Шокированные такой бесцеремонностью, они уползали прочь, спеша укрыться в отдалённых от меня местах, и, даже, не помышляя вернуться обратно. Таким образом, я очистил площадку для ночной стоянки и, будучи уверенным в своём спокойном сне, решил немного поразвлечься.
А именно, мне взбрело в голову забраться на высокое дерево и посмотреть, нет ли конца у джунглей, по которым мы брели, в весьма условном направлении. Ориентировались мы, в основном, по звёздам, а также, по некоторым слабо уловимым признакам.
Взобравшись на древесный исполин, я направил свой взор сначала вперёд, а потом, и по сторонам. Везде простиралась зелёная волна необозримых джунглей. Залюбовавшись этой картиной, и отлынивая от обустройства ночного лагеря, я дождался темноты, и уже собирался было слезть дерева, когда решил посмотреть назад.
И что же я там увидел, а ничего… сначала. Затем моему острому зрению почудилось какое-то непонятное мерцание. Заинтересовавшись, я дождался ещё большей темноты и, наконец, различил вдали крохотный огонёк, бывший ни чем иным, кроме как огнём ночного костра, остановившихся на привал людей.
На тысячу километров вокруг никого не было. Возможно, здесь и обитали немногочисленные племена, но так откровенно разжигать костёр они бы не стали. Да мы и не видели следов их присутствия. Значит, это были наши очередные преследователи. Охотники, блин, за удачей, а точнее, за моей головой.
Далась им моя голова. Да, она большая и некрасивая, но это же не повод для того, чтобы отбирать её у меня. Что за мужененавистничество, и это у белых людей? Невозможно так себя вести, когда кругом одни джунгли. Нет, чтобы наслаждаться дикой природой и думать о дамах, а они…
А они так и ждут, чтобы нагадить мне. Ну ладно, раз вы и так идёте за мной, тогда я иду к вам… в гости, и я стал спускаться с дерева. Направление я, примерно, запомнил, поэтому не спешил. Мои люди не сильно устали и готовы были сражаться.
Правда, у нас оставалось мало патронов, зато, холодного оружия было вдоволь, и у каждого ещё было по револьверу. Здесь я отчётливо пожалел, что у нас нет с собой ручного пулемёта. Надо срочно ехать в Россию, или слать туда депешу о том, чтобы ускорили разработки.
А то, я им деньги, значит, даю, идеи подсказываю, а они там с женщинами коньяки пьют и с мужиками в баню, наверное, ходят, когда я тут, постоянно, из этой бани и не выхожу, если иметь в виду жаркий и влажный климат Африки.
А сердце-то уже не молодое, годочков-то уже почти тридцать пять, или тридцать шесть, а может, и все тридцать семь. Эх… уже почти старик, а ещё никого не вырастил и никого не посадил, кроме наместников в городах. Да, пора браться за ум! Завести себе дачу, овечек там или баранов. Лошадей, ослов. На слове ослов, я вернулся в реальность. Какие ослы, их и так кругом полно, каждый второй, каждым первым погоняет. Ужас просто.
А мне с ними дальше жить, и ещё пытаться управлять. Надо бы разбавить местных «ослов» пришлыми. Может, получится что-нибудь вменяемое. Я, конечно, в евгенике ни алё, но где-то, что-то читал. А то, нарвусь, в скором времени, на трайбализм (племенная обособленность) и будет мне весело, а также, всем моим малочисленным племенам.
Негры, они такие, любят друг друга множить на ноль, или рэзать, как любят говорить, гордясь своим акцентом, кавказцы. А уж резать друг друга, это у них народная забава такая, неизвестно почему прижившаяся, и стойкая в веках. Ну да, это я отвлёкся, сейчас надо бы напасть на преследователей. Я слез с дерева, прямо, как обезьяна, и сам усмехнулся ассоциативному сравнению себя с тем мнением, которое закрепилось в белом обществе. Ну, так получилось.
Слез я с дерева и, рассказав своим негритятам о появившейся проблеме, быстренько свернул свой лагерь и пошёл вместе с ними посмотреть, кто это у нас такой одинокий, во мраке сидит? А не хочет ли он компанию?
