– Я тебя покину ненадолго. Мне ЭТО нельзя слушать. Я ведь очень сильный синестетик. Погуляю пока…
– А вот это вряд ли! – в проёме распахнувшейся настежь двери возник Дрошнев в сопровождении двух парней в камуфляже. Выдержал эффектную паузу. Тоже мне, майор Пронин!
– Гражданин Берг Вальтер Макс, вы арестованы по подозрению в убийстве гражданина Подольского Д. О. и покушении на убийство гражданки Креповой А.Н.
Один из амбалов надел на него наручники.
– Ваш разговор от начала до конца записан. По разрешению прокурора. Вот санкция. Запись вместе с уликами будет приобщена к делу, копия – предоставлена вам в ходе следствия, – скучным голосом продолжал бубнить Дрошнев.
– Записан? Как?! Почему? Кем?! Или…– кумир мой оглянулся и усмехнулся горько. – Ну, ты и штучка, оказывается…! А ведь нравилась мне.
– Топай, топай! – подтолкнул его Дрошнев. – Ты такую девушку не заслуживаешь!
* * *
Рывком содрал пластырь со рта.
– Полегче! – я постаралась не зашипеть от боли.
– Извини. – оглянулся в поисках чего-то. – У меня ножа нет. Чем разрезать-то? Верёвки. Где у него кухня?
В голове у меня пылали, кружились смерчи разных цветов и оттенков, вытягивались в струны, скручивались в сферы и живые жгуты. Томительно-сладкая музыка затягивала в ласковые, тёплые тенёта, обессиливала, усыпляла.
– Сергей! – попробовала крикнуть, но громче сиплого шёпота не получилось.
– Сейчас! – отозвался он из кухни. Услышал-таки!
– Быстрее!..
– Иду!
– Запись выключи!!
– Ах, ты! – спохватился он. – Какой же я идиот! Прости, пожалуйста!
И защёлкал клавишами. Светодиоды на аппаратуре подмигивали зелёным, музыка гремела. В комнате и в моём сознании.
– Где ж тут выключается?! – занервничал Дрошнев. Потом в сердцах дёрнул шнур из розетки. – Да ну его!
Метнулся ко мне, освободил руки.
– Ты как? Всё в порядке?
Я вытерла ладонями лицо от слёз, а они всё равно текли и текли, очищая душу мою от боли и разочарования, пробуждая, возвращая в мир.
– Ты плачешь?? – Дрошнев стоял предо мной на коленях, потом обнял, прижал мою голову к своей широкой груди, а я продолжала всхлипывать, орошая его рубашку горячей солёной влагой своего горя.
– Прости, что втянул тебя.
– Нет, – я отстранилась, наконец. – Ты не виноват. Это я вела себя как последняя…
– Ты молодец. Так держалась!
– Я вот одного не понимаю, – окончательно перестала плакать, вытерла глаза. Выглядела, наверное, ужасно! – Почему на НЕГО музыка не действовала? Пока писал, наслушался бы вдоволь.
– Он же уйти хотел, чтоб не слышать. Значит, действовала. А писал – так то ж программу, нули-единицы. Сама по себе программа и сама по себе мелодия безвредны. А вот симбиоз!.. Надо ж так скомпоновать! Чтоб человека убить.
Он покачал головой.
– Изощрённая месть!.. А мотив стар как мир – деньги! Или женщины. Или и то и другое. Скучно.
– А Подольская дала разрешение на повторное исследование?
– Нет. Только теперь её согласия не потребуется, потому что она по делу будет проходить как соучастница. Берг записал для неё диск с мента-графической программой, дал послушать. С неё-то как с гуся вода – она ноту фа от си не отличит – полное отсутствие музыкального слуха. А у супружника с этим оказалось всё в порядке. Диск Берг потом забрал и уничтожил. Знаешь, каким образом?
– Разбил? – предположила я.
– Ха! Тундра ты! Диск с голографической матрицей можно восстановить по миллиметровому осколку! Нетушки! Самый надёжный способ – в микроволновке прожарить.
Он хохотнул.
– Вони только потом!.. Слушай, а давай сходим, знаешь, куда? На концерт балалаечников. Я афишу видел. Там среди прочего штука есть такая – бас-балалайка, огромная, с письменный стол. Представляешь, как круто! А главное – только одна музыка, чистый натуральный звук и никакой компьютерной чертовщины!
– Отвези меня домой, Серёж, – устало попросила я.
* * *
Настроение совершенно гнусное. Ничего не хочется делать. Только жалеть себя и рыдать в подушку. Уже несколько дней пребываю в депрессии, но думаю, дело не в колдовской музыке. Не так уж долго я её слушала. Дело в другом… А значит, пройдёт.
Мы с Милкой пьём кофе.
– Как поживает твой физик?
– Да ну его! – отмахивается Милка и откусывает пирожное. – Кроме торсионных полей не знает ничего, и ничего ему не интересно. Скукота и никакой романтики. А у тебя как? С твоим?
– Никак, – смотрю в окно на бесконечный дождь. – Не мой тип. Как оказалось.
– Ну и правильно, – неожиданно соглашается подруга. – Мы тебе – ого! – какого найдём! Лучшего из лучших! Самого красивого!
В дверь просовывается взъерошенная голова Дрошнева.
– Девчонки, можно к вам? Мама пирог испекла…
И улыбнулся. Виновато-виновато.
Егерь
– Девчонки! – Серёга Дрошнев, взлохмаченный как всегда и как всегда вид имеющий обладателя великой тайны уровня не ниже всепланетного, прервал наш ежеутренний кофейный моцион. – Девчонки, я тут подумал, а не метнуться ли нам в выходные на пикник за город?
– Мысль, конечно, свежая и интересная, – скучно заметила Милка, помешивая ложкой в своём бокале. – Особенно если учесть начавшийся период дождей…
– В субботу солнце будет! Гарантирую! – пообещал Дрошнев. – У меня в метеобюро свой человек есть. Обещал включить… Так как, Тонечка?
Я пожала плечами. Планов особых не было, таких, во всяком случае, ради которых следовало отринуть любую стороннюю мысль.
– Можно в принципе.
– Отлично! – обрадовался Серёга. – Я бадминтон возьму. Свежий воздух, птички, – что может быть лучше? А то вы тут закиснете совсем за компьютерами…
– Дрошнев! – оборвала его Милка.
– … в Морге, – зловеще прибавил он. – Значит, в субботу в десять. Встречаемся у супермаркета. Форма одежды – спортивно-нарядная. Помидоры и мясо для шашлыка за мной, хорошее настроение и умопомрачительно прекрасный вид – за вами.
– Ты категорически не хочешь ехать? – спросила подругу, когда шаги Дрошнева стихли в коридоре.
– Почему категорически? Не хочу? – Милка откусила эклер, прожевала, запила кофе. – Совсем наоборот. Но надо же имидж поддерживать! Чтоб не подумал, я, мол, только свистну…! Хотя нужна ему только ты – это ясно. Я уж так, за компанию. Интересно, он догадается приятеля пригласить?
Она мечтательно улыбнулась.
– Такого высокого красавца. Я его прямо вижу – тёмные волнистые волосы, одна элегантная седая прядь над виском; мужественного, но с поэтичной натурой…
– И белым конём в стойле? – хмыкнула я.
– Лучше с яхтой, – уточнила она и вздохнула. – Живём как-то уныло… без огонька. Каждый день – одно и то же. Никаких впечатлений.
Взглянула на горшок с засохшим цветком.
– Вон, даже бальзамин от тоски завял.
– Давай возьму реанимировать.
– Возьми. Если ему ещё что-то может помочь!.. Ну, Дрошнев, не пригласишь красавца…! Однако лучше не мечтать, а то такое намечтается!..
– Верно, – я сгребла со стола свои бумаги, подхватила цветочный горшок. – Пойду. До субботы ещё дожить надо.
В полупустом (а у нас народу много никогда не бывает; тех, кто сам приходит, естественно) вестибюле колоритный дед, весь седой, заросший, дремучий какой-то, что-то втолковывал охраннику, держа на весу левую руку, замотанную не то в шарф, не то в шерстяной платок.
Я остановилась. Дед заметил.
– Дочка, – шагнул навстречу, но охранник перегородил путь.
– Дедуль, ну, ты же к нам не по адресу! – Хохотнул. – Пока ещё.
– А что случилось?
– Дочка, – дед юркнул под рукой нашего бритоголового цербера. – Не принимают меня в клинике. Говорят…, – махнул здоровой ладошкой, – А, ну их всех! Может, вы меня примете, а?
Я заметила на платке пятна крови.
– Что это с вами??
– Я ему говорю, езжай в больницу, – вмешался охранник, – а он ни в какую! У нас же не медучреждение! И что делать прикажешь?
– Пойдёмте, – я взяла дедушку под локоть и повела к Милке. Толкнула стеклянную дверь.
– К тебе клиент.
– Н-да? – Милка кинула на нас взгляд исподлобья, продолжая что-то писать в длинном бланке. – К нам клиенты уже своим ходом приходят?
– Не остри. Помоги человеку. Садитесь вот сюда.
Усадила деда за соседний стол, под лампу.
Милка вздохнула, отложила свою писанину, подошла. Оглядела деда.
– Тонь, сделай ему крепкого сладкого чая, а то что-то бледный.
Принялась разворачивать стариковскую культю. Брезгливо затолкала платок в пластиковый пакет.
– Гос-с-поди! Кто это вас так?!
Я мельком глянула на его руку – всю в рваных кровавых полосах и отвернулась, заваривая чай в полулитровый гостевой бокал.
– Оборотник, – охотно пояснил дед. – И так ведь ушёл, проклятый. Хорошо руку не откусил! Да я сам виноват – расслабился, внимание утратил. А он тут из кустов и выметнулся! Ну, ничего, ничего! Посмотрим ещё, чья возьмёт.
Мы с Милкой переглянулись.
– Вот чай, – я поставила бокал на стол с лампой. – Пойду, пожалуй. Работы много.
У нас привыкаешь к любому зрелищу (со временем, конечно!), однако вид сверкающих металлических лотков с иглами, пузырьки и склянки с жидкостями, шприцы и прочие медицинские атрибуты никогда не вызывали у меня ни интереса, ни восторга, поэтому постаралась ретироваться, как только отпала нужда в моей помощи.
– Благодарствую, – чинно отозвался дед, в то время как Милка колдовала над его рукой.
– Да не за что, – пожала плечами. – Я-то ничего не сделала.
– Будете в Золотом Яре, заходите в гости! Непременно заходите! Спросите Матвеича. Там меня все знают, дом покажут.
– А-а… Обязательно. Спасибо.
Прикрыла тихонько дверь. Не знаю я никакого Яра у нас в округе и, уж конечно, в гости к незнакомому странному старику не собираюсь.
В кабинете аккуратно разложила документацию, которую предстояло разобрать, потом осторожно вытащила увядший стебелёк из кома сухой земли, поставила в стакан с водой. Вдруг оживёт? Чудеса ведь случаются! На том и закончилась подготовка к последнему на неделе трудовому дню, когда, признаться, и работать не очень хочется, а мыслями уже – в предстоящей поездке. Что взять с собой, что одеть? И всё такое прочее.
Подруга потом зашла, ответствовала, что деда заштопала, ввела противостолбнячное, после чего тот и отбыл. В неизвестном направлении. Даже от денег на дорогу отказался.
А рано утром в субботу мы с изнывающей Милкой – она терпеть не может ждать, предпочитая, чтобы ждали её и утверждая, что именно так должны поступать истинные леди! – фланировали у входа в супермаркет, высматривая машину Дрошнева. Подкатил он, конечно, совсем с другой стороны. Любит человек эффекты, что поделаешь?
–Девчонки! – гаркнул радостно, выбираясь из старенького «ниссана». – Какие вы красивые!
Чмокнул меня в щёку. Милка не потерпела бы подобной фамильярности и протянула для поцелуя руку, к которой Серёга, шаркнув ножкой, чинно приложился.
– Красивые, – проворчала Милка. – Только и успела, что маникюр обновить.
Но это она так, для проформы, потому что выглядела идеально. Как всегда. При природной грации и умении носить вещи даже оранжевая жилетка дорожного рабочего на ней выглядела бы вечерним туалетом. Я в этом плане значительно проще, да и вообще мало значения придаю внешнему лоску – только в пределах необходимого.
Дрошнев забрал у нас сумки, положил в багажник, а мы тем временем втиснулись на заднее сиденье машины.
– Здорова! – незнакомый, плотного телосложения лысый парень, сидящий спереди, оглянулся, протянул руку. При этом он активно и со смаком что-то жевал. – Я Феликс.
– Эдмундович? – сощурилась Милка. Когда она так делала, становилась похожей на лису из сказки, но это же являлось признаком лёгкого презрения, что уже не давало кандидату ни единого шанса.
– Не-а, – ухмыльнулся парень. – Петрович. А чё?
Протянул початую пачку жевательной резинки.
– Будешь?
– Благодарю, – тонко улыбнулась подруга. – Не курю.
– А ты?
Я покачала головой.
– Ну, как знаете, – парень отвернулся.
– Познакомились уже? – Сергей сел за руль, включил зажигание. Мотор взрыкнул.
– Наполовину, – Феликс высыпал в рот пакет карамельных шариков, захрустел довольно. – Зато на главную.
Милка фыркнула.
* * *
Мы миновали город, пару часов ехали по шоссе, а затем свернули на просёлочную дорогу, сухую, местами даже ровную, поросшую травой и цветами по обочинам и посередине, между полосами земли, укатанными автомобильными шинами.
– Где это мы? Что за глушь?!
– Скоро приедем, Людмилочка, – заверил Дрошнев. – Местечко – просто супер!
– Долго, – проворчала Милка. Вид имела слегка бледный – дорога её укачала.
– Тебе скучно? А попроси Феликса спеть. Он, знаешь, как поёт! Карузо! Паваротти!
– Да ну? – Не поверила она. – Хорошо. Пусть споёт. Если умеет.
– Вам из репертуара какой группы? Что предпочитаете? Классику? Рок? Полифонию? – радостно отозвался лысый парень. – Я ещё мента-графическую музыку люблю. Знаете, что это такое?
Мы с Милкой переглянулись.
– Только не мента-графию, – попросила я. – Что-нибудь попроще. И по-русски.
– Ага! – И запел хрипловатым баритоном. – Ла-ла-ла! Ла-ла-ла!
– Это что, по-русски?!
– А по-каковски? – Обиделся певец. – Конечно! Истинно по-русски.
– Продолжайте, маэстро, – вздохнула Милка и прикрыла глаза.
Так, под разудалую песню из серии «что вижу, о том и пою» мы какое-то время катили по ухабам и рытвинам, а затем остановились. По собственной и непреклонной воле машины. Дрошнев несколько раз тщетно пытался завести двигатель, потом вылез, буркнув что-то ругательное, полез под капот.
Полевые цветы и травы источали запах мёда и лета. Какие-то птички звонко посвистывали в листве густого кустарника. Прохладный ветерок гнал облачка по невероятно синему небу.
– Приехали. Выгружаемся, – мрачно скомандовал глава экспедиции. – Боюсь, что надолго. Девчонки, что-нибудь поесть сообразите? Костерок организуем быстро… Феликс! Хворост за тобой. А я ремонтом займусь.