Больше мальчик уже ничего не слышал. Он вприпрыжку побежал во двор. Правда, если бы Ири немного замешкался на месте, то смог бы стать свидетелем странной сцены… Господин Сигурл кинул на стол небольшой мешочек с позвякивающим содержимым, который тут же жадно схватила Ингрид. Несколько мгновений она боролась с завязками мешочка. Когда же кошель ей поддался, то на ее ладонях оказалось два небольших золотистых кругляша с кучей медяков по-больше. Однако, ничего этого мальчик не увидел, так как уже сидел в дрожках и в нетерпении елозил по мягкому сидению.
— Что, прощаться ни с кем не будешь? — ухмыльнулся Сигурд, когда подошел к дрожкам. — Понимаю, бабища эта та еще тварь, — презрительно сплюнув на землю, он уселся рядом с мальчиком. — Такова жизнь. Одним она ласковая мать, другим злая мачеха… А ну, пошла! — Сигурд прикрикнул на заупрямившегося жеребца и дрожки тронулись с места.
Путь их лежал на окраину городка, что сначала очень Ири удивило. Зачем ехать в такую даль, если цирковое представление было в самом центре, почти у магистрата? Однако, на месте ему все стало ясно… На большом лугу, который примыкал к бедняцкому кварталу, широко раскинулись с десяток высоких фургонов. Раскрашенные в яркие цвета, с громадными колесами, окруженные разномастными шатрами и шалашами, они бы точно не поместились на городской площади.
Цирковые приняли Ири, прямо скажем, не ласково. Разбитной парень, что так задорно зазывал гостей на площади, с ходу влепил ему подзатыльник, отчего мальчики растянулся на траве. Сразу же злорадно заржали оба карлика.
Не успел Ири подняться на ноги, как его словно нашкодившего щенка кто-то поднял за шкирку.
— Папаша, новенькое мясцо принес! Ха-ха-ха, — испуганный и ничего не понимающий мальчик сначала увидел густую черную бороду, потом смеющиеся полные губы, и, наконец, подведенные сурьмой женскими глазами. — Ха-ха-ха! Что свои буркала на меня вылупил? Испугался?! Значит, новое мясцо! Ам-ам! — вновь гортанно захохотала бородатая женщина поистине исполинского роста, продолжая держать мальчика за шкирку. — Ха-ха-ха!
Наконец, ей, видимо, надоело это развлечение и она разжала ладонь, а Ири вновь оказался лежащим в траве. Правда, это не избавило его от очередного подзатыльника.
— Что разлегся? У нас тут не богадельня для убогих! Задарма тебя кормить никто не будет, — женщина в его сторону пнула ведро, от которого чем-то воняло. — Видишь вон тех лохматых коняг, так похожих на блохастых дворняг. Ха-ха-ха! Иди к ним в загон и приберись там. Чтобы чисто было. Травки нарви и постели. Ну?! — угрожающе прошипела женщина, наклоняясь к нему. — Зареви мне еще тут…
Ири быстро-быстро пополз в сторону ведра. Едва же его рука нащупала веревочную ручку, он тут же вскочил и побежал в сторону пони, которых еще недавно так мечтал увидеть.
Уф! Только отбежав от костра с этой ужасной женщиной на порядочное расстояние, он остановился, чтобы перевести дух. Как же сильно она напугала его! Настоящая великанша с толстыми руками и колючей черной бородой! Днем на площади она совсем не казалась страшной, даже наоборот. Взрослые и дети смеялись над ней и тыкали пальцами в ее бороду. Ири тогда тоже было очень смешно…
— Куда же это я забрался? А где загон для пони? — он беспомощно огляделся; опустившаяся темнота превратила цирковой табор в самый настоящий лабиринт, в котором можно было с легкостью заблудиться. — И что мне теперь делать?
Вдруг, возле одного из фургонов, угол которого темнел в десятке шагов от него, раздался какой-то шорох. Ири вздрогнул и со всей силы вцепился в ведро, словно оно могло его защитить.
— Кто там? — пискнул он, медленно пятясь назад.
Ири же никогда не боялся темноты. Однажды он глубокой ночью даже забрался в один заброшенный дом, в котором по слухам обитали приведения. Сейчас, же его обуял даже не страх, а ужас! Тело мальчика сковало, словно прочными путами. Перед глазами чередой вставали картины, одна страшнее другой…
Шорох становился все громче и громче. Наконец, из темноты выпорхнула худенькая фигурка девочки в длинном плаще и задорной косичкой на голове. Она тут же обвинительно ткнула в него указательным пальцем и довольно защебетала:
— Испугался, испугался! Трусишка! Меня испугался!
