Вот я и начал пристальнее смотреть по сторонам, обращая внимание не на общую картину, а на детали. Результат не заставил себя ждать. Догмат старался вести меня подальше от людских потоков, но мы все–равно время от времени пересекались с другими сектантами. И никакая одежда не могла полностью скрыть их неконтролируемые мутации.
Я шарахнулся от типа, голова которого больше напоминала запеченное яблоко. Он лишь бросил на меня раздраженный взгляд, видимо, привыкнув к подобной реакции. У другого прямо по середине лица образовалась то ли впадина, то ли яма, куда постепенно начало скручивать нос, рот, края глаз. Потом мимо прошла короткостриженая дамочка, у которой напрочь отсутствовали уши. Не знаю, может их кто–то отрезал, но я больше был склонен к совершенно иной теории. Тип, у которого из локтя торчало сразу два независимо двигающихся предплечья, вообще показался за пределами здравого смысла. И чем эти люди теперь отличаются от измененных, не считая остатков разума? Глядя на них, в наличии полноценного мыслительного аппарата я уже сомневался.
В каждом встречном сразу улавливалось уродство той или иной степени тяжести. Даже Еве не приходилось ничего выделять. Единственные, кто выглядел относительно нормально — это воины. Остальные же пестрили «красотой», иногда заметной даже под одеждой: хромые, горбатые, перекошенные, с вмятинами на черепе, лишенные губ или носа. А некоторые и вовсе без глаз, но при этом спокойно идущие по своим делам без каких–либо оптических протезов и поводырей. Мне хотелось получить ответы, но приходилось очень аккуратно подбирать слова:
— Бурый, откуда у местного народа столько… эм, изменений?
— Ааа, — улыбнулся догмат. — Прочувствовал уже, да? Это дары Бога!
Я чуть не поперхнулся. Обалдеть дары! Уж я‑то в таком случае предпочел бы остаться без подарочков. Лесом такое божество!
— Не слишком ли суровые подарки?
— Хех, простота зеленая, — Бурый снисходительно отмахнулся. — Ничегошеньки ты не понимаешь. Каждый такой дар делает их сильнее. Позволяет выжить в новом мире. Спроси любого из них, что они думают, и не услышишь ничего, кроме слов благодарности.
Ложь. Откровенная ложь или фанатическая вера, что по факту одно и тоже. Хреновый из него вербовщик. За эту короткую прогулку я окончательно убедился в том, что нужно поскорее линять отсюда. И чем дальше, тем лучше.
Наконец, мы свернули прочь с людных улиц, и двинули по узкому, ничем не приметному проулку. Здесь я впервые заметил местных патрульных. Мимо нас прошла пара разукрашенных вояк, на поясе у которых висели перископические дубинки, а в руках лежали тяжелые самодельные арбалеты, заряженные цельнометаллическими стальными болтами. Здрасьте–приехали! Что за?..
Это натолкнуло меня на мысль, что ни при встрече на поверхности, ни здесь, я еще ни разу не видел, чтобы сектанты использовали технологичное оружие. Дубины, ножи, арбалеты. Средние века, да и только. А ведь наверняка успели разжиться всяким разным. Хотя бы тех же солдат взять. Не выбросили же сектанты всю их амуницию? Наверняка там были неплохие стволы. Так куда все подевалось? Или какие–то постулаты не позволяют им стрелять из огнестрела? Странно.
Наш маленький отряд притормозил перед дверью, у которой стояло шесть очень крепких с виду ребят. Двое из них так вообще не уступали Гире в габаритах. К слову, сам громила не остановился с нами. Он подошел к соседней двери, открыл ее и зашвырнул туда Тарана, не особо заботясь о мягком приземлении. После этого в помещение вошло два сектанта в странных защитных костюмах, и дверь закрылась.
— Новенького заказывали? — с улыбкой поинтересовался Бурый, поглядывая по сторонам. — А где старший?
— Здесь я, мля, — раздался голос за их спинами. — Уже и отлить сходить не дают спокойно.
Оглянувшись, я увидел довольно молодого парня. Лет двадцать пять, не больше. Он не носил жилетки, зато целое множество разнообразных витиеватых татуировок сползало с его лысины, опоясывало шею и расцветало на груди напряженной кистью руки, словно сдавливающей чью–то невидимую шею.
