— Спасибо за подарочек, — подмигнул мне он. — Сочтёмся.
— Ничего личного, — пояснил я Андрею. — Просто я не хочу лишний раз кого-то убивать, а Ингвар обеспечит тебя досугом, исключающим засылание ко мне наёмников.
— Не сомневайся, — подтвердил Ингвар, связывающий Андрею руки сзади строительной стяжкой, — ему и так будет не скучно.
— Нас ждут великие дела, приятель! — сказал он Андрею, запихивая того в УАЗик. — Ты этого ещё не понял, но я твой новый друг и бизнес-партнёр! У нас будут долгие крепкие отношения. Стерпится-слюбится!
— Дурак ты, — неожиданно спокойно сказал мне Андрей. — Ничего ты не понял.
— Ты дурак и я дурак — посмеёмся просто так! — срифмовал привычно Ингвар и направил его в кабину ловким тычком ружья.
— Если враги тобой недовольны, значит, ты всё делаешь правильно! — утешил он меня. — Этого носорога из говна доставать будем?
Он кивнул на торчащий в грязи «Патриот», где, сидя на капоте, скучал Пётр. Против Петра у меня ничего не было, он, как мне кажется, просто исполнитель, так что я подъехал, чтобы он мог зацепиться тросом за крюк.
— Извини, — говорю, — но твой наниматель прокатится с нами.
Пётр не выглядел довольным, но позиция у него была слишком неудобной для аргументированных возражений. Мы могли его просто бросить в луже дожидаться, пока она высохнет.
Выдернули, отцепили карабин и уехали, не прощаясь. Догонять он нас не стал — и правильно сделал. Ингвар вообще довольно решительный мужик, в отличие от меня. Образ жизни обязывает. Уверен, он на моём месте сопли жевать бы не стал.
Я хотел было снова проскочить через ту сторону, но Андрей буквально забился в истерике, разом растеряв всю свою невозмутимость:
— Лучше, блядь, пристрелите меня здесь! — орал он. — Поймите, идиоты, нельзя мне сейчас в проход! Куда угодно можно, а туда — нет!
Кроме того, я подумал, что шифроваться с расположением дачи от Ингвара уже глупо, всё равно он из Андрея всё вытрясет, если захочет, так что поехали нормальным ходом, без «телепортов». На въезде в город к нам пристроился новенький «Лэндкрузер» с тонированными стёклами, где сидели вызванные Ингваром по телефону «помощники» вида несколько «братковского». Они забрали своего босса и Андрея, а я отправился по привычному маршруту — через гипер и строймаркет в гараж. Удивительно, сколько всяких вещей требуется человеку, который возжелал настоящей автономии на сколько-нибудь продолжительный срок!
Вечером сидели с женой в новых шезлонгах на берегу моря, смотрели на ленивые волны прибоя и пили красное сухое вино. Не знаю, о чём думала она, а я о том, что вот ради таких вечеров я всё и затеял — чтобы сидеть на берегу моря с любимым человеком и знать, что никто не придёт и не нарушит вашу тишину. А потом с криком: «Мама, папа, вы где? А вы не купаетесь? А почему вы не купаетесь? А мне можно? А что у вас в стаканах, сок? А он сладкий?» — прибежала Мелкая, и я решил, что некоторые исключения в этой идиллии всё же допустимы.
Глава 13
«…Is Putin starting a nuclear war? Russian leader accused of using deadly weapons…»
«…США готовы как можно быстрее разместить свои войска на территории Польши…»
«…Польша заявила, что в случае атаки оставляет за собой право отправить спецназ в российский Калининград. Там польские солдаты должны уничтожить такие важные цели, как ракетные установки…»
Утренний кофе был прерван сигналом смартфона — маякнул рабочий чат, у меня на него установлен фрагмент старой джазовой песни «Why don’t You do Right?» Вообще-то это песня «Почему ты такой козёл?» — женский плач о том, что мужик попался какой-то негодящий, и всё делает не так:
Я вырезал из неё музыкальную фразу: «Get me some money too…» — без текста, просто последовательность нот, — чтобы каждый раз напоминать себе о том, что я не просто так страдаю, а мне за это платят. Шутка понятная только мне, но у меня все шутки такие.
Подивившись, что нужно от меня Родине в такую рань — задачи ставит московский офис, а там раньше 10 утра никто сроду не появлялся, — открыл приложение.
