Тринадцать дней спустя Слваста стоял перед высокими двойными дверями кабинета бригадира Вениза. Одетый в полевую форму, грязный после дороги и ночевок в лагере. Капралы повели отряды в казармы разгрузить рюкзаки, вымыться и наконец-то поесть нормальной пищи в длинном зале столовой штаб-квартиры. Они были последними из личного состава полка, кто вернулся с прочесывания. Их привез их обратно в Чам гражданский пассажирский поезд; специальный состав с остальной частью полка вернулся неделю назад.
Одна створка дверей открылась, и вышла полковой адъютант майор Рашель, серебристо-седые волосы которой были свернуты в тугой узел. Она прожила уже больше девяноста лет, и кожа ее задубела за десятилетия, проведенные под субтропическим солнцем, где Рашель командовала зачистками. Слваста не мог не уважать ее за многолетнюю службу. Но все осталось в прошлом, а теперь майор Рашель стала одним из множества престарелых офицеров, без толку просиживающих в штаб-квартире. Таких насчитывалось несколько десятков, и все получали из бюджета округа немаленькое жалованье. По мнению Слвасты, эти деньги стоило потратить на солдат, занимающихся практическим делом. А что касается внедренных стариками правил, которые мешали полку эффективно функционировать…
– Он вас ждет, – коротко сказала Рашель.
Слваста последовал за ней через двери. Кабинет бригадира Вениза был еще одним примером потворства своим желаниям. Огромная, выложенная плиткой комната с арочными окнами высотой под самую крышу. Лопасти большого вентилятора мягко вращались над открытыми ставнями, их приводил в действие мод-гном в углу, который тянул за шнур, раскачиваясь взад-вперед. «Еще одна неуместная вещь», – подумал Слваста, пока шел через всю комнату к столу бригадира. Тем более, что вентилятор совершенно не спасал от жары. При этом Слваста держал свой панцирь гладким и непроницаемым, не желая показать недовольство и разочарование в связи с неудачной зачисткой.
– Сэр.
Он подошел к столу и вытянулся во фрунт, отдавая честь бригадиру.
Вениз делал вид, будто читает документы из толстой папки. В прошлом месяце в полку состоялся торжественный обед в честь дня рождения бригадира. Ему исполнилось сто двадцать лет. Дворянство со всего округа заполнило офицерскую столовую, еще и на плацу пришлось установить два павильона. Слваста знал, во сколько обошлось мероприятие; по-видимому, это была главная причина, по которой полк до сих пор не купил земных лошадей, чтобы заменить всех мод-лошадей.
Бригадир прекрасно выглядел для своих лет. Все еще подтянутый и энергичный, в очках в тонкой металлической оправе, компенсирующих близорукость, и с тонкими усиками, подчеркивающими достоинства возраста. Он поднял глаза от папки и указал на один из двух стульев, стоящих перед древним столом с затянутой кожей столешницей.
– Садитесь, лейтенант.
В голосе бригадира не прозвучало ни намека на то, какое направление примет разговор, а его панцирь был даже крепче, чем у Рашель.
Слваста сел, держа спину прямо. Майор Рашель опустилась на второй стул и повернулась к Слвасте.
Бригадир положил папку на стол рядом со стопкой таких же.
– Итак, лейтенант, расскажите мне, что произошло.
– Сэр, мы перехватили преступника по имени Найджел, который действовал в нашем районе зачистки. Я уверен, он увез несколько яиц паданцев.
– Ах вот как. И на чем основана ваша уверенность?
– Его лошади что-то тащили за собой. Найджел утверждал, что это было их собственное походное снаряжение, якобы они помогали с зачисткой в том районе. Тогда я не мог опровергнуть его слова и вынужденно отпустил Найджела. Потом мы нашли яйцо.
– Отличная работа. Продолжайте.
– Одно яйцо. Всем известно, такого не бывает.
– Нельзя спастись, если яйцо уже начало поглощать тебя, – сказала Рашель. – Еще один всем известный факт. Но бывают исключения.
Слваста раздраженно посмотрел на нее.
– Мы тщательно прочесали весь участок и нашли еще две зоны Падения, но в них не оказалось яиц. Зато там были следы – в обе зоны кто-то успел добраться раньше нас. Найджел забрал яйца.