Новой компании, как оказалось впоследствии, никто не хотел, ну да я их и не спрашивал. Во мне тоже была маленькая частичка татарской крови, и я посчитал за честь быть незваным на этот праздник дикой жизни. Дальше пошли сплошные банальности. Понаблюдав из-за деревьев, за суетившимися на небольшой поляне людьми, в количестве около пятидесяти человек, мы дождались, когда они улягутся спать.
Затем, сняв троих часовых отработанным способом, напали на весь лагерь с одними ножами и револьверами, успев перерезать во тьме половину отряда, пока оставшиеся в живых не очнулись от сна и не подняли переполох.
Вот тут и началась потеха, как зимой поход за орехом. Крики, выстрелы, сшибки, драки. Наличие у моих воинов револьверов и преимущество в умении владеть холодным оружием, решили исход ночной схватки. Вскоре, в живых остался один только главарь, и то случайно.
Он просто успел убить напавших на него двух воинов, а в моём револьвере закончились патроны, и нож остался в каком-то, заросшем по самые глаза, тщедушном бельгийце. А про кинжал я забыл. Пришлось главаря стукнуть кулаком по голове, отбив ему мозги и получив при этом ушиб пальцев.
Но, «вырубил» я месье Дюка классно, и наповал. Сначала подумал, что даже убил, но, когда он застонал, а наступило это довольно скоро, я удивился, а если я удивился, значит, решил оставить его в живых.
Надо же ещё с кем-нибудь общаться, ума-разума набираться, а то всё один и один, в этих джунглях. Мои пятеро негритят разговаривать не любят, Саид тоже, всё больше молчит. А эти белые, страсть, как говорливы, особенно тогда, когда жить хотят.
Я, правда, по-французски не понимаю, но, может, он успеет научить, пока не сдохнет, и то хлеб. Всё же развлечение, а чтобы не сбежал, мы ему ручки свяжем, и на ночь настойку давать будем, чтобы себя не помнил, либо парализованным лежал, чем не воспитательный процесс, это же чудо из чудес.
На третьи сутки, месье Дюк, поняв, что я умею разговаривать на русском, но понятия не имею, как разговаривать на французском, неведомым для меня образом, смог выучить несколько слов, к тому же, он ещё и африканские языки немного знал.
Этого объёма ему хватило для того, чтобы попросить меня больше не давать ему парализующей настойки, от которой он не спал всю ночь и с ужасом ожидал, когда придёт к нему смерть, в любом обличье. Но наступало утро, а смерть не приходила, и всё начиналось сначала. Трое суток оказалось достаточно, чтобы сломить его волю. Но, на самом деле, он меня обманул, и на следующую же ночь попытался напасть на меня.
Повисев, для профилактики, пару часов вниз головой, а на ночь, приняв двойную дозу настойки, он исправился. Пить настойку он не хотел, но палочка из железного дерева смело вошла ему между зубов, и помогла раскрыть сосуд греха, в который я и влил «святую» воду.
Да, я по-всякому над ним издевался, после необоснованной попытки меня убить. Наконец, доведя его до крайней степени морального истощения, я предложил ему выбор, или он идёт со мною добровольно и поступает ко мне на службу, или, вот ему нож, и он может себя убить, или может идти на все четыре стороны.
Не дождавшись от него решения, я забрал своих людей и стал уходить. Муки выбора бродили по лицу старого уголовника и бывшего капрала. Поняв, что он не сможет переломить своего отношения к неграм, я вытащил револьвер и прервал его мучения, оставив тело лежать у корней могучего дерева. Так закончилась жизнь отважного наёмника и охотника за головами.
Не смог он себя переломить и выбрать то, что было, очевидно, спасительным для него, но каждый сам хозяин своему счастью, и нельзя отмахиваться от него, ради следования старым догмам. Отвернувшись от мёртвого тела, мы ушли под сень деревьев и вскоре растворились в дремучих джунглях, преодолевая милю за милей по девственному лесу, мы держали путь к городу Банги.
Интерлюдия. Алула Куби.