«Евгений П. приглашает вас в секретный чат».
Надо же, в первый раз такое вижу. У нас и так довольно секьюрный мессенджер, несколько похожий по функционалу на tor-chat, но свой собственный. Он по умолчанию не хранит логов переписки на устройстве, — это иногда неудобно, но это требование безопасников. Если кто-то сопрёт мой смартфон и сумеет его вскрыть, то чёрта с два он что-то узнает о моей работе — никакой рабочей переписки, никаких документов, никаких файлов на устройстве не хранится. (За нарушение этого правила у нас вылетают из штата впереди своего визга). Я знал, что у этого мессенджера есть ещё особый режим «секретного чата», когда переписка идёт p-to-p, мимо серверов, сообщения удаляются сразу по прочтению и даже блокируется возможность делать скриншоты, но никогда им не пользовался, потому что для работы это неудобно. «Евгений П.» — это человек, пригласивший меня на работу и заодно координатор нашей группы аналитиков, обладающий сверхценным талантом понять расплывчатые хотелки государственного заказчика и перевести их в понятное рабочее ТЗ. Мы с ним не особо дружны, скорее, в хороших рабочих отношениях, так что я удивился такому персональному вниманию. Но к чату, разумеется, присоединился.
«Привет, у нас что-то настолько срочное? — натыкал я большим пальцем левой руки, правой держа кружку с кофе. — Родина ждёт от нас подвига прямо в 8 утра?»
«Нет, это не по работе», — ответил Евгений П.
«?» — спросил я лаконично. Не умею я быстро набирать одним пальцем по экранной клавиатуре, держа смартфон в той же руке, как нынешние подростки. Мне кажется, у человека противостоящий большой палец не для этого развивался.
«Силовики вывозят семьи из столицы, — напечатал собеседник. — Есть серьёзная инфа, что вот-вот стартует горячая фаза. Косьвинский Камень24 загружают, Вороново и Шарапово25 готовы к приёму…»
«Бля», — я уже поставил кофе и взял смарт двумя руками, но что-то содержательное сказать не мог. Так и смотрел тупо, как в окне с красивой анимацией тает сообщение, как будто кто-то быстро стирает его тряпочкой.
«Это совсем не паблик, ты понимаешь. Но у тебя ребёнок всё же, думай там себе чего-то…»
«А ты?»
«А я чего… Я ж не ВИП, в Вороново меня не позовут. Буду надеяться, что обойдётся, как в прошлый раз…»
Тут меня слегка отпустило. Однажды ЕП уже предупреждал меня, что «завтра начинается». И был, как позже выяснилось, прав — танки уже грели моторы, пилоты сидели в кабинах штурмовиков, а обслуга цепляла на крылья, что они там обычно цепляют. Но обошлось. Буквально в последний момент потенциальные цели поняли, что шутки кончились, и резко с дымом из-под копыт врубили заднюю. Наши тоже решили тогда спустить на тормозах, хотя многие по сию пору считают, что зря, надо было, мол, «резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонита». Впрочем, сейчас в политике принят «византийский стиль» — всё на интригах, непрозрачности решений и медленном выкручивании рук с невозмутимой улыбкой. Воевать в открытую — это последний шаг, которого лучше не делать никогда. Этот подход имеет свои плюсы и минусы, в паблике он практически никому не нравится — но до сих пор он работал, и отрицать это невозможно. Может, и сейчас проскочим?
«Какой сценарий?» — написал я.
«Ждём „Юго-восток локальный“, а там, сам понимаешь…» — ответил ЕП.
У нас для внутреннего употребления были расписаны несколько сценариев обострения до горячей фазы — «Юг-локальный», «Юг-глобальный», «Юг-террор», «Север-глобальный», «Север-тактический», «Восток», «Восток 2» и другие. А также «Полный Пэ». Все они были нехороши по-своему, но «Юго-восток локальный» по прогнозам специально обученных военных экспертов (не нас) имел вероятность сползания к сценарию «Полный Пэ».
