Девятого февраля был избран новый Вселенский Патриарх Кирилл I, а десятого он помазал на царство нового Базилевса, Ричарда I Плантагенета. С помазанием Ричард хотел повременить, сначала объявив Византию республикой, но соратники убедили его изменить решение. «Мы сделали то, что должно, и прятаться за республиканские тряпки – это трусость, Сир.» – прямо так и заявил ему адмирал-фараон, которого хоть и молча, но твёрдо поддержали Гийом де Баскервиль, Ицхак Левит и Патриарх Кирилл I.
Что с них взять… Люди древние и дикие, всё происходящее оценивают в очень узком диапазоне, будто подглядывают в замочную скважину. Ричард не боялся последствий этого шага, ему было наплевать, как это воспримут франки, но входить в историю Константинопольским мясником он не хотел. Не хотел, но пришлось.
Глава 4
Весть о взятии Ричардом Константинополя, достигла дворца Сите[15] семнадцатого февраля, всего на день позже известия о сдаче Женевы бешеному Роберту де Бомону, графу Лестера. Конечно, Женева – это ещё далеко не всё Бургундское графство, большинство замков на его территории до сих пор удерживалось гарнизонами франков, но сдача столицы была Знаком.
Прочитав донесение о падении Константинополя, Филипп-Август минут двадцать просидел неподвижно, как мраморная статуя, лишь холодный пот, стекавший из-под лопаток по позвоночнику, свидетельствовал о том, что он ещё жив. До короля франков внезапно дошло, что это не просто одна из войн, в которой можно чем-то поступиться, что-то уступить, откупиться, в конце концов, ради заключения мира, нет. Это была последняя война, которую невозможно закончить миром. Либо победа, либо смерть. А надежды на победу уже не было.
Датский король от союза отказался категорически, даже не став выслушивать, что ему за это предлагается, поляки деньги взяли, но после вторжения в Силезию бастарда Ричарда, герцога Богемии, рассчитывать на их помощь было по меньшей мере наивно, им самим теперь нужно было помогать, а получивший больше всех Базилевс, Алексей Ангел, уже оставил всё земное богатство проклятому Ричарду и сейчас исповедуется Святому Петру, перед вратами Рая. А скорее, чертям в Аду, сидя на сковороде.
Можно ещё было успеть устроить Ричарду пакость, вторгшись в Нормандию, но это уже ничего не изменит. Нормандию Ричард готов пожертвовать как пешку, ему такое развитие событий было бы даже на руку. Склонное к мятежам феодалов герцогство он готов сдать, слишком уж много местных баронов в нём склонялись на сторону франков. Сдать на время, чтобы отделить агнцев от козлищ, выявить скрытых врагов, а потом вернуться и всех их отправить следом за Базилевсом.
Чёртова Византия! Кто-же знал, что она настолько трухлявая, и падёт под ударом всего-навсего десятитысячного войска. Это при том, что пушки при взятии Константинополя не применялись, об этом известно из достоверных источников. Чёртовы пушки! Образец пороха раздобыть удалось, удалось и определить его состав, но это мало что дало. Купленные на вес серебра несколько бочонков «китайской соли» истратили на эксперименты, но результата добиться так и не удалось. Пушки, отлитые по образцу антиохийских, взрывались, убивая и калеча экспериментаторов, но стрелять не хотели. А та которая стреляла, получилась в четыре раза тяжелее оригинала. Такую можно разместить в городе, например, напротив ворот, но никак не маневрировать ей в полевом сражении. К тому-же, вся «китайская соль» доставлялась с востока контрабандой, и рассчитывать на регулярные поставки не приходилось.
Не приходилось рассчитывать и на вассалов. После того, как герцог Эд Бургундский и граф Людовик де Блуа приняли крест и отправились в Святую землю, первым желанием Филиппа-Августа было конфисковать владения дезертиров, он даже подготовил соответствующий эдикт, который так и не огласили. Архиепископ Реймса воспротивился этому категорически, заявив, что это вызовет немедленный бунт всех вассальных королю феодалов, даже самых лояльных. В таком случае всё закончится даже раньше, чем до Парижа доберутся германцы.
