Герберт, обернувшись, скривился:
— Если думаешь, что меня прельщают твои мёртвые прелести, вынужден разочаровать. Даже если бы меня интересовала подобная ерунда, твою кандидатуру на эту роль я бы в любом случае не рассматривал.
— Слащавые женоподобные нарциссы, знаешь ли, тоже не в моём вкусе, — буркнула Ева. Немного успокоившись, опустила книги на стол и поспешно проследовала за некромантом в коридор. — Зачем тогда?
Ванную комнату, расположенную на её этаже, Эльен показал Еве ещё вчера, по окончании вечернего урока с Гербертом. Та оказалась куда лучше Евиных ожиданий: просторный светлый зал с белёными извёсткой стенами, вполне сносной каменной раковиной со смесителем и двумя вентилями (подумать только) и большим прямоугольным бассейном, выложенным разноцветной мозаикой. Вода из крана текла тёплая, и умылась Ева с комфортом. Помыться она тоже думала, и как раз сегодня — но сильно сомневалась, что некромант помешан на чужой личной гигиене.
— Для нормальной работы твоему мозгу требуется множество веществ, которых теперь ты не получаешь. Я создал раствор, призванный это компенсировать. Слуги всё приготовили. — Герберт шёл к лестнице наверх, не оглядываясь. — По этой же причине время от времени тебе требуется сон. Твоё тело его не требует, но твой мозг без него скоро придёт в негодность. Кроме того, сон помогает закрепить новые навыки и формирует долгосрочную память, что является необходимой частью твоего обучения.
Ева очень живо представила себе бассейн, полный мерзкой зелёной субстанции с запахом формалина — и её слегка передёрнуло.
— То есть я буду лежать в некоем растворе? — поднимаясь по гулким ступенькам, безнадёжно произнесла она, ведя рукой по каменным перилам. — И долго?
— До утра. Ты будешь спать в этом растворе. Совместишь два полезных занятия. Если ты забыла, ты теперь не дышишь, так что это для тебя не проблема.
В этот момент Ева очень отчётливо вспомнила о своём плачевном состоянии. Она приняла его, даже шутила о нём — но за уроками магии и мыслями о бунте почти забыла о его истинной плачевности; и, промолчав, обречённо побрела за Гербертом по направлению к ванной.
В конце концов, в некромантии он точно разбирается побольше неё. Судя по тому, что сейчас она мыслит и, следовательно, существует (и даже сомневается — всё по Декарту), своё дело он всё-таки знает. Надо относиться ко всему этому, как к лечебным процедурам; а возраст, когдаты не понимаешь смысл понятия «неприятная необходимость» и бьёшься в истерике у кабинета зубного, заслышав визг бормашины, Ева переросла приблизительно двенадцать лет назад.
Когда они вошли в ванную, заставив хрустальные свечи по стенам вспыхнуть, раствор уже ждал в бассейне, наполненном примерно наполовину. К облегчению Евы — прозрачный, золотистый, подрагивавший, как самая обыкновенная вода. На вид ничуть не противный. Вдохнув, следов какого-нибудь мерзкого характерного запаха девушка тоже не ощутила.
Всё не так уж и плохо, подумала она.
Как выяснилось буквально минутой позже, преждевременно.
Герберт присел на одно колено рядом с бассейном; старое, пожелтевшее от времени зеркало на стене подле маленького окошка отразило его движение. У этого же зеркала Ева вчера наконец полюбовалась на себя, убедившись, что смерть ей даже к лицу. Во всяком случае, выглядела она лишь чуточку бледнее обычного. И даже симпатичнее своей фотки с выпускного бала, а ведь тогда на её лице был тональник, на губах — помада, а на ресницах — тушь. Не тонна штукатурки, но всё-таки. Кроме того, на полочке под зеркалом нашлась щётка для волос: почти ей не пригодившаяся, потому как длинные светлые пряди невесть каким образом умудрились совершенно не спутаться. Хотя для приличия Ева всё равно тщательно их расчесала.
Магия, не иначе. Она же теперь девочка-волшебница, можно сказать. Хорошо хоть перед боем не перевоплощается с занятными спецэффектами, напоминающими о запрещённых к приёму веществах и призванными обрядить её в соблазнительный (и притом защищающий от вражеских атак — куда там броне) костюмчик с короткой юбочкой. А оставаться приятной глазу милашкой, даже отбиваясь от орды монстров, без магии точно не выйдет…
Одной ладонью коснувшись воды, другой Герберт принялся сосредоточенно выплетать в воздухе рунную цепочку.