— Э, Скок, я и не знал, что Длань Божья нуждается в таких низменных вещах, — хохотнул догмат. — Думал, что ты питаешься солнечным светом и срёшь бабочками. Ну и все такое.
— Умный, да? Вот я тебе сейчас глаз на жопу натяну, сразу свет истины увидишь, — раздраженно проворчал Скок. — Привел зеленого? Молодец. Скройся уже.
— А–я–я, — покачал головой догмат, давая своим людям сигнал уходить, — все никак не научишься со старшими общаться. Надо будет как–нибудь тебе растолковать что к чему.
— Флаг в руки. В любой день жду приглашения на Арену, раз такой дерзкий. Всё, топай, топай.
Разукрашенный татуировками парень, уставился на меня. Вроде с виду нормальный, даже рожа не бандитская, а манерой общения — гопник гопником. Будто у него образования три неполных класса. Дитя улиц, в общем.
— Ты, салага, ждешь здесь, — ткнул он мне в грудь пальцем. — Я доложу Пастырю о том, что тебя привели.
Мне пришлось сдержать раздражение и резкие порывы пройтись гаденышу кулаком по щам. Но останавливало меня отнюдь не то, что он стоит во главе охранявших двери мордоворотов. По походке и движениям парня, по его манере общения с Бурым, я подозревал, что в этом человеке скрыто куда больше силы, чем можно предположить. В уличном мире слабаки предъявы не бросают. Об этом человеке следовало узнать побольше. А до тех пор свою гордость придется припрятать подальше.
Через минуту дверь отворилась, и появившийся в проеме Скок раздраженно махнул мне рукой, приглашая войти. На самом пороге парень меня остановил и тихо произнес:
— Значит правила такие: к Пастырю ближе чем на два метра не подходить. Разве что он сам подойдет к тебе. Руки держать на виду. Со столов ничего не брать. Резких движений не делать, не кричать. За нарушение мои парни нашинкуют тебя болтами. А если выкинешь фокус, то я лично скормлю тебе твои яйца. Не отрезая. Все понятно?
— Вполне.
— Тогда вперед.
Следом за мной в помещение вошли два арбалетчика и один бугай. Сам Скок тоже остался внутри. Но меня это не сильно волновало. Помещение было большим, метров пятнадцать–двадцать в поперечнике, поэтому напрягающие меня воины не дышали мне прямо в затылок. Они держались немного в стороне, но сильно не отставали.
Помещение представляло собой странную смесь сада и химической лаборатории. Стены были увешены всевозможными контейнерами с травами и цветами, тут и там виднелись сотообразные формы с рассадой. В то же время лабораторные столы усеивали разномастные банки, склянки, колбы и пробирки. Пустые и полные жидкостей разного цвета. Также имелось несколько аппаратов для дистилляции или перегонки. Я в этом не особо разбирался, но все эти крученые трубки, объединяющие разной формы пузыри, давали вполне определенное представление о делах, которые тут ведутся.
Исходя из системного имени, я ожидал, что Пастырь окажется сутулым старичком, с трясущимися руками и обжигающим фанатичным взглядом, одетым в сутану или что–то вроде того. Но меня ожидал сюрприз. Передо мной предстал крепкий мужчина, лет этак за пятьдесят, причем комплекцией ничуть не уступающий погибшему Сергеичу. Земля ему пухом. Лидер сектантов носил белый лабораторный халат, что навивало воспоминания. Мурлыча себе что–то под нос, мужчина поливал из небольшой лейки едко–синие цветы. Я таких в Заповелном не встречал.
Услышав шаги, Пастырь оглянулся, после чего добродушно улыбнулся и приветственно помахал мне рукой. Ну прям душка, ага. Вот только после всего увиденного и услышанного я уже совсем не верил этой показной дружелюбности. Зато меня заинтересовал тот факт, что лоб у сектанта чист, никаких шрамов, и шевелюра тоже на месте. Да и следов мутаций в нем вроде бы не наблюдалось. В остальном — ничего примечательного. Гладко выбритое лицо, синие глаза, и тонкая линия губ, изогнутая в улыбке. Взгляду не за что зацепиться: увидишь такого в толпе, а через минуту уже и не вспомнишь.
— А вот и наш бравый мечник! — торжественно произнес Пастырь странным дребезжащим голосом. — Наслышан, наслышан. Бурый делился впечатлениями. Проходи, добро пожаловать.
