб в вздымающуюся под толстой тканью грудь мужчины, шевелит пальцами ног: поджимает их и расслабляет снова, трёт ступнёй о ступню. Пора размяться. Наверное. Она сбилась со счёту, сколько раз уже они вставали, прохаживались — не углубляясь в опасный туннель, пытаясь согреться движением. А после снова усаживались, чтобы не обессилеть. Румпельштильцхен рассказывал ей что-то. Какие-то рецепты. Таблицу умножения. Странную историю про летающий пончик. И даже перечислял товары из своей лавки, указывая цены. Со стороны их разговор можно было бы счесть бредом сумасшедших, но Рул Горм благодарна мужчине за все его слова и прикосновения. Они мешали поддаться отчаянию и оцепенению. Хотя сквозящая в интонациях мягкая нежность смущала и даже пугала. Рул не могла забыть, что феи не должны сближаться с людьми, даже дружба была нежелательна, ибо заменяла милость справедливостью. Впрочем, вспомнить источник этого строгого суждения Рул Горм так и не удаётся. Так же, как и не отзываться на ласку мужчины своей ответной. Сейчас Румп умолк, и Рул сожалеет, что для её воспалённых связок любые разговоры — почти невозможны. Установленный на валуне фонарь горит тускло, но вода, заполнявшая пещеру, отражает и умножает свет, серыми подтёками расползающийся по чёрным сводам. У них есть: запасные батареи, и зажигалка, и красная декоративная свеча в золотых звёздах. Осознание этого немного успокаивает.
Рул елозит на коленях у своего спасителя, шепчет: “Вставай!” - поднимает глаза и обнаруживает, что веки мужчины смежены. - Ты же не спишь? - спрашивает фея так громко, как может, и, хотя каждое слово точно раздирает ей глотку пополам, её голос звучит невнятным шелестом. Она сползает с колен мужчины, и тот заваливается на бок.
- Румп! - трясёт его за рукав, безголосо захлёбывается криком. - Не спи!
- Тш-ш-ш… - бубнит Румпельштильцхен себе под нос, не открывая глаз. - Не сплю. Просто отдыхаю.
Спустя несколько секунд он действительно садится, нашаривает трость и, опираясь на неё обеими руками, встаёт со сдавленным стоном, подаёт Рул руку. Когда она поднимается, мужчина тянется к её щеке осторожно, так словно она может в любой момент отшатнуться, и это очень трогательно, хотя, наверное, неуместно после всех тех поцелуев, которыми он осыпал её лицо. Куда ей отступать, после того, как она позволила всё это, и не только позволила, но ещё и сама жалась к мужчине? Любую из своих фей за такое она лишила бы крыльев, обратив в обычную смертную, и, в назидание, выставила бы из монастыря. Что ж, теперь, видимо, ей придётся наказать себя. Рул думает: “Справятся ли феи-сёстры без неё? Кому перейдёт её магия, когда она станет пустышкой? Где она будет жить потом?.. Если, конечно, это потом наступит…”
Несмотря на всё случившееся, она считает себя не в праве лишать Румпельштильцхена выбора: от потерянной тёмной сущности ему остались не только лавка и особняк, но и жена. Мысли отступают, когда её кожи касаются холодные мужские пальцы. Большой прочерчивает по скуле линию.
- Ты плачешь?
Надо же — она и не заметила брызнувших слёз. Это, наверное, от боли, потому что огорчения она не чувствует. Больше нет. Только собственную беспомощность — и вину. Дышать слишком мучительно, Рул ладонью сдавливает собственное горло, чтобы хоть на миг остановить приток воздуха.
Румпельштильцхен, кажется, воспринимает этот жест как-то иначе, и заверяет — уже не так горячо, как несколько часов назад:
- Нас вытащат, Рул, вытащат. Белль не позволит им забыть о нас.
Рул остаётся только кивнуть.
Фонарик стоит на валуне, ставшем теперь берегом, а они скрываются в тьме туннеля. Рул Горм — не боится темноты. Не должна. Но всё же когда тьма становится совершенно непроглядной, она невольно чуть крепче сжимает ладонь Румпа и утешает себя мыслью, что свеча и зажигалка спрятаны у него в кармане брюк. Хотя - их сплетённые пальцы трясутся так сильно, и это внушает некоторые сомнения в том, что в случае необходимости кто-то из них справится с зажигалкой. Здесь, дальше от воды, должно быть хоть немного теплее. Но Рул не чувствует разницы. Наконец они останавливаются, Рул высвобождает руку и наощупь продвигается по запястью, выше, пока не дотягивается до плеча мужчины. Румп гораздо более ловко, словно всю жизнь только и занимался тем, что блуждал в кромешном мраке, укладывает ладонь ей на спину, проводит рукой по дрожащим лопаткам. Тишина режет уши.
- Как ты думаешь, - шепчет Рул и радуется, что вырывающиеся вместе со словами слёзы боли не видны в темноте, - долго мы здесь?
- Ты.. - начинает Румп неуверенно, - я думаю, около суток, не знаю точно. А я… вполовину меньше. Мне так кажется.
Его плечи под её руками ходят ходуном, и Рул думает, что он слабее, чем хочет казаться. Что бы было с ней, если бы он не пришёл? Она была бы уже мертва? Или всё ещё таящаяся в ней магия не дала бы погибнуть и превратила бы её в подобие живого трупа? От этого предположения ей становиться ещё холоднее, хотя казалось бы — куда уж. Она всё ещё фея. И всё ещё чувствует в себе остатки волшебства. И присутствие пыльцы — близко, близко. Она могла бы спасти их, но… Не дотянешься.