– Значит, этот Найджел на самом деле паданец? – спросил Вениз.
– Он лично – нет, сэр. Его кровь была красной.
– Значит, его люди? – надавила Рашель.
– Нет, – сказал Слваста. – Я проверил их всех. Но одна из его лодок находилась ниже по течению. В тот момент мы этого не знали.
Бригадир моргнул.
– Я могу представить, что гнездо способно добраться до яиц раньше, чем наши отряды. Вы знаете об этом по собственному опыту. Но преступная банда, забирающая яйца паданцев? Невероятно. Их нельзя продать на черном рынке. Во всяком случае, мне ничего подобного не встречалось. Майор?
– Нет, сэр. Это исключено.
– Лейтенант, вы слышали что-нибудь о продаже яиц паданцев?
– Нет, сэр, – признался Слваста.
– Тогда зачем Найджелу их забирать?
– Я не знаю, сэр.
– Только морские пехотинцы могут перемещать яйца паданцев, больше ни у кого нет на то ни квалификации, ни позволения. И это редкое событие: они увозят яйцо в Варлан только тогда, когда оно требуется для изучения Исследовательскому институту паданцев. Разве не кажется более вероятным, что до яиц добралось гнездо и унесло их?
– Это возможно, сэр.
– И вы пытаетесь раздуть историю с этим Найджелом, желая оправдать свою неспособность найти гнездо! – обвинила его Рашель.
– Нет! Во всем районе не было никакой другой подозрительной деятельности. Это Найджел забрал их.
– Если вы правы, то мы должны предположить, будто он исключительный негодяй и работает на гнездо за деньги, – сказал Вениз. – Это невероятная мысль. Я никогда не думал, что доживу до такого.
«И все же вы не правы, – подумал Слваста. – Найджел не чья-то марионетка».
– Да, сэр. Это объяснило бы происходящее.
– Хорошо, – сказал Вениз. – Мы оповестим морских пехотинцев, что яйца забрало гнездо. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, как подобное заявление скажется на репутации и статусе нашего полка.
– Да, сэр. Я все понимаю.
– Идем дальше. Расскажите мне о ферме Бекенца, лейтенант.
Слваста сделал все возможное, чтобы не поморщиться.
– Именно там мы обнаружили одну из пустых зон Падения, сэр, в неосвоенной местности, недалеко от границы фермы.
– Как вы в этом убедились? – спросила Рашель. – Вы сказали, яиц там не было.
– Я знаю, как выглядит зона Падения, уж простите, – сказал Слваста.
– Место было довольно далеко от границы фермы Бекенца, так ведь? – заметила Рашель.
– Ферма оказалась ближайшим человеческим жильем, – твердо ответил Слваста. – Я обязан был убедиться, что они в безопасности.
– И вы проверили каждого на ферме, как вы это обычно делаете? – спросил Вениз.
– Да, сэр. Все они были людьми.
– О да, все они люди, а Бекенц, как оказалось, седьмой сын Хамиуда, крупнейшего владельца недвижимости в Преровском округе.
– Да, сэр. Так он утверждал.
– Он сказал вам об этом, когда вы приказали своим бойцам перебить всех нейтов и мод-животных на ферме, верно? – уточнила Рашель.
– Да, это так.
– И вы все равно устроили там бойню?
– Сэр, паданцы способны контролировать модов гораздо лучше, чем мы. Я знаю это наверняка. Невозможно сказать, какие приказы яйцо могло дать модам. Они могли уничтожить всю семью Бекенца. На ферме были дети.
– Лейтенант, я уже потерял счет тому, сколько раз мы с вами разговаривали на эту тему, – сказал Вениз. Он похлопал по стопке папок на столе. – Чего нельзя сказать о других.
– Сэр, способ, которым паданец может контролировать модов, был описан и зарегистрирован…
– Я знаю. А знаете ли вы, какую компенсацию пришлось выплатить совету округа в результате ваших действий?
– Я спасаю жизни, сэр. Извините, если это не встречает поддержки.