— И как часто мне нужно это делать? — невзначай спросила Ева, следя за его движениями.
Некромант не ответил. Не сразу. Его пальцы чертили руны так быстро, что различить знакомые Ева так и не смогла; и когда он выпрямился, золотистая вода замерцала.
— Раз в два-три дня, — наконец откликнулся Герберт. — Сколько ты протянешь без этого, не знаю. Прежде на людях не экспериментировал. Полагаю, не больше недели, и это оптимистичный прогноз. Раздевайся.
Вода отливала перламутром, искрясь так, будто в ней растворили сияющие пылинки. Это было даже красиво. И, залюбовавшись, Ева не сразу услышала последнее слово.
Когда же услышала, то посмотрела на некроманта: стоявшего подле бассейна, скрестив руки на груди с видом, ясно говорившим, что никуда уходить он не собирается.
— Я, конечно, всё понимаю, — вымолвила Ева с лёгким раздражением, — но, может, ты выйдешь? Не знаю, как принято в вашем мире, но у нас девушки не каждый день купаются при посторонних.
— Мне нужно контролировать процесс, — невозмутимо возразил Герберт. — Как я уже говорил, прежде на людях я не экспериментировал. Что-то может пойти не так. Состав может оказаться неверным. Если я допустил ошибку, то должен выявить её как можно раньше.
Он что, будет следить, как она спит? Кошмар какой.
— Тогда можно я останусь в одежде?
— Нет. Она будет мешать.
В его взгляде не было ни злорадства, ни голода, ни предвкушения. Одно лишь раздражение — от того, что глупая девчонка снова проявляет свою глупость во всей красе.
Это явно не было ни местью, ни извращённой прихотью.
— Отвернись хотя бы, — уже тише попросила Ева. Понимая, что это глупо: даже если она разденется и залезет в ванну не на его глазах, потом ей всё равно предстоит несколько часов пролежать под его наблюдением в прозрачной воде. Но там хотя бы золотое мерцание чуточку прикроет…
К тому же во сне она не будет чувствовать его взгляд.
Герберт лишь усмехнулся пренебрежительно.
— Я готовил тебя к поднятию. Мыл тебя. Исцелял твои раны. Вживлял тебе в грудь энергетический проводник. Ты всерьёз считаешь, что под твоей одеждой скрыто нечто, чего я ещё не видел?
Её терпение лопнуло перетянутой струной.
— Ладно. — Резко отвернувшись, Ева стремительно направилась к двери. — Тогда выйду я.
— Никуда ты не пойдёшь. Это нерационально. — Дверь, которую она уже рванула на себя, захлопнулась; круглая ручка потянула девушку за собой, едва не заставив впечататься носом в дерево. — Я могу отдать приказ, но от рвения поскорее его исполнить ты просто порвёшь на себе рубашку. В вашем мире, кажется, есть лекари? Относись ко мне, как к лекарю… в данный момент. Не знаю, как принято в вашем мире, но у нас девушкам, как и мужчинам, порой приходится раздеваться перед лекарями. Непосредственно от процесса разоблачения вроде никто не умирал. Хотя тебе это в любом случае не грозит, — добавил он.
Ева стояла, почти уткнувшись лбом в запертую дверь. Понимая, что рациональное зерно в его словах несомненно есть. Что они насмешливо подражают тому, о чём она сама думала совсем недавно.
Однако то, что он не собирался ни на йоту считаться с её чувствами, вызывало у неё смутное желание призвать смычок и вмазать ему как следует. А попутно ещё разнести всю ванную к чертям — так, чтобы полегчало.
— Повернись. — Слово подкрепила магия, и Ева помимо своей воли развернулась на пятках. — Чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда. — Глаза, светлые и холодные, как горное небо, бесстрастно встретили её кипевший возмущением взгляд. — Ты. Меня. Не интересуешь. Не в том плане, в каком тебе, возможно, хотелось бы. Меня не интересуют женщины. И мужчины. И животные. Я равнодушен к этой стороне жизни, потому что считаю постель сильно переоценённым источником удовольствия. Я равнодушен к каким-либо отношениям, потому что считаю людей неблагодарным объектом для преданности. Магия — это достойный объект. Моя наука. Моя цель. Никак не ты. Надеюсь, я достаточно доступно объяснил? А теперь — раздевайся.
Ева, не ответив, вновь повернулась к нему спиной.