К счастью, продолжалось это недолго. Девочка вдруг потянула носом и недовольно произнесла:
— Фу! Да, брось ты свое ведро! Постой-ка, это ведь про тебя хозяин говорил. Точно! Ты Ири! А я Карина! Ты прости, что я тебя напугала! Я ведь не нарочно! Думала, что это снова мерзкие карлики за мной подглядывали. Хотела их так напугать, чтобы они заиками стали. Представляешь, карлики заикаются… Пошли к нам в фургон. Сегодня все равно уже поздно в загоне убирать. А завтра я тебя пораньше разбужу и ты до завтрака все сделаешь. Пошли!
Она решительно взяла Ири за руку и потащила за собой к фургону, по дороге выспрашивая у него что-то. И ни он, ни она в этот момент даже не догадывались, что в густой траве был еще кто-то. Этот третий был здоровенной крысоподобной тварью, которая внимательно следил за каждым движением девочки. Сейчас зверь уже нисколько не напоминал ту милую глиняную игрушку, что когда-то вылепил Ири. Крыс обзавелся мощным телом, сильными лапами с острыми когтями. Из его пасти торчали здоровенные клыки, с которых постоянно капала слюна. Зверь, оживший в момент спонтанной магической инициации, явно превращался в нечто большее, чем просто туповатый голем. Его тело непрерывно менялось, становясь сильнее и крепче. Когти из крысиных лап выпирали уже на целый вершок. Обонянию могли позавидовать знаменитые борзые, что с сотен шагов чуяли лис в их норах. Лишь одно оставалось таким же, как и раньше. Крыса и его создателя, по-прежнему, связывала странная связь, которая заставляла животное чутко реагировать на любые эмоции Ири… Вот и сейчас, не чувствуя больше в мальчике страха, Крыс проводил его взглядом и исчез в высокой траве.
— Вот здесь я и живу, — забравшись по крутой лестнице в фургон, Ири оказался в небольшой, но довольно уютной комнатке, где за занавеской пряталась низкая кровать и аккуратная тумбочка с зеркальцем. — А моя старшая сестра и тетя Тара там спят… Проходи, садись.
Мальчик прошел и сел на самый краешек узкой скамейки. Он немного робел.
— Чего ты нахохлился, как индюк? Обиделся, что я напугала тебя? — она задорно рассеялась. — Вот, держи яблоко. Грызи, а я пока расскажу, что здесь и как…
Сигурд здесь был царь и Бог, и без его ведома в цирке ничего не происходило. Он знал все и обо всех: кто с кем гуляет, у кого какая болячка или какой секрет, кто что по пьяному делу сказала или только подумал. По словам Карины, хозяин про многих здесь знал такое, что они уже давно постарались забыть. Кто-то бегал от разбойников, обиженных мужей, ростовщиков или даже виселицы. Когда же циркач или циркачка начинали слишком вольно себя вести, то Сигурд с удовольствие им напоминал обо всех старых грехах. Это не помогало? Тогда днем приходила стража или ночью «деловые» люди с улицы, после чего вольнодумец исчезал и в цирке вновь воцарялись мир и благодать.
Почти весь остаток ночи Карина болтала без умолку, выкладывая притихшему Ири все и обо всех. Чувствовалось, ей и самой доставляло удовольствие рассказывать самые разные сплетни… Про свою старшую сестру, что дуреха, опять простила своего Торка и пустила его к себе… Про карликов, которые повадились каждую ночь ходить к одной городской вдове… Про здоровяка Гарольда, что пьет целыми днями и за это уже не раз получал плетей от хозяина… Про статного парня в бархатном сюрко поверх одежды, который кинул ей после выступления целую серебрушку… Казалось, что от ее любопытного и зоркого взгляда ничего в цирке не ускользало. К сожалению, это было не так. Хотя, что можно было ждать от девчонки, у которой еще гулял ветер в голове? Самоуверенная девчушка подмечала лишь то, что лежало на самой поверхности. Но скрытое чуть глубже, доморощенной сплетнице было неведомо. О многих делах, что обделывались в цирке под покровом ночи, она даже не догадывалась. Бродячий цирк уже перестал быть просто цирком с его красочными выступлениями и показом необычных животных. Сигурд давно превратил его в нечто большее, что приносило ему и его компаньонам во многих страх баснословный доход…
Первые несколько дней на новом месте пролетели в один миг. С самого рассвета и до поздней ночи Ири крутился, как белка в колесе. Он чистил загон с пони и клетки кроликов, поли и кормил их, вычищал от пыли и грязи костюмы для выступлений. Заканчивалась одна работа и сразу же начиналась следующая. В какой-то момент мальчик даже пытался прятаться, но вездесущие карлики всякий раз легко находили его и, с хохотом, нагружали новым поручением.