Рас Алула Куби был опытным полководцем. Поступив на службу к Мамбе, в последующем принявшем имя Иоанн Тёмный, он ни разу не пожалел. Сейчас наступил новый этап его военной карьеры. Предстояло самое масштабное сражение, к которому, возможно, он шёл всю жизнь.
Весь опыт мелких стычек и большой войны с дервишами сейчас перерабатывался его пытливым умом. Противник был силён, с таким же сейчас схлестнулись его родичи в Абиссинии. Да и дервишам приходилось несладко.
Генерал Китченер был один из лучших генералов Британской империи, и последовательно шёл к своему успеху, отжимая войска дервишей всё дальше в Судан, громя их отдельные отряды. То же предполагалось и здесь.
Некоторым вещам рас Алула Куби научился у Мамбы, как это было ни странно. Тот не уставал повторять, что главное в войне, это разведка, и добавлял непонятное для него слово, ИНФОРМАЦИЯ! Не чурался он ни запугивания, ни обмана, а также, не джентльменских способов войны, вроде ночных нападений, засад, и прочего.
Пользуясь преимуществом в знании местности и поддержкой населения, Алула Куби решил дать бой недалеко от вулкана Элгон. Расположив своё войско на высокогорном плато, он перекрыл дорогу английским колониальным войскам в Буганду, которая лежала за ним. Севернее вулкана простиралось озеро Виктория, северные берега которого принадлежали Германской Восточной Африке (Танзании), а южнее находился, почти полностью опустошённый, Южный Судан, путь в который также перекрывало войско раса. Селений и обработанных полей, засеянных продовольственными культурами, здесь почти не осталось.
Две батареи старых русских мортир рас выставил на склонах невысокой горы, воспользовавшись удачным рельефом местности. С собой он привёл двенадцать тысяч воинов, вооружённых однозарядными винтовками системы Бердана, да ещё и три пулемёта находились в рядах его войска.
Катикиро (наместник, первый министр) Буганды и бывший король Кабарега привёл с собою двадцать тысяч воинов, пять тысяч из которых были вооружены винтовками. У раса были ещё винтовки, но он побоялся пока передавать их катикиро, не убедившись в его лояльности. После обмена гонцами, они решили встретиться, чтобы разобраться, как между собой, так и с планом битвы.
Англичане находились, к этому времени, в двухдневном переходе и целенаправленно двигались на них. Бригадир Джон Конвайл, руководивший пятнадцатитысячным войском, не сомневался в своей победе. Пятнадцать пулемётов и сорок пушек подкрепляли его уверенность в себе.
Кроме этого, почти десять тысяч чернокожих воинов, примкнувших к нему со всех сторон, желали принять участия в набеге и грабеже. От этой армии требовалось только разбить объединённое войско короля Иоанна Тёмного.
Англичане также не пренебрегали разведкой, и даже в большей степени, чем мамбовцы. О том, что самого Мамбы не было в противостоящей ему армии, Конвайл прекрасно знал. Тот находился катастрофически далеко, у Атлантического побережья, и дни его там… были сочтены.
От перебежчиков и предателей из Буганды, бригадир Конвайл знал и о количестве войск противника, и о том, чем они были вооружены. Не знал он только, с чем и каким количеством воинов пришёл рас Алула. То, что враги Британской империи объединились и вместе встречали, навязывая сражение, его только радовало.
Проще разбить их одним ударом, чем гоняться потом по всей Буганде, да и его чернокожим союзникам необходимы трофеи, а также, назрела необходимость пустить кровь, как себе, так и врагам. Почти двадцать пять тысяч воинов и солдат было сейчас в его распоряжении.
Рас Алула Куби мог противопоставить не больше десяти тысяч воинов, да двадцатитысячный отряд катикиро Кабареги, и это против его пятнадцати тысяч, и десяти тысяч чернокожего «пушечного мяса», более чем лучший расклад.
Он, даже, искренне не понимал, зачем правительство Великобритании направило такой внушительный отряд, когда здесь хватило бы и пяти тысяч прекрасно обученных гуркхов, но, видимо, прошлые неудачи повлияли на их действия.
Что ж, он готов к решительным действиям, посмотрим, что могут противопоставить противники!
Катикиро Кабареги и рас Алула Куби встретились на вершине плоского холма, лежащего недалеко от позиций обоих отрядов. Церемонно поклонившись друг другу, в окружении своих ближних соратников, они приступили к переговорам.
— Приветствую тебя, о могучий рас, правая рука короля Мамбы!
— Долгих лет тебе, катикиро!
— Я привёл войско, как и обещал нашему королю.
— Я вижу, ты не предал нашего вождя.
— Ты омрачаешь мои мысли беспочвенными подозрениями, могучий рас.
— Везде предательство, о, умный катикиро. Но вождь умеет награждать, как и карать. Не одна голова торчит на его пиках. И все они посмели предать его. Никогда я не слышал о том, что Мамба бросил в беде своих людей.
— Воины боготворят его, враги — боятся. Женщины, в тайне, называют его именем своих сыновей и мечтают от него иметь детей, но он по-прежнему тоскует по потерянному счастью. Такой человек не способен на предательство, подобных он и приближает к себе.
— Готов ли ты сражаться за него и его дело? Сейчас ещё есть время уйти, не ударив в спину. Если это не ваша война, и вы готовы сдаться, то уходите. Мы не будем вам препятствовать. Мы будем сражаться до конца, и если нам суждено погибнуть в бою. Знай… Мамба отомстит за нас, иначе я не родился в Африке!
Повисла долгая и тягостная пауза. Оба полководца молча смотрели друг на друга, понимая без слов невысказанные мысли. Оба были умудренные годами, оба уже имели седину в курчавых негритянских волосах. Оба давно познали сладость власти и горечь поражений. Сейчас они молчали, каждый думая о своём.
Наконец, катикиро разлепил сухие губы.
— Не скрою, я сомневался, идти ли на эту битву. Многие бежали, перейдя на сторону врага. Ты смог перевесить чашу весов моих сомнений. Я всегда был человеком долга. Долг перед своими подданными и своим будущим всегда владел мною. Мамба поколебал мою веру, он не такой, как мы, он совсем другой, иногда я думаю, что он не из этого времени… Но он не из прошлого… нет… скорее, из будущего. Ты тоже так думаешь?
— Да, он не похож на нас, и за ним будущее, наше будущее… катикиро.
— Какой твой план битвы, рас?
— Я передаю тебе ещё пять тысяч винтовок, катикиро, обучи стрелять из них своих солдат, а план битвы будет такой, смотри… И рас начал чертить куском палки прямо на земле план сражения, то и дело, тыкая своей импровизированной указкой в сторону их позиций и предполагаемых позиций противника, указывая на возможные и планируемые манёвры, как их отрядов, так и армии англичан.
Встреча закончилась, полководцы разошлись по своим отрядам, отдавая необходимые указания, вооружаясь привезёнными винтовками и тренируя воинов в последней попытке научить их сражаться строем и не бояться англичан. Природа и люди замерли в тревожном ожидании битвы.
Ровно через два дня прибыло и войско англичан, по пути ещё больше обросшее желающими поучаствовать в ограблении Буганды и последующих развлечениях с её жителями. Силы противников замерли в неустойчивом равновесии. Всё было готово к сражению…
Глава 9 Битва за Уганду
Бригадир Джон Конвайл осознавал тот факт, что его войска находились в менее выгодном положении и ожидал нападения вождей, но так и не дождался этого. Местность между двумя армиями была сильно пересечённой и постепенно повышалась в сторону противника, так что он находился немного выше войск англичан. Пришлось генералу Конвайлу вводить в действие артиллерию.
Сорок горных пушек открыли беглый огонь по воинским порядкам негритянских войск. Позиции батарей тут же окутались пороховым дымом, сквозь который проглядывали огненные вспышки. Снаряды, набрав скорость, разрывались с гулким звуком, нанося урон противнику.
Неся потеря, ряды негритянского войска, пошатнувшись, стали организованно отступать назад, уходя с линии огня и разбегаясь в стороны, прячась за разбросанными кусками скал и больших камней. Но, вскоре оттуда послышался такой же грохот, это открыли огонь две батареи старых русских мортир. Их разрывные и фугасные бомбы по навесной траектории опускались далеко за пределами расположения войск англичан, и их союзников.