Очень, очень медленно присела, чтобы снять кеды.
Если бы ей нужно было дышать, сейчас она бы дышала тяжело. И если бы сердце у неё могло биться, сейчас оно бы заставило кровь гневно колотиться у неё в висках и стыдливо приливать к щекам. Но Ева не дышала, и сердце хранило неподвижность; и только мысли бушевали в голове, сплетаясь контрапунктом, певшим о долгой и мучительной смерти одного венценосного сноба.
Однажды ты мне за это ответишь, сволочь, думала она, с ненавистью стягивая штаны, оставив длинную рубашку напоследок. Ох, ответишь.
Яростно потоптавшись на нижней части своего облачения, она расстегнула пару пуговиц верхней. Стянув рубашку через голову, швырнула себе под ноги — и, глядя ровно перед собой, чтобы ни в коем случае не встретиться глазами с тем, кому в мечтах она уже сворачивала шею, нырнула в бассейн.
«Перевернись».
Приказ прозвучал в голове. Снова подкреплённый рывком за невидимые колдовские ниточки. И поскольку теперь Еве как никогда не хотелось пробуждать в венценосном снобе ненужные подозрения, она не стала проверять догадку, родившуюся ночью — о том, как можно этот приказ обойти. Так что просто позволила телу перевернуться и всплыть; злобно жмурясь, ощутила, как чужая ладонь накрыла камень, сиявший в её груди, и по алому сиянию, пробившемуся даже сквозь закрытые веки, поняла, как ярко вспыхнул сейчас колдовской рубин.
— Выдохни, чтобы погрузиться.
Это он велел уже без магии. Но Ева всё равно послушалась: ей и самой хотелось поскорее скрыться под водой.
Ладно, Гербеуэрт тир Рейоль, сказала она неслышно, утонув в прохладной вуали водной тишины. Посмотрим, как ты запоёшь завтра.
Если, конечно, у неё всё получится.
«А теперь спи».
Заснула она мгновенно — и ей приснилась Динка, лупящая некроманта тяжеленным томом сонат Бетховена, мама, угощающая Эльена чаем на маленькой кухоньке их родной квартиры, и прекрасное, спокойное лицо королевы за миг до того, как та пустила стрелу Еве в лоб.
ГЛАВА 6
Con moto
Сon moto — с движением (муз.)
Проснулась девушка от того, что ей (чёрт возьми) это приказали. И, проснувшись, обнаружила, что над ней (чёрт возьми) нависло самое ненавистное в мире лицо.
— Встань и начерти рунную формулу Элльо, — велел Герберт вместо приветствия.
Ева поморгала. Оглядевшись, поняла, что лежит на полу подле бассейна, закутанная в необъятное льняное полотенце, сквозь маленькое окошко в ванну пробиваются солнечные лучи, а некромант сидит на коленях подле неё — с засученными, но всё равно намокшими рукавами. За его спиной маячило кресло — то самое, которое Ева уже привыкла видеть в библиотеке. Видимо, оттуда его и призвали, дабы с комфортом скоротать ночь, и посреди ванной оно смотрелось как минимум забавно.
Следом Ева вспомнила, что предшествовало её пробуждению. И от того, чтобы вмазать некроманту по носу сжатым кулачком — или пощёчиной по высокой скуле, соблазнительно маячившей рядом, — её удержало лишь следующее воспоминание: что скоро он уйдёт, и нарываться на заключение под замком в своей комнате никак нельзя.
Поэтому она призвала на помощь третье воспоминание. А именно — что чарами Элльо именовалось усыпляющее заклинание, которое она вчера успешно практиковала.
Одной рукой прижимая к груди полотенце, Ева встала. Где-то на краешке сознания родилась мысль, что стоит поблагодарить некроманта за полотенце, позволившее ей хотя бы сейчас не сгорать от стыда — но, наткнувшись на память о вчерашних событиях, любезно пояснивших, из-за кого это полотенце вообще ей понадобилось, идея трусливо спряталась.
Когда девушка кое-как выплела цепочку символов, некромант удовлетворённо кивнул.
— Значит, ты и правда в порядке. Отлично. — Герберт поднялся с колен; Ева обнаружила, что штаны он тоже засучил, обнажив смешные худые ноги с узкими щиколотками и босыми ступнями, напомнившими об утятах. — К слову, я бы успел убить тебя три раза. Надеюсь, к моему возвращению ты поработаешь над скоростью плетения.
— Конечно, господин, — вложив в это слово всё презрение, на какое она была способна, процедила Ева.