«Лояльных…» Филипп-Август поморщился. Лояльными теперь считались те, кто выплатил щитовые, а больше всех выплатил Ричард, будучи герцогом Нормандии, Аквитании, графом Анжу и Мэна. Сенешали его владений платили без напоминаний, даже не дожидаясь установленной даты, что выглядело хоть и завуалированным, но откровенным глумлением. Для Львиного Сердца установленные эти выплаты были каплей из моря его доходов и для всех посвящённых больше напоминали подачу милостыни. Откупиться предпочли даже те, кому для этого пришлось влезать в долги, а под знамя короля Франков встали только те сеньоры и рыцари, которым в долг уже не давали, и рассчитывать на их стойкость было по меньшей мере наивно.
Филипп-Август оказался в положении больного чумой, с которым опасались даже просто общаться, чтобы не подхватить заразу. Его уже списали и похоронили. Поддержку оказывали только церковные Пэры, которым категорически не нравилось происходящее в Риме. Они искренне считали Ричарда воплощением Дьявола, но какой с этого толк? Дьявол воевал в Северной Африке, Аравии и Константинополе, а до Парижа ему дела не было. На Париж надвигались оскорблённые потерей Бургундского графства имперцы, движимые вполне человеческими чувствами. Обвинить их в связи с Дьяволом-Ричардом? Засмеют. Становится посмешищем перед самой смертью не хотелось.
Да, именно смертью. Катастрофа приближалась неумолимо, ни отсрочить, не предотвратить её возможности не было, осталось только погибнуть так, чтобы потомкам не было стыдно, и спасти то, что спасти ещё возможно. В первую очередь сына.
– Монсеньор. – прервал затянувшуюся паузу король, посмотрев в глаза архиепископу Реймса, доставившему новость о падении Константинополя.
– Слушаю, Сир.
– Поручаю вам моего сына Людовика. Вы должны отвезти его к моему венценосному брату Ричарду. Я напишу ему письмо с просьбой о покровительстве Людовику и его достойном воспитании. Уверен, что Ричард не откажет, он не воюет с детьми. Отправляйтесь через Тулузу, где оставите на сохранение графу Раймунду мою казну, похоже, это всё, что я смогу оставить сыну в наследство. Деньги мне больше не понадобятся, а оставлять их в добычу германцам я не хочу.
– Вы уверены, Сир? Мне это кажется несколько преждевременным.
– Абсолютно уверен, ваше преосвященство. Начинайте готовиться немедленно и отправляйтесь как можно скорее.
– А вы, Сир?
– А я постараюсь погибнуть так, чтобы сыну не было за меня стыдно. И искупить тем самым хотя бы часть грехов. Ступайте, монсеньор. Чем раньше вы отправитесь в путь, тем лучше.
В конце февраля 1195 года у Спящего Леопарда появился собственный флот. Сразу после взятия Константинополя Ричард отправил ему шестнадцать шебекк и двадцать восемь галер, с подкреплением из второй терции Германского легиона, припасом для пушек, продовольствием, фуражом и приказом зачистить от греков Крым и закрепиться в устье Днепра-Славутича, пока не вскрылся лёд на реках.
Трудной задача не являлась. Лёд вскроется в апреле, так что в запасе было без малого два месяца, а достойных противников попросту не существовало. Матарху (Тьмутаракань) не пришлось даже штурмовать, она сдалась сразу, как только гарнизон и горожане поняли, что стоящее под стенами войско не боится гнева Базилевса и мимо не пройдёт. Поторговались пару дней, не без этого, но в итоге открыли ворота на условиях сохранения жизни и свободы. Практически приняли безоговорочную капитуляцию. Идти им всё равно было некуда, а все плавсредства достались победителям трофеями, как и всё прочее имущество. В итоге всех пленных определили в закупы, то есть в холопы с правом выкупа и направили на различные работы. Привычных к морю ловить рыбу, непривычных её солить, грамотных межевать землю под будущие посевы, а неграмотных собирать с полей камни.
– Ну что, Грегор. Пришла пора тебе становиться флотоводцем и полководцем. Из Корчева[16] гарнизон ушёл в Херсонес[17], но имея под рукой почти сто пушек и полсотни инженеров, возьмёшь ты его без особого труда. Дальше немедля выдвигайся в Кафу[18], там самый большой рынок рабов, а сервы нам очень нужны. После Кафы иди в устье Славутича и ищи место под крепость. На ерунду не отвлекайся. Херсонес, Кафа, укреплённый лагерь в устье. Как только вскроется Славутич, отправь несколько кораблей к порогам, пусть поищут там место под замок.
