В общем, товарищей фантастов обошла стороной очевидная мысль: погружение в игру — оно на то и погружение, чтобы быть самодостаточным, и ни один набор цифр не скажет вам то, что говорит тело.
— Зачем вы так поступили с Цолфи? — спросила Инга. — Она что, поможет нам завладеть яблоком?
— Нам?.. — уточнил я.
— Ну вы же взяли меня в помощницы. Значит — нам.
Я медлил с ответом. Что–то в Инге меня настораживало. Её ум (а она определённо умна)? Настойчивость? Не по возрасту броская харизма? Я и сам не мог понять, но, наверное, всё вместе.
Тут её взгляд устремился куда–то вверх, за моё левое плечо:
— Надо же… — Инга привстала с кресла. — Вы её сами скопировали?
Я сначала не понял, куда она смотрит, но затем догадался, что на картину: та висела сзади меня. В общем–то ясно, почему Инга её заметила: в антураж офиса картина не вписывалась — слишком уж странная… На первый взгляд она простая — мужик с собакой на ночной улице, — но и улица, и мужик, и собака какие–то деформированные, будто состоят из фрагментов (словно картина была написана на стекле, а потом его разбили — и осколки кое–как склеили).
— Нет, не сам, — признался я. — Один мой клиент художник, а заодно игроман. В свой последний визит он достал из слотов картину и с какого–то перепугу решил украсить ею мой офис, — почему–то смутившись, я добавил: — А удалять её неудобно: он ведь часто тут бывает. Увидит, что картины нет… Зачем обижать человека?
— И клиента терять, — безжалостно добавила Инга.
— Не без этого, — признал я.
Инга кивнула и вдруг спросила:
— А художника случайно не Вячеславом зовут?
Я удивился:
— Откуда вы знаете?
— Он вообще–то знаменитость, — укоризненно сказала Инга. — Вячеслав Зотов, известный авангардист. Пишет в стиле кубофутуризма… видите, у него все объекты геометризированы?
— Чего?.. — тупо спросил я.
Инга вздохнула:
— Это такой метод живописи. Изобразительные формы упрощаются через выделение их геометрической структуры. Всё предстаёт как бы раздробленным на фрагменты.
— В разобранном виде, что ли?..
— Не совсем… Хотя некоторые говорят, что кубофутуристы изображают мир как раз таким — разобранным на куски.
Я неопределённо пожал плечами. Инга отвела наконец взгляд от картины и уточнила:
— Вам такое не нравится?
— Слишком надуманно, — честно ответил я. — По–моему, это псевдоинтеллектуальная чушь.
— А вот критики бы с вами не согласились, — ревностно заметила Инга.
— Они видят смыслы, которых нет, — беспощадно парировал я. — Сами их придумывают, а потом хвалят художника.
— А в жизни разве не так? — туманно спросила Инга. — Мы сами придумываем свои смыслы. А кто не умеет, тому грош цена.
Я не нашёл, что на это ответить, — да и чёрт её знает, что она имела в виду…
И тут меня словно облили водой.
Я чуть не вскочил с кресла. Думаю, мой рот открылся, а глаза стали больше стандартных размеров (раза эдак в полтора).
— Что с вами?.. — встревожилась Инга.
Я вместо ответа захохотал.
В те секунды я чувствовал себя идиотом, но не смеяться не мог. Так лихо меня ещё не обманывали.
— Кубофутуристы… Геометрическая структура… Неплохо же вы разбираетесь в живописи.
В глазах Инги мелькнул испуг — и запоздалое осознание своей ошибки.
— У вас во «Фрее» нет ни ирллинга — вы на мели, потому что играли в карты… — я покачал головой, злясь на собственную тупость. — Случайно не в покер?
Инга молчала, поджав губы.
— И периферийки у вас нет, — сказал я. — А знаете, почему? Потому что в больницах нельзя их использовать: психотропные препараты, имитирующие виртуальный алкоголь, запрещены для пациентов с тяжёлыми травмами — например, тех, кого недавно сбила машина.
Инга не издавала ни звука.
— Поздравляю с воскрешением из мёртвых, Инга, — язвительно сказал я. — Или мне всё–таки называть вас Кэсс?
Глава 6
Не люблю, когда меня водят за нос — даже за очень большие деньги.
Рябов с Лоцким держат меня за кретина. Дочь Рябова не погибла. Возможно, она сильно травмирована, и её отец, боясь новых покушений, скрыл её от окружающих (с его–то связями провернуть можно и не такое), но она — жива. И сидит прямо передо мной.