Я остановился на расстоянии двух метров, как мне и было велено. Пастырь удовлетворенно кивнул, словно сделал для себя заметку, поставил лейку на ближайший стол и указал в сторону.
— Следуй за мной. Я уверен у тебя накопилась тысяча вопросов. На часть из них я постараюсь дать ответ. Мое время немного ограничено, так что лучше не затягивать. Заодно поглядим с чем ты к нам пожаловал.
Мы двинулись между столов, и я увидел, что на одном из них, у противоположной стены, лежит мой рюкзак. Пояс с пристегнутым вооружением валялся там же.
— Зачем я здесь?
— Для знакомства. Я, как лидер, всегда стараюсь лично встречаться со всеми, кто намеревается вступить в нашу общину.
— Не помню, чтобы я на такое подписывался. Бурый сказал, что я свободен выбирать: стать одним из вас или нет.
— Разумеется, — согласился Пастырь. По неизвестной мне причине дребезжание в его голосе порядком раздражало. — Моя задача показать перспективы, которые могут открыться перед тобой.
— Перспектива кушать других людей меня как–то совсем не прельщает.
— Не спеши судить, мой мальчик. Пищи на поверхности почти не осталось. С момента первого Импульса все свежие продукты сгнили или иным способом пришли в негодность. Консервы, сухпайки и расходники для пищевого синтезатора достать сложно. Для этого нужно прочесывать склады низинного города. А для производства порошковой смеси либо иной искусственной пищи нужно добраться и запустить один из местных мелких заводиков. Но даже самый ближайший из них переполнен измененными и получил множество повреждений. Я уже молчу о дороге и путях снабжения. Операция подобных масштабов потребует много времени, сил и человеческих ресурсов. Будут жертвы. Много. Шум привлечет множество гнезд гнезда измененных из города. Я пока не готов рисковать своими людьми ради неясных перспектив.
— И поэтому вы решили есть себе подобных? — спросил я, стараясь подбирать наиболее мягкие слова.
— Отнюдь, — покачал головой Пастырь и театрально развел руками: — Мы — Дети Бога. Господь не желает, чтобы мы ели друг друга. Для нас уготована совсем иная роль.
— Эм, я не совсем понимаю.
— Мы не едим своих. Мы постепенно тянем ресурсы, в том числе пищу, с окружающих нас складов. Но этого мало для такой большой общины. Поэтому Господь позволил нам поглощать тех, кто оказался недостоин, и тех, кто по собственной воле отринул его дар.
— То есть измененных, и тех, кто отказался вступить в вашу се… общину?
— Истинно так.
— Но разве это выбор? Вы предлагаете человеку либо присоединиться, либо умереть.
— Это свобода воли! — твердо произнес Пастырь.
От резко дребезжащего восклицания у меня зашумело в голове, на что тут же среагировала Ева:
— Каин, обнаружено повышенное психосоматическое воздействие на мозг.
— Поясни, — мысленно произнес я.
— Похоже его слова влияют на твое сознание.
— Это что, навык какой–то?
— Слишком мало данных для анализа.
— Ну, зашибись, не хватало еще сраного гипнотизера на мою голову.
— Постарайся мысленно блокировать все его слова. Воспринимай их ка чистую ложь, даже если он скажет, что дважды два — четыре. Я нивелирую его вмешательство насколько смогу.
— Уж постарайся.
Я вздрогнул, осознав, что Пастырь замолчал и внимательно смотрит на меня. Мы уже успели дойти до стола с моими вещами. Черт, сильно отвлекся.
— Все нормально? — спросил сектант.
— Да. Голова что–то закружилась немного. Все никак не отойду, после чересчур близкого общения с Гирей.
— А-а, да, этот парень может перестараться, — усмехнулся Пастырь. — Так что, мы закрыли тему питания?
— Почти. Сами вы не боитесь быть съеденными?
— Поясни.
— Не боитесь, что в один прекрасный момент измененные соберутся в достаточно большую стаю и придут доказать, что пожирать они умеют куда лучше Детей Бога, потому как теперь в этом и состоит весь смысл их существования?