– Лейтенант, я вам всячески сочувствую, и все признают, что вы – один из лучших офицеров в своем поколении. Просто некоторые ваши методы слишком суровы для наших мест. Есть те, кому они не нравятся, в их числе очень важные люди. Даже из мэрии связались с нами, выражая озабоченность устроенным вами уничтожением животных. – Вениз поднял руку, предупреждая протест Слвасты. – Я на вашей стороне. Я ценю то, что вы сделали для полка, и мы будем применять ваши методы в будущем: обучение солдат, тренировки и все такое. Кроме того, на следующей неделе полк закупит двадцать земных лошадей на городском торге.
– Это хорошая новость, сэр, – сказал Слваста.
– О да. Я покажу чертовым гражданским, что на меня нельзя надавить. Здесь командую я, и так будет до тех пор, пока вожжи не выпадут из моей хладной мертвой руки. Понятно?
– Да, сэр.
– А вы, Слваста, получите повышение.
– Э-э… Сэр?
– Вы все слышали. – Бригадир взял со стола свиток; к нему был прикреплен на ленте оттиск печати полка. – Я уже подписал приказ. Поздравляю вас, капитан.
– Я… Благодарю вас, сэр.
Слваста, растерянный и счастливый, принял свиток.
– Вы заслужили. И потом, офицер связи полка не может быть младшим лейтенантом.
Радость Слвасты мгновенно испарилась.
– Офицер связи?
– Именно, – сказала Рашель. – Вы станете нашим представителем в столице. Вы будете заседать в Объединенном полковом совете и участвовать в разработке политики. Вы сможете объяснить всем свои методы, чтобы их можно было внедрить на всем Бьенвенидо. Кстати, когда доберетесь до столицы, уведомите командующего морской пехотой об этом вашем Найджеле.
– Сэр, прошу вас, не надо. Мое место в поле. Я не могу…
Лицо Вениза не дрогнуло.
– Вам оказана большая честь получить назначение на важный пост. Не подведите свой полк. Вы свободны, капитан.
Слваста долго смотрел на бригадира. Он проиграл и знал это. Оставался единственный вопрос – насколько сильно он позволит им себя потрепать. Если он начнет протестовать, откажется от назначения, у них будет повод разжаловать его в рядовые за неподчинение. И Слваста не мог не вспомнить слова Найджела о том, что он беспокоит свое начальство; Найджел практически предсказал нынешнюю ситуацию.
Поэтому Слваста поднялся на ноги, отдал честь и сказал:
– Благодарю за предоставленную возможность, сэр. Вы не пожалеете об этом.
Вежливое самообладание Вениза оставалось безупречным, а вот панцирь Рашель не смог полностью скрыть ее подозрения по поводу того, что он подчинился слишком легко.
Слваста повернулся и вышел из кабинета.
«Я вернусь, – молча пообещал им он. – Вернусь, чтобы отправить вас прямо в глубины Уракуса».
Рабочий кабинет был настолько экстравагантным, насколько мог быть лишь кабинет в Капитанском дворце. Светлый и прохладный даже в самые худшие из летних дней Варлана, он находился на первом этаже в государственном крыле дворца, и из его огромных арочных окон открывался вид на бульвар Уолтона и панораму городских крыш внизу. Люстры, подобные хрустальным лунам, свисали с потолка вдоль всего кабинета, а в промежутках между ними медленно вращались огромные восьмилопастные вентиляторы, которые приводили в движение моды в потайной комнате. Стены украшали написанные маслом картины, изображавшие героические сцены с участием прежних Капитанов, ведущих полки против паданцев. Золотые рамы блестели в щедро льющихся в окна потоках солнечного света.
Предметов мебели в кабинете стояло немного. Если пройти от двери четверть длины кабинета по блестящему черно-белому плиточному полу, посетитель оказывался у письменного стола из яблоневой древесины с мраморной столешницей размерами пять на три метра. За столом располагалось кресло с резной позолоченной спинкой, обращенной к огромному камину. Два стула для посетителей стояли перед столом, их бархатные сиденья были новенькими, неистертыми: никто не садился в присутствии Капитана, во всяком случае, в официальной обстановке. По традиции, стулья предназначались только для членов семьи. В альковах стояли пьедесталы с бюстами самых почитаемых предков. В дальнем конце комнаты красовались древние вазы с внушительными охапками свежесрезанных цветов.