Тут надо понимать, что наша группа отнюдь не занималась военной прогностикой и аналитикой, это не наш профиль и не наши компетенции. Для этого, в конце концов, Генштаб есть. Так что эти сценарии, на самом деле, не наши, а наоборот — вражеские, построенные на мониторинге западных военных аналитиков, выкладки которых периодически так или иначе попадали к нам. Творчество жанра «как именно мы вломим проклятым Рашнз». Документы были разной степени адекватности, от полного безумия до сливов высокой достоверности, однако постепенно, шаг за шагом, картина формировалась.
Главная опасность всех сценариев была в том, что они легко и непринуждённо перерастали из локальных в глобальные — вероятность такого развития ситуации независимые эксперты оценивали процентов в 80—90. К сожалению, этих экспертов никто не слушал. Стандартный подход к войне состоит в недооценке противника, переоценке своих возможностей и непонимании характера войны, которую страна начинает. Эта ситуация усугубляется катастрофической деградацией западной аналитики в отношении России — мы постоянно мониторили работы тамошних коллег, читали их доклады: как открытые, так и краденые хакерами… Это здорово повышало нашу самооценку, поскольку большая их часть была развесистой клюквой, из зарослей которой выезжал верхом на пьяном медведе полуголый kozak в ушанке с балалайкой в руках. Дело было не только в низком профессионализме экспертов, но и в отсутствии адекватной референтной группы — они основывались на информации «лояльных», а не компетентных источников. Поэтому представления политической элиты США о российском военном потенциале и политических процессах были основаны на выборке «политически удобных» корреспондентов, сообщающих своим слушателям то, что им хотелось бы услышать. Но это имеет и обратную сторону — они действительно могли рискнуть.
ЕП давно уже отключился, а я всё сидел над остывшим кофе. Читал новости, проглядывая наши и западные ленты с каким-то новым чувством болезненного интереса. В завораживающей картине гибели Помпеи меня всегда привлекал не тот момент, который запечатлел на своей знаменитой картине Брюллов, а первые дымки над Везувием, которые многое сказали бы вулканологам, будь они тогда в злосчастных окрестностях Неаполя. Первый лёгкий привкус серы в воздухе, первый робкий подземный толчок, слабенький, почти неслышный рокот и первая покачнувшаяся на столе амфора с вином. Настоящий ценитель видит в этом всю будущую красоту — серые облака пепла, могучий порыв раскалённого газа, величественный бег огненной лавы, и даже те трогательные пустоты, которые зальют гипсом на потеху туристам будущие археологи.
Вот так же завораживают, притягивая взгляд, первые движения будущей войны. Я наблюдал это уже не первый год — как в разных странах, день за днём, месяц за месяцем исподволь создавалась обстановка неизбежности катастрофы. Как вроде бы слабым, но постоянным информационным напором стимулировалась тревожность. Тревожность и неуверенность социума — это почва, на которой опытный селекционер быстро вырастит войну. Они задаются постепенно, намеками, тоном и интонацией. Убийства, катастрофы, катаклизмы и жертвы — неизбежный фон жизни многомиллиардного человечества, — переходят из информационных подвалов на первые полосы. Заголовки постепенно набирают градус кликушества и паники в духе «всёпропало мывсеумрем». Тут нет «всеобщего заговора» СМИ, он не нужен. Достаточно задать тренд, создать установку — и дальше процесс самоподдерживается положительной обратной связью. Чем больше общество пугают, тем больше в нём тревожность и тем выше запрос на алертную информацию — это древний, как мир, механизм безопасности стайных животных. Чем выше уровень тревоги, тем активнее работают фильтры сознания, заточенные на информацию об опасности. Уже пора бежать, теряя кал и надеясь, что тигр схватит не тебя, или ещё можно пособирать бананы с этого дерева? СМИ в погоне за читателем этот запрос считывают и делают заголовки ещё хлеще, накручивая новые витки коллективной паранойи. В тактической литературе ближнего действия начинается полный постап и зомбиапокалипсис — читатель судорожно заглатывает эту жвачку, смутно надеясь на «рецепты выживания». В США ураганно растут продажи оружия, в России — соли, спичек и тушёнки. И вроде нельзя сказать, что кругом говорят о войне, но она уже перестала быть чем-то абстрактным и стала фоновым фактором. В какой-то момент в её призыв вложено уже слишком много, чтобы она не случилась.