— А чего нам бояться? Еще после первых орбитальных ударов этот сектор низинного города оказался изолирован. Божья воля, не иначе. Только благодаря этому мы смогли выжить в первые дни. Когда же начали здесь обживаться, я лично проследил, чтобы все завалы укрепили и уплотнили. Теперь попасть в нашу обитель из других частей низинного города можно только через пару узких проходов, которые при необходимости могут быть в любой момент обрушены или заблокированы.
Забаррикадировались значит. Но, думается мне, одних стен будет недостаточно, чтобы удержать орды измененных, если они решат наведаться на сочный перекус.
— Еще вопросы? Нет? Тогда считаем тему закрытой, — Пастырь подозвал пару помощников из охраны, которые без лишних вопросов начали распаковывать и раскладывать на столе мои вещи. — Вижу ты неплохо укомплектовался. Лекарства, вода, оборудование. О, носочки! Это правильно, ноги надо держать в тепле.
Я покосился на сектанта, не понимая, насмехается ли он надо мной, или говорит серьезно. Но пастырь уже успел переключить свое внимание, взяв в руки фазовый пистолет:
— И оружие. Конечно. Едва ли бы ты смог выжить в одиночку, не имея под рукой чего–то такого, — он глянул на меня и укоризненно покачал головой. — Только учти. В этом месте подобное оружие запрещено. Мы не используем то, что способствовало разрушению былого мира.
— Вас как–то не понять. То вы восхваляете прошлое, то браните его.
— Всего понемногу, мой мальчик, — благосклонно улыбнулся сектант.
— Мне кажется, отказываясь от оружия, вы просто сами себя вгоняете в жесткие рамки. Едва ли это поможет выживанию общины.
— Верно. Но жертвенность — это благодетель. Мы пройдем сие испытание своими силами, а не силой оружия наших предков.
На языке вертелось несколько колких замечаний, но мне пришлось проглотить их. Не та ситуация, чтобы острить.
— Хо! — улыбнулся Пастырь, ставя на стол мой термос. — Мне определенно нравится твой уровень подготовки.
Я промолчал. Тяжело было сохранить выражение лица без изменений, ведь в термосе сейчас лежал завернутый в тряпку кристаллический накопитель. И мне очень хотелось надеяться, что никто из сектантов не полезет внутрь, разбираться, что за еду я готовил в саморазогревающейся посудине. Не хотелось усугублять свое положение, высказав все, что я думаю об этих мудаках.
Тем временем из рюкзака достали две ампулы с негодными биоклетками. Пастырь не проявил к ним особого интереса, лишь хмыкнув:
— Богатенький мальчик.
Зато инъекциями заинтересовались помощники главного сектанта. Тот лишь махнул рукой, позволяя подчиненным забрать ампулы. И сей факт мне показался весьма интересным, потому как подобный жест мог означать всего несколько вариантов. Первый: лидер общины не имел биоблока. Возможное, но сомнительное предположение, учитывая постоянное гудение в моей голове при каждом его слове.
Второй: Пастырь успел рассмотреть, что биоклетки пришли в негодность. И последний вариант: он мог уже обладать полным набором в двадцать пять инъекций. Такой вариант порядком пугал. Так сильно накачаться могли себе позволить только высшие чины государства, спецагенты, и люди при очень больших деньгах. Но у меня как–то не получалось представить Пастыря ни в одном из вышеперечисленных амплуа.
Тем временем сектанты притащили откуда–то многоразовый шприц–инъектор, намереваясь зарядить себе по ампуле «не отходя от кассы». Видя, как один из них берет ту, что побывала под мощным воздействием невидимой убийственной дряни после Импульса, с уст невольно сорвалось предупреждение:
— Я бы не советовал.
На это сектанты лишь засмеялись, а вот Пастырь, похоже, воспринял мои слова всерьез, но не остановил своих людей, с любопытством наблюдая за процессом. После инъекции двойка подручных продолжила разбирать остаток мой скудный скарб. Первый отделался зудом в области укола, постоянно почесывая шею. А вот второму повезло куда меньше…
Глава 15. Кровь и Синева
Не прошло и минуты, как второй подручный повалился на пол, хрипя и издавая клокочущие звуки, словно у него в горле застряла острая кость. Я думал, что этот парень просто умрет под воздействием остатков убийственной энергии, если таковая сохранилась в ампуле. Но нет. Он содрогался и бился о пол, словно после точного попадания из фазового пистолета. Изо рта шла пена, густая, бурая.