- Ты чуть не заснул, - сорванный голос, к сожалению, не мог звучать обвиняюще или строго. - Ты сам говорил, нельзя.
Румп молчит, потом, когда Рул Горм уже думает, что ответа не последует, произносит слегка растягивая слова:
- Не заснул же, - хотя она не может видеть его, но готова поклясться, что он улыбается криво, правой стороной рта.
Они медленно возвращаются к воде, стоят, хлопают себя по бокам, совершают ещё один круг не слишком углубляясь в туннель. Силы у Рул Горм ещё есть, она чувствует, что они на исходе, но чудо — не кончились. Но уже очень скоро… Пусть Румп не смог её вытащить — он старался, и она не винит его в том, что не получилось — но она рада, что он не оставил её умирать в темноте и одиночестве. Рул плотно сжимает губы и кусает себя за щёку изнутри, болью наказывая себя за эти себялюбивые мысли. Она не хочет умирать. Не сейчас, когда, несмотря на холод, боль, тьму, она впервые кажется себе по-настоящему зрячей, хоть и рассматривать здесь особенно нечего, кроме Румпельштильцхена… Румпа… Но главное — ей не хочется, чтобы умирал он. Не хочется — но это кажется почти неизбежным. Если их не найдут в ближайшие часы, они уснут, а уснуть здесь, насквозь продрогшими, означает — не проснуться. Для человека — точно.
- Прости, - срываются с её губ слова.
Он выжимает из себя улыбку, что смотрится жалко и неуместно.
- Мне так стыдно, - продолжает Рул, потому что как бы ни болело горло, эти слова жгут её изнутри. - Ты тут из-за меня, и ты — ты можешь погибнуть.
- Нет-нет, - Румп делает шаг, сокращая расстояние между ними.
Но она не даёт ему договорить.
- Ты тоже думаешь, что мы не выберемся. Что они не успеют. Я вижу.
- Потому что ты фея? - довольно кисло переспрашивает он.
Рул отрицательно мотает головой:
- Просто.
И тогда он в который раз обнимает её, шепчет:
- Не жизнь и была, - и целует её в макушку. Добавляет: - Тебе лучше меньше говорить.
Наверное, он прав. Потому что Рул ощущает, словно ей в горло кто-то насыпал пригорошню раскалённых углей. Но она продолжает своё тихое бормотание:
- Так обидно. Я ощущаю, она совсем рядом, и нет уже никаких преград, кроме реки. Я могла бы спасти нас за десять секунд, но не могу дотянуться…
- Ты о чём? - тускло переспрашивает Румп.
- О волшебной пыльце.
Мужчина отстраняется, разрывая объятия, и, подняв голову, Рул Горм видит, что усталая безнадёжность во взгляде, сменилась лихорадочным блеском.
========== Часть 6. Новое зрение (Глава 1) ==========
…как может что-либо возникнуть из своей противоположности, например разумное
из неразумного, ощущающее из мертвого, логика из нелогического, бескорыстное
созерцание из вожделеющего хотения, жизнь для других из эгоизма, истина из
заблуждений?
Фридрих Ницше. Человеческое, слишком человеческое
А песок вокруг этого озера, ваша милость, состоит из одних жемчужин, крупных, как галька. Маноло пал наземь и начал загребать жемчуг полными горстями; и тут один из наших провожатых сказал, что это - отличный песок, из него в Офире жгут известь.
Карел Чапек. Офир
Глава 1
Это казалось очень простым, но могло стать бесполезным.
Пожарный насос вглубь шахт было не протащить, а воду откачивают обычным, заполняя ей цистерны и складывая их в один из отходящих в сторону туннелей. Только на уровне воды это никак не сказывается: невидимый подземный источник работает быстрее и лучше спасателей.
«Закон сообщающихся сосудов», — комментирует происходящее Умник. Дэвид не очень понимает, что тот имеет ввиду, но на расспросы нет времени.
Спасатели работают слишком медленно, подход к затопленному участку узок, и больше двух человек разместить в нём сложно. Ну, теоретически, можно, да только толку в этом нет никакого.
Дэвид вообще не уверен, что во всём этом мероприятии есть какой-то толк. Рул Горм уже умирала — от рук Питера Пена, попадала в волшебную шляпу. Но каждый раз выходила из подобных переделок всё той же — слегка надменной, неуязвимой, застёгнутой на все пуговицы настоятельницей фей. Так что больше следовало опасаться за Румпельштильцхена, сдуру сунувшегося в шахты. Попасть из библиотеки к новому подводному озеру, можно было только одним путём, пролегавшим, по странному совпадению, под Ривер-стрит. Прохождение заброшенного туннеля не должно было занять так много времени. У Румпельштильцхена была карта. Но он — с феей или без — до сих пор не вернулся: либо попал в тот же обвал, от которого по дороге в школу пострадали дети, и теперь скорее всего мёртв, либо не может из него выбраться. Будь управление коммунальными службами в ведении шерифа, Дэвид не отправлялся бы вместе со спасателями блуждать два километра по узким и тёмным переходам шахт, а вскрыл бы свежий, ещё не застывший асфальт на Ривер-стрит и начал раскопки прямо на проезжей части.