Встав из–за стола, я пошёл к двери.
— Подождите… — прошептала Кэсс.
— Всего доброго.
— Подождите… пожалуйста.
— Нет, Кэсс. Я так не играю. Не люблю, когда меня…
— Я не Кэсс.
— А я — Санта–Клаус.
— Говорю вам, я не Кэсс! — девушка вдруг сорвалась на крик — и совсем уже сумбурно добавила: — Но я — Кэсс…
— Отлично. У меня есть знакомый психиатр, могу вас свести.
— Да посмотрите вы на меня! — она тоже вскочила. — Я не Кэсс, я её копия… Копия, понимаете?
Стоя у двери, я развернулся.
— Меня скопировали, — прошептала Кэсс, которая была не Кэсс. — Меня скопировали в тот день, когда я попала под текстуры.
Наступила тишина.
Если по правде, я не сразу просёк, о чём она говорит. А Кэсс, которая не Кэсс, продолжала:
— Я появилась на свет в ВИРТУСе три месяца назад — сразу после гибели Кэсс. Там, под текстурами, кто–то скопировал её сознание. И когда её не стало, появилась я.
Тут я рассмеялся второй раз за минуту:
— Слушайте, это уже чересчур. Не знаю, зачем вы всё это несёте, но…
Однако девушка меня будто не слышала:
— Я ожила в теле Бедуина: это последний аватар, которого использовала Кэсс… тот самый, в чьём облике её забросило под текстуры. Но сейчас я могу стать любым её аватаром — каждым, кем она была в ВИРТУСе. А Ингу я сконструировала, чтобы напроситься к вам в помощницы.
— Хватит, — я открыл дверь. — Можете выложить свой бред в соцсетях и получить титул «Фантазёр года». Всего хоро…
Поразившись увиденному, я осёкся на полуслове.
Она стала меняться: только что была Ингой — но превратилась в вампира с бледным лицом. Ещё через миг его сменила эльфийка, затем — некто в термооптическом камуфляже (очевидно, из космооперы), потом — колдунья в чёрном платье… Аватары сменялись один за другим, словно бегло просматриваемые фотографии.
Я глазам своим не верил. В ВИРТУСе можно сменить персонажа, не выходя из сегмента, — надо лишь особую программу установить. Но для этого требуется открыть меню, потом выбрать нужный пункт, сохранить изменения… Тут не то что секундой — половиной минуты не отделаешься!
А моя новоявленная партнёрша менялась быстрее, чем я моргал.
Но я всё равно не верил, — да и кто бы поверил на моём месте?
— Это какой–то чит–код, — прошептал я. — Простое жульничество…
— А вот это — тоже жульничество? — уточнила Инга/Кэсс — и под звяканье колокольчика добавила: — Проверьте свой инвентарь — я взяла ваш ледоруб. Это одна из моих способностей, которых нет у простых геймеров: умение влезать в чужие инвентари.
Я сделал, как она сказала. Ледоруба и правда не было. Его место в ячейке занимал апельсин с нарисованным смайликом.
— Ваш ледоруб в моих слотах, — добавила Инга/Кэсс (а впрочем, в те секунды она была Ингой). — Кстати, мне нет нужды открывать их, чтобы что–то оттуда взять. Вот, смотрите…
И мой ледоруб появился в её руке.
Мне стало нехорошо.
А она вновь сменила облик: губы сделались чуть менее надутыми, исчезла припухлость щёк, изменились причёска и цвет волос — они стали темнее. Теперь это была Кэсс — якобы мёртвая (или действительно мёртвая?), которую я видел в переданных Лоцким файлах. Только взгляд остался прежним, с намёком на вызов.
— Вы не против, если я оставлю себе эту внешность? — услышал я. — Раз уж вы меня раскусили, то я лучше буду собой. Мне так привычнее.
Я вдруг понял, что держусь за дверной косяк.
— Чушь… Ерунда… Обычное читерство…
— Всё ещё не верите? — копия Кэсс (или кем она там была) вздохнула. — Ладно… Тогда вот что: год назад мне… то есть Кэсс удалили родинки на половых губах: был риск, что они спровоцируют онкологию. И ещё у Кэсс были нестабильные месячные — предрасположенность передалась от матери. Всё это есть в электронной копии её медкарты, так что можете проверить, — она упрямо поймала мой взгляд. — Ну откуда, скажите на милость, я могу это знать?