– Дожил на старости лет. – в ворчании сеньора Тира было столько наигранности, что он и сам себе не поверил, улыбнулся и благодарно поклонился – А ведь будто вчера я впервые посадил тебя на коня. Вот ведь время летит… Скоро уже и помирать.
– Помирать запрещаю. Во всяком случае до тех пор, пока не дойдём до Балтики. Мы с тобой выжили в чёртовой пустыне, а здесь посмотри какая благодать. Ничем не хуже нашей родной Шотландии. Это тебе добавит, как минимум, десяток лет, а за это время ты ещё королём успеешь стать.
– Будет тебе издеваться над стариком. Мало я тебя в детстве порол. Твой отец мне на это пенял, но я всё не находил повода. Сейчас вот повод появился, а возможности уже нет. Прав был старый Маккинли, пороть надо было впрок.
– Жениться тебе надо, старый ворчун. Бастардов наплодил, а законного наследника так и нет. Но этим займёмся после уже выполнения приказа.
– А тебе не надо?
– Тоже надо, но Лев мне запретил жениться без его одобрения. Но ты то не его вассал, а мой, тебя я сам женю.
– Ладно, Кенни, шутки в сторону. Кого ты мне отдаёшь?
– Всех, кто прибыл в пополнение. И весь флот. Я сгружу только необходимые припасы. Надеюсь, успеть дойти до Саркела по льду, степь уже через пару недель потечёт грязью.
– В пополнении только пехота, конных совсем нет.
– Пока они тебе и не нужны, а как доберёшься до порогов Славутича, наймёшь русов. После падения Константинополя их теперь много неприкаянных. Серебра у тебя хватает, в людях ты разбираешься, так что дружину соберёшь без труда. Как только разгрузишься, отправляй все галеры обратно. Своими трудами мы в этом году не прокормимся, нам нужно зерно, доклад об этом королю я напишу сегодня же. Вопросы есть, Грегор?
– Есть, Кенни, но к поставленной задаче они отношения не имеют. Задам их после, если сам ответов не найду.
– Тогда с Богом, старина, если что – не поминай лихом.
– Типун тебе на язык. – хрипло ругнулся старый шотландец и обнял своего воспитанника – Я ещё твоего сына на коня посажу.
Отправив подкрепление и снабжение Спящему Леопарду, Ричард занялся политикой. После помазания на царство в Константинополе, все крупные города империи присягнули ему без принуждения, в том числе и Смирна, к которой уже подступали сельджуки. Именно туда король и направился первым делом, оставив европейскую часть Византии на попечение Рудного воеводы, то есть, теперь уже Вселенского Патриарха Кирилла I. Корней Лютый был уже третьим из Пентархов, отказавшимся распоясаться и повесить меч на стену над камином, он всё так-же носил кирасу под мантией и передвигался верхом в седле, только лишь шлем согласился сменить на патриаршью тиару. Его новый Базилевс отправил наводить порядок в Адрионаполе[19] и договариваться с болгарами, а сам поспешил в Смирну.
С войском сельджуков к городу подступал сам Конийский султан Кей-Хосров, с которым Ричард пока не был знаком. Известие о смене власти в Константинополе застало сельджукское войско всего в пяти лигах от Смирны, где они и встали лагерем в ожидании прояснения сложившейся ситуации. Если Ричард и правда стал новым Базилевсом, то осадить присягнувшую ему Смирну значило начать войну с бешеными крестоносцами, которые не замедлят ударить в тыл из герцогств Эдессы и Антиохии. Было обидно, но следовало признать, что Лев своих обязательств не нарушил. Он никогда не говорил, что не собирается сам воевать против Византии. Да, теперь султану стало очевидно, что Ричард использовал его в качестве вспомогательного войска, которое оттянула на себя основные силы империи, оставив столицу и европейскую часть практически без защиты, но тот был полностью в своём праве, не нарушив ни одной буквы из заключённого договора. Этим можно было только восхищаться, если бы не было так обидно. Сельджуки уже дошли до Траппы[20], и после его взятия путь к Смирне был бы открыт, а Смирна была ключом к Эгейскому морю и расположенным на западе ничейной Греции, объявившей себя дурацкой республикой. Уже казалось, что сам Аллах отдал этих дураков под власть правоверным, но судьба лишь посмеялась над планами султана, в дело вмешался сам «Гнев Аллаха».