Словом, вспомнил о своих новообретенных родственниках мальчик лишь к концу третьего дня… Сразу же после вечернего выступления и последовавшей за ним трапезы, когда все разбрелись по своим фургонам, он остался у костра совершенно один. Отовсюду доносились шутки, смех, бойкие разговоры и даже, кажется, звуки драки. Ничего-ничего, мне еще немножко потерпеть, и я увижусь с родными — дядей, тетей, их детишками. Все тогда станет по-другому. Мне больше не будет так одиноко и грустно. Слышишь мама?! Я скоро увижу твоего брата, с которым ты маленькой вместе играла…
— Когда же мы поедем к ним? — тихо зашептал он, спрашивая самого себя. — Никто ничего не говорит. Я спрашиваю, спрашиваю, а никто ничего не говорит. Может у Карины спросить? Вдруг она что-то слышала?
Ири, правда, пытался вызнать у циркачей, когда они двинуться дальше. Первое время он каждому честно все рассказывал о своей маме, мегере Ингрид, жирном Вастике, постоянно пьяном горшечнике и, конечно, о своих новых родных. Только рассказ мальчика и его вопросы всегда приводили к одному и тому же результату — сначала к странным ухмылкам, а потом и к безудержному смеху.
Вспоминая все это мальчик задумчиво мял в руках глину, которую тут же у источника и набрал. Глина была жирная, мягкая, тягучая, красно-бурого цвета, сама просившаяся в руки.
— А если она уже спит? Может лучше завтра к ней пойти? — бормотал он, бездумно разминая кусок глины. — Или все-таки сейчас пойти? Вдруг мы уже завтра к мои родным пойдем?
В какой-то момент он опустил взгляд вниз и вздрогнул от удивления. Что это? В его руках лежал небольшой, чуть больше детской ладони, цветок с шестью вывернутыми продолговатыми лепесточками и фигурно изогнутым стебельком. Лилия. Почти такая же, как на перстне, оставшимся ему от мамы.
— Хм, даже не заметил, как сделал, — хмыкнул Ири.
У него и раньше такое случалось. Правда, последнее время такое стало случаться с ним с завидным постоянством. Ему почему-то постоянно нужно было что-то держать в руках — гладкий камешек, кусок деревяшки или глиняный черепок. Лучше всего же ему помогала глина, которая словно губка впитывала все его проблемы, страхи и опасения…
— Пойду все же, — наконец, решился мальчик. — И лилию подарю.
Ири отвернулся от костра и нырнул в темноту, которая уже не пугала его. Им давно уже были изучены все тропки, что путанно петляли между цирковыми фургонами. Фыркающие лошади циркачей тоже уже не казались страшными монстрами, как в тот самый первый раз. Такие ночные прогулки даже начинали нравиться ему.
— Карина. Карина, ты здесь? — неслышно поскреб он по дверце фургона, в котором жила гимнастка со своей старшей сестрой и тетей. — Карина, это Ири. Карина, открой.
Там точно кто-то был. До него доносилось какое— то шуршание и приглушенные голоса. Тогда мальчик начал карябать дверцу сильнее.
— Карина, открой! Мне нужно с тобой поговорить! — с той стороны послышался скрип половиц. — Карина, помнишься я тебе рассказывал о своих родственниках? Господин Сигурд сказал, что я скоро к ним отправляюсь.
Когда же он снова потянулся постучать в дверь, та неожиданно распахнулась.
— Что ломишься черт мелкий? — прямо на Ири уставилась недовольная женщина в полу распахнутом халате, одетом на голое тело. — Нет тут Карины! Бродит где-то! Чего встал? Вали отсюда! А это что такое?
Ее взгляд вдруг потеплел. Она увидела глиняную лилию, что держал мальчик.