Некромант махнул рукой, заставив кресло исчезнуть — и, не попрощавшись, был таков.
Оставшись одна, Ева решительно вытерла мокрые волосы, после чего подошла к раковине и взяла зубную щётку. К её удивлению, в иномирье имелись и щётки (с резными костяными ручками, очень мягкие, но всё-таки), и зубной порошок в расписной керамической баночке, и приличное кусковое мыло, пахнущее лавандой: в Москве к такому наверняка прилагалась бы подпись «ручная работа» и внушительный ценник. С другой стороны, должны же были керфианцы как-то чистить зубы. К тому же если Ева была далеко не первой попаданкой…
В общем, к моменту, когда она привела себя в порядок и, облачившись в сваленную на полу одежду, покинула злополучную ванную, мысли уже упорядочились настолько, что сложили довольно чёткий план действий. Даже несколько его вариантов — на случай, если один из элементов вдруг не сработает.
И известие Эльена, ждавшего её под дверью, вписалось во все эти варианты как нельзя лучше.
— Да благословят боги ваш день, лиоретта, — учтиво пропел призрак, улыбаясь даже лучезарнее обычного. — Часть вашего нового гардероба готова. Я распорядился, чтобы его разместили в вашем шкафу взамен того убожества, что занимало его раньше.
Как нельзя вовремя.
— Доброе утро, Эльен. — Ева постаралась улыбнуться как можно безмятежнее. — Прекрасно. Поспешу его примерить. Герберт уже ушёл?
— Да. Господин и без того едва не опоздал, но…
— Но ты, полагаю, будешь неподалёку.
— Конечно. Господин велел мне приглядывать за вами. Только не воспринимайте меня как надзирателя… я просто ваш помощник на случай, если вам что-то понадобится. Магия господина Уэрта — сторож куда лучше меня. Но покидать замок вам и правда опасно, и поверьте: хозяин печётся о вашем благополучии в той же мере, что и о своих интересах.
Под взглядом его лучистых глаз, исполненных бесконечного дружелюбия — от мыслей, что ей так или иначе придётся его обмануть, Еве сделалось совестливо.
— Лиоретта, прошу вас, — неожиданно проникновенно заговорил дворецкий. — Я понимаю, что господин… что вам с ним нелегко. Но, увы, его судьба и воспитание наложили неизгладимый отпечаток на его личность. Вы пробыли у нас так мало, а я уже вижу в нём… изменения. Даже не помню, когда он в последний раз так охотно завязывал диалог. — Если наши препирательства можно назвать диалогом, скептически подумала Ева. — Потерпите немного. Уверен, очень скоро он разглядит в вас то, чем вы являетесь, не просто «своё создание». И тогда… — Эльен отвернулся, как-то потерянно глядя на одну из стрельчатых арок, дробивших длинный коридор. — Я надеюсь, что ещё увижу его таким, каким он может быть.
От этих слов Еве сделалось ещё более совестливо.
Ещё вчера она бы потратила этот день на то, чтобы спокойно покопаться в библиотеке. Поискать так необходимую ей информацию — о стране, в которую она угодила, ритуале, с помощью которого её подняли, и возможных способах вернуться к жизни. Тихо проверить все свои догадки, всласть поэкспериментировать: потому что сейчас она собиралась действовать наспех, наобум и с дичайшими рисками. Но кто знает, представится ли ей ещё такая возможность для побега, а после вчерашнего Ева не желала пробыть в этом замке ни единой лишней минуты.
Может, у венценосного сноба и правда было тяжёлое детство (как это водится у злодеев), и его ледяное сердце просто нужно было растопить любовью и лаской — но Ева работать эмоциональным кочегаром категорически отказывалась.
— Конечно, Эльен. Я потерплю, — соврала она, прежде чем устремиться прямиком в свою спальню: навстречу приличной одежде и сборам перед дорогой.
В шкафу обнаружились несколько вариантов облачения, включая платье с пышной фатиновой юбкой, но Ева выбрала самый практичный: длинные обтягивающие штаны, замшевые полусапожки, перепоясанная на талии рубашка — такая же, какую носил некромант, но с большим количеством рюш и кокетливыми кружевными вставками на плечах. Всё в тёмных тонах. И хотя Ева потеряла способность мёрзнуть вместе с потребностью дышать, она заприметила ещё бархатную курточку и тёплый шерстяной плащ, мягкими складками спускавшийся до самой земли. Пока не надела, но заприметила.