Я читал новости, привычно вычленяя из них медийные тренды и ключевые точки приложения сил влияния, и вместо паники меня охватывала тихая грусть — сколько всего хорошего будет потеряно и сколько потенциального уже не случится! Я невысокого мнения о человечестве в целом, обезьянье в нём всегда рано или поздно побеждает, но ведь мы почти уже полетели на Марс! Жаль, что этот уникально долгий период просветления — три поколения без большой войны! — заканчивается, и несколько хороших сериалов уже никто не доснимет, продолжения пары интересных книжек не выйдет, а очередной «Фоллаут» станет слишком реалистичным.
В общем, я бы окончательно впал в рефлексию и сопли развесил, но тут позвонил Йози и обрадовал меня сообщением, что Андрей куда-то делся, а Пётр встретил его неприветливо. Сказать, куда пропал Андрей, он отказался, но, судя по приметам, вовсю собирал вещи, готовясь куда-то валить. Куда делся Андрей я, разумеется, знал, но сообщать это Йози по телефону не стал. Вместо этого пригласил его с семьёй на пленэр, обсудить всякие новости. Вот прямо сегодня, да. Нет, ничего не надо. Нет, никакой культурной программы. Просто поболтаем. Ну ладно, мясо бери, лишним не будет. Да и пиво тоже. И жене скажи, чтоб взяла купальник. Да, вода будет солёной, угадал.
И плевать мне, как там Йози будет всё это жене объяснять. Я не знаю, насколько она в курсе, не моё это дело, но мне кажется, пора уже всем причастным всё узнать. Я вообще не сторонник сложных интриг, слишком утомительно держать в голове, кто о чём в курсе, а кто — нет.
Я же, взяв семью, включая Криспи, отправился на шоппинг. Криспи, кстати, как-то незаметно вошла в понятие «семья», хотя и не вполне понятно, в какой роли. Нечто вроде слегка ебанутой, но милой двоюродной сестры, которая увлекается эзотерикой, йогой и вообще веган, но всё же достаточно вменяема, чтобы посидеть с ребёнком. Криспи в последнее время стремительно прогрессировала. Если раньше она вела себя как ровесница Мелкой, то сейчас с нами жила странная, но несомненно взрослая женщина. Я чувствовал себя несколько виноватым перед ней — в бестолковой суете этих дней так и не нашёл времени толком поговорить. Она живой человек со своими интересами, пусть и в периоде реабилитации от тяжёлой ментальной травмы, а мы всё ещё вели себя с ней как с ребёнком, запросто всё решая за неё. Не вышло бы оно потом боком. Отчасти заглаживая вину, и потащил её с нами — благо, её странности уже не так бросались в глаза, как раньше. Может, она и выглядела слегка укуренной, но продавцов в магазинах одежды этим не шокируешь.
Это был классический бабский шоппинг «по тряпочкам». Ну, не совсем — я-то задумывал сделать акцент на туристически-казуальный стиль, ведь удобную и практичную одежду теперь делают только для туристов и военных. Однако сначала в «Декатлоне» не нашлось ничего достаточно розового для Мелкой, а потом «пучина сия поглотила ея» — женщины исчезли в вихре пакетов и калейдоскопе примерок, периодически вызывая меня к очередной кассе исполнить семейный долг — оплатить покупки. На мой взгляд, большая часть покупаемого была крайне далека от практичности, в том смысле, которую предполагает суровая автономия пережидания войны на пустом берегу моря. Однако я не стал спорить, понимая, что если всё пойдёт так плохо, как я думаю, то лучшим шоппингом следующего сезона будет мародёрка обгорелых тряпок в радиоактивных руинах. Поэтому пусть резвятся. Тем более что у Криспи ничего своего не было, только чужие обноски. Разве это жизнь для женщины? Ну а Мелкая вообще готова в магазине жить — спать в мебельном, есть в продуктовом, а остальное время поделить между розовыми тряпочками в одёжных и длинноногими куклами в игрушечных. В общем, почти ничего пригодного для постапа так и не купили, хотя завалили всю машину пакетами. Только я пробежался по одежде для охотников и рыболовов, приобрёл себе трекинговые ботинки, куртку, утеплённый непродуваемый комбинезон немаркого цвета «ой, я упал в лужу» и хорошие резиновые сапоги по колено. Но я всегда такое покупаю, это для меня не экстрим. Ладно, остаётся констатировать, что перестройка сознания на выживание в нашем семействе запаздывает. Надеюсь, что не фатально.