— Каринке, что ли принес? Зыних! Ха-ха-ха! Волин, гляди что Каринкин ухажер притащил, — за спиной у ней кто-то зашевелился. — Цветочек! Посмотри, морда, ты здоровая, что пацан сеструхе мое принес!
Молодая женщина вытащила откуда-то глиняный горшочек и поставила туда подарок мальчика. Едва женские пальцы отпустили цветок, как его стебелек стал зеленеть. Одновременно стали белеть и лепестки самого бутона. Однако, разве кто-то это заметит…
— А ты? Что я от тебя видела? Только жрешь и пьешь тут…, — она забрала лилию. — Ладно, передам ей, как придет… Иди-иди, некогда мне, — и хлопнула дверью.
Обескураженный Ири еще немножко постоял у фургона. Сходил, получается. Карину он не застал. Цветок у него забрали. Про родных тоже ничего не узнал. Теперь что делать? Спать идти?
— Нет! — упрямо мотнул головой мальчик. — Тогда к господину Сигурду пойду и пусть он не все расскажет. Он же обещал мне, что я скоро увижу своего дядю. Вот пусть все и расскажет.
О чем только Ири думал в этот момент? Риторический вопрос! О чем он еще мог думать, кроме как о не о своих родственниках! В младенчестве потерявший мать, не знавший отца и все свое детство живший с ненавидящими его людьми, он страстно желал увидеть тех, кто бы стал относится к нему по-человечески. Правда, как это относиться по-человечески мальчик толком-то и не знал! Даже, когда думал о дяде и тете, Ири очень смутно и туманно представлял их первую встречу. Как это должно случиться? Они бросятся друг другу на шею? Будут радостно кричать и смеяться? Однако, он знал главное — при их встрече ему уже больше не будет тоскливо и грустно. Наконец, внутри него больше не будет расти это тяжелое чувство одиночества, из-за которого он едва не выл на луну.
— Вот пойду и спрошу, — приняв решение, Ири свернул с тропки и пошел напрямик.
В отличие от остальных, искать хозяина цирка было не нужно. Ири, как и любой здесь, прекрасно знал, что вечером Сигурд мог быть только в одном месте — у загона со своим любимцем, аргамаком трехлетком редкого белого цвета. Он крепко-накрепко запретил кому бы то не было приближаться к нему. Сам лично поил его. Кормил только отборной пшеницей. Часто баловал хрустящей морковкой и горбушкой хлеба, посыпанной солью. Иногда жеребец получал и невиданное в этих краях угощение — сахар, небольшие белые камешки, которые, тая во рту, оставляли после себя неземное ощущение сладости. Из всего циркового табора, только старая Гарда, много-много лет назад пробовала это заморское угощение и часто у вечернего костра рассказывала остальным о его особом, волшебном вкусе.
— А если он не опять ничего не скажет, то я… я… возьму и уйду, — храбрился Ири, пробираясь по высокой траве. — Скажу, что тогда сам пойду к дяде. Пусть только скажет где он живет. А что? Кресало и огниво у меня припасены, ножик тоже есть. Каринка вон нитку шелковую дала для рыбалки. Буду в дороге рыбалить, силки на сурков ставить. Еще орешки всякие и грибы в норках у мышей-полевок есть… Чай не пропаду один-то… Кажется, почти пришел. Эх, у господина Сигурда гости какие— то…
Прошептав это Ири, присел и дальше пополз в траве. Он осторожно-осторожно раздвигал траву, стараясь не издать ни звука. В этот момент ему даже в голову не пришло выйти из темноты, так как Сигурд жутко не любил, когда кто-то мешал его делам.
— … Что-то в этот раз вы рановато, Алсан-бей. Я ждал не раньше второго числа, — Сигурд сидел спиной к мальчику, поэтому ему была видно только лишь его спина и седая грива волос. — Что-то случилось?
Напротив него, прямо за догорающим костром, сидело трое мужчин в плащах с поднятыми капюшонами. Один из них, прежде чем ответить, откинул капюшон, обнажив полностью бритую смуглую голову.
— Что может случиться, мой друг, в этом мире? — мужчина вскинул руки и со смиренной миной на лице провел ладонями по лицу. — Все в руках неба. Мы же, грешные, можем только смиренно внимать его воле и смиренно исполнять ее. Именно так записано в Великой книге, да хранит ее Небо, — он вновь, как и его товарищи, ладонями коснулся лица. — Все в его воле… Просто, уважаемый Сигурд, наш караван уходит раньше. До месяца ветров мы должны выйти в море.