К лагерю сельджуков возле Траппы Ричард прибыл во главе символической свиты. Его сопровождала всего сотня рыцарей и оруженосцев, но беспокойства по этому поводу вождь крестоносцев не испытывал. Он распорядился вставать лагерем западнее города и отправил к султану гонца, с предложением встретиться. Можно было воспользоваться ситуацией и попытаться уничтожить «Гнева Аллаха», но во-первых, на его место заступит один из Демонов войны, которых у Ричарда было в достатке, один другого страшнее, во-вторых, Ричард всегда держал данное слово, как настоящий правоверный, поклявшийся на Коране, а его Демоны вряд ли будут вести себя так-же, в-третьих, вряд ли Львиное Сердце не обеспечил себе путь отхода, так что кажущаяся лёгкость его устранения наверняка была обманчивой, и, наконец, в-четвёртых, благодаря вождю крестоносцев Кей-Хосров стал обладателем одной из мусульманских реликвий[21], а это стоило как минимум простой человеческой благодарности. Поразмыслив, на встречу с Ричардом султан отправился взяв вдвое меньшую свиту, сем привёл с собой Ричард.
– Приветствую тебя, султан правоверных, храни тебя Аллах от глупых решений. У меня мало друзей среди мусульман, и не хотелось бы потерять надежду приобрести ещё одного. – вождь крестоносцев был на голову выше Кей-Хосрова и казался сплетённым из одних сухожилий. Одет он был вызывающе просто. Воронёная кираса, с закреплённой на левой стороне скромной брошкой[22], уже известные в султанате штаны, и берцы, украшенные лишь золотыми шпорами, а на голове стальная корона. Даже не корона, так назвать её было трудно, просто обруч с семью треугольными зубцами без каких-либо украшений.
Султан Кей-Хосров родился не кочевником и получил неплохое образование. Он свободно изъяснялся по-арабски и по-гречески, в достаточной мере владел лингва-франка и классической латынью и, разумеется, знал о философии стоиков. То, что перед ним сейчас стоит радикальный последователь этой философии, сомнений уже не оставалось. Султану на какой-то момент даже стало неловко за свой роскошный наряд.
– Благодарю тебя за то, что ты считаешь меня своим другом, «Гнев Аллаха».
– Я не сказал, что считаю тебя другом, султан правоверных, я сказал, что ты мог бы им стать в будущем, если между нами сейчас не случится войны. Я признаю твоими законными владениями всё то, что ты успел захватить, и даже этот городишко, как там его, ага Траппа, тоже будет твоим, но хоть один шаг дальше, будет уже началом войны между нами. Весь северо-западный берег, от Босфора до Смирны присягнул мне, теперь я за них в ответе. Но я не возражаю, если ты подчинишь себе Кавказ и получишь общую границу с Хорезмшахом. Грузинскому царству я защиты не обещал. Они не просили, а я не настаивал. Если тебе это интересно, гарантирую, что не буду вмешиваться. Через Кавказ ты получишь общую границу с единоверцами, и возможность расширять свои владения на восток. Будет куда отступить, случись между нами война.
– Я не хочу с тобой воевать, «Гнев Аллаха»!
– И я не хочу, султан правоверных. Ты честно выполняешь все договоры. Но мы с тобой не вечны, и кроме того, что оба воины, а значит постоянно рискуем жизнью, уже не так молоды. Что придёт в голову нашим наследникам ведомо лишь одному Аллаху. Но если ты имеешь возможность позаботиться о будущем сейчас, то почему бы этого не сделать. На Западе для тебя земель нет, а Восток огромен и сказочно богат. Индия, Китай – на них я не претендую. Разве что вы по дружбе уступите мне в них по одному порту для ведения торговли. Да и Грузинское царство очень неплохой трофей.
– Грузинское царство ведь христианское.