Капитан Филиус сидел за столом. Две помощницы стояли сбоку, держа папки, заполненные бумагами, которые требовали его подписи. Обе молодые женщины носили особую вариацию стандартной дворцовой униформы – форма облегала их плотно, как вторая кожа, и имела глубокий вырез до самого пупка. Хотя Филиус и приближался к среднему возрасту, однако в свои семьдесят семь лет он продолжал наслаждаться всеми плотскими удовольствиями, доступными мужчине. К счастью, благородная кровь не подвела его: Капитаны были одарены высокой устойчивостью к болезням, поэтому их обычная продолжительность жизни позволяла им комфортно чувствовать себя и после ста лет. Если только их наследники не проявляли нетерпение. Именно такое несчастье постигло нескольких предков Филиуса за последние три тысячи лет. И Капитан не питал иллюзий по поводу своего собственного сына Аотори.
«Сэр? – телепнула ему секретарша из приемной. – К вам пришел Тревин».
Филиус поднял глаза от стопки бумаг, которые он уже подписал.
«Хороший повод, чтобы прерваться. Пригласите его войти».
Он положил богато украшенную перьевую ручку на золотую подставку.
– Мы продолжим позже. Вы свободны.
Одна из помощниц взяла подписанные документы. Обе улыбнулись ему и пересекли кабинет, направляясь к двойным дверям в его дальнем конце. Филиус проводил их удовлетворенным взглядом.
Тревин вошел, когда девушки достигли дверей. Возраст мужчины приближался к ста двадцати годам, и его черные как смоль волосы отступили со лба, образовав большую залысину. Оливковая кожа черепа лоснилась и сверкала в солнечных лучах, заливающих кабинет. Тревин носил простой серый костюм, ничем не примечательный – как и положено человеку его профессии. Он вообще умел оставаться незаметным, будто от природы обладал маскировочным пологом. На его лице с тонкими чертами проступили первые морщины – возраст высушил его кожу. Маленькие очки в серебряной оправе венчали длинный нос.
– Прошу, садитесь, – предложил ему Филиус, как предлагал всегда.
Тревин был родней, двоюродным братом. Естественно, ведь только члену семьи можно доверить управление капитанской полицией.
– Сэр. – Подойдя к столу, Тревин слегка поклонился. Как всегда, он остался стоять.
– Что у нас с проспектом Жасмин?
Через три месяца будет годовщина – сто лет со дня восстания на проспекте Жасмин, последнего из серьезных гражданских волнений на Бьенвенидо.
Тот год оказался неудачным для деда Филиуса, когда плохой урожай совпал с демографическим всплеском. Разумеется, беспорядки были решительно подавлены. Возможно, даже слишком решительно. Много казненных и еще намного больше приговоренных к работам на рудниках Падруи. Год спустя имена мучеников кто-то вырезал на стенах проспекта. Городской совет быстро убрал их, отремонтировал стену, а через год они снова появились. Удалены. Восстановлены. Удалены. И так продолжалось десятилетиями, несмотря на то что шерифы охраняли проспект во время годовщин события. Семьи погибших оказались довольно живучими. Это превратилось в ритуал, досадно не позволяющий забыть о причине.
– В университете много разговоров о том, чтобы отметить годовщину, сэр.
– Чертовы студенты! Всегда готовы поучаствовать в беспорядках.
– Да, сэр. Конечно, не студенты из хороших семей. А вот приезжие из провинций и средние классы могут создать кое-какие проблемы. Они нынче необычайно настойчивы.
Филиус поднял бровь.
– Радикалы организуются?
Нота неуверенности окрасила мысли Тревина.
– Нет, не радикалы. Непонятная волна мягкого недовольства, но она все ширится. У движения нет определенного руководства, что необычно. Хотя мои агенты в общежитиях сообщают, будто формируется новая свободная организация. Ничего формального, ничего официального, никакого названия для этого объединения, но кто-то или что-то их взбудоражило. У них есть общая цель, и они поддерживают друг друга.
– Организация по определению должна быть организована. Кто-то должен за этим стоять.
– Так точно, сэр.
– Но вы не можете их найти?
– Если они и существуют, они неуловимы.
Филиус откинулся на спинку стула, больше удивленный, чем обеспокоенный.
– Они перехитрили вас? Вас? Группа студентов?
– Я провожу расследование. Если их кто-то возглавляет, он будет разоблачен и нейтрализован.