Я на миг закрыл глаза. Сделал вдох. Сказал на удивление ровным голосом:
— Подождите…
И шагнул из приват–зоны обратно в трактир.
Нет, я не собирался выходить в Сеть, связываться с Лоцким и проверять её медкарту — мне лишь требовалось успокоиться.
Я прошёл между столами, открыл дверь туалета, подошёл к раковине и, пустив воду, сунул под неё голову.
Секунд через двадцать мои мысли обрели связность.
«Я появилась на свет в ВИРТУСе три месяца назад — сразу после гибели Кэсс. Там, под текстурами, кто–то скопировал её сознание».
«Бред, — упрямо думал я. — Быть такого не может».
Или может?..
Но как?..
Как можно говорить о загрузке сознания, если мы даже точно не знаем, что это такое?
Хотя… если мозг — это программно–аппаратный комплекс, то логично представить, что его содержимое можно перенести с одного комплекса на другой.
Нейробиологи ведь спорят об этом уже лет семьдесят, а эксперименты по компьютерному моделированию мозга проводятся во всех развитых странах. В них вложены миллиарды. Из таких семян рано или поздно что–то должно было взойти.
Я сделал несколько глубоких вдохов.
Возможно ли?.. Неужели данные с мозга можно скопировать в ВИРТУСе — и там же создать новую личность?..
Но кто стал бы это делать столь странным способом — маскируя открытие века текстурным багом?..
Тут я поймал себя на том, что почти поверил… В конце концов, лет сто назад, услышав о пересадке сердца, люди тоже сказали бы «невозможно».
От этих мыслей мне стало ещё страшнее.
Я вытер голову полотенцем (в ВИРТУСе глупо брезговать, что им вытирались до меня) и вернулся в приват–зону.
— Вы в порядке? — спросила Кэсс (теперь я мысленно называл её так).
— Нет, — сказал я. — Нет, не в порядке.
Она молчала. Я тоже.
Я сел в своё кресло, и она тоже села.
— Извините меня… — виновато сказала Кэсс. — Я не хотела вас пугать. Если бы вы не догадались… Если бы не поняли, что я — это Кэсс… — в её взгляде внезапно мелькнула надежда: — Но вы же мне верите?
— Не знаю, — честно сказал я.
— Но вы уже начали мне верить.
— Копирование личности… — я помотал головой. — Человек ведь нечто большее, чем умный компьютер…
— А в чём отличие?
Я хотел сказать «в чувствах», но осёкся. Этот ответ устарел. Взять продвинутых неписей вроде Ферзюбря: у них есть память, есть восприятие. Они мыслят… по–своему, но мыслят. А со временем даже формируют привычки, не заложенные в них разработчиком. Дошло до того, что им неловко раздеться на людях!
Так кто может поручиться, что в глубинах их разума, который давно уже нечто большее, чем совокупность алгоритмов и заданных кодами инструкций, не зародилось подобие чувств?..
Прогресс никто ведь не отменял. Мы создали биочипы, создали ВИРТУС… Создали неписей, пугающе похожих на нас — потому что научились имитировать процессы, происходящие в мозге, и воссоздавать их в Сети. А от имитации сознания и сотворения высокоразвитого игрового интеллекта до копирования сознания человека — один шаг.
Я глянул на Кэсс; выходит, передо мной — свидетельство того, что этот шаг уже сделан? Воплощение нового этапа в развитии цивилизации?
Мне опять стало страшно.
— Так настоящая Кэсс и правда погибла?.. — растерянно спросил я.
— Умерла на пути в больницу, — подтвердила собеседница. Из–за слова «настоящая» она не обиделась и даже добавила: — Наверное, будь Кэсс жива, я бы и не появилась.
Она умолкла, следя за моей реакцией — словно опасалась, что я вновь уйду… или что я её боюсь. Со вторым домыслом она попала бы в точку.
Но я всё–таки остался, и она продолжила:
— После аварии я ничего не понимала: помнила, как меня сбила машина, а дальше — пустота… И вот я оказываюсь в комнате, где собраны мои аватары… все до единого!.. Каждый, кем я была в ВИРТУСе! Естественно, я запаниковала… Потом поняла, что я в теле Бедуина, а у одного из аватаров — моя внешность; видимо, так получилось, потому что я часто входила в Сеть в своём облике. Ну я его и выбрала… захотела стать собой — и стала. Не пришлось даже трогать аватар пальцем, как в выбиралке.
Кэсс — точнее, её копия — сделала паузу. Когда вновь заговорила, её голос дрогнул:
— Я хотела выйти в реал… Зашла в ВИРТУС-меню, а опции «покинуть ВИРТУС» там нет. И опции «помощь» тоже нет. Можно было лишь выбрать другой сегмент. И я стала по ним блуждать — выбирала сегменты один за другим… а из каждого снова заходила в меню, надеясь, что появится выход. Но он так и не появился, и…
Она осеклась и отвернулась. Из её глаз брызнули слёзы. Потом она вдруг прошептала, словно ощутив мой взгляд:
— Не смотрите на меня так…
— Как?.. — проронил я.
— Как будто не знаете, надо ли меня утешать.
Я смущённо заёрзал в кресле — я ведь и правда не знал… Не знал, как с ней себя вести.
Как с хитроумной программой? Как с живой хрупкой девушкой?
От этих мыслей мне стало стыдно.
— Простите… — тихо сказал я.
Растерев слёзы, она продолжила:
— Я стала просить помощи у игроков: подходила к ним и говорила, что не могу выйти в реал. Надо мной сперва смеялись — кончай, мол, прикалываться… А потом один парень взял меня в своё ВИРТУС-меню. Там показал на пустое место и говорит: «Ну вот моя дверь — выходи». А я смотрю — нет там никакой двери… стена сплошная. И тут–то я поняла, что двери нет для меня, а для него она есть…
Ну а после… после я в кафе пошла, где мы с одногруппниками тусуемся — решила найти кого–нибудь из знакомых. Там действительно были трое наших. Они на меня уставились, как на призрака; я даже рта не успела открыть, а Ленка Викторова, подруга моя, вдруг как заорёт: «Ты кто такая?! Как ты посмела взять внешность Кэсс? Думаешь, это смешно?» И разревелась. Я стою, ничего не понимаю. Говорю ей: «Лен, ты чего? Я же и есть Кэсс…» И тут Лёшка Петров на меня надвигается, будто ударить хочет. Я попятилась. А он мне: «Тело Кэсс ещё не остыло, а ты шутки шутишь?» Ну до меня и дошло, что я — это уже не я… не совсем я… и что та машина меня сбила насмерть, — за этим последовал мрачный смешок. — Ну как вам — потянет на титул «Фантазёр года»? Вручайте, если не передумали.
Я молчал.
За моим фальшивым окном зазвенел фальшивый колокол в фальшивой церкви — как на пасху, когда я был в Праге. Фальшивые прохожие шли по своим фальшивым делам. А напротив сидела девушка… фальшивая — или всё–таки настоящая?
Но интуиция подсказывала, что никакая она не фальшивка. Она не такая, как Цолфи с Ферзюбрем.
Она — человек.
— Зачем?.. — чуть слышно спросил я. — Если вы мне не солгали, то кому и зачем понадобилось копировать вашу личность?
Кэсс мотнула головой:
— Я не знаю.
— И почему процесс копирования выглядел как простой баг?
— Я не знаю.
— А тот мальчик… яблоко, бинокль, кукла — это–то тут при чём?..
— Я не знаю.
Мне оставалось лишь откинуться в несуществующем кресле.
— Но я зато знаю, — добавила Кэсс, — что все те предметы, о которых сказал мальчик, я должна получить: и куклу, и яблоко, и бинокль. В них что–то скрыто, и я чувствую, что они мне нужны. Они должны быть у меня. Пусть это звучит безумно, но без них я как будто… незавершённая. Недоделанная… словно во мне нет чего–то важного, — она вдруг упёрлась ладонями в стол, резко подаваясь вперёд: — Вы же поможете мне, Клим Ларин? Ты ведь поможешь мне… разве нет?..
«Вот блин…» — обречённо подумал я.
Наверное, мне следовало выйти в реал. Плюнуть на договор с Рябовым, позвонить в СБВ (Службу безопасности ВИРТУСа), а уж там пусть разбираются. С меня–то что взять? Я — простой ментор.
— Пожалуйста, помогите мне, — Кэсс вновь перешла на «вы». — В конце концов, мой отец для этого вас и нанял — чтобы вы нашли те предметы. Просто забудьте, что я — копия Кэсс.
В глазах её были настойчивость и мольба. Опасное сочетание… Особенно если умеешь им пользоваться.
Я постучал пальцами по столу. Вздохнул и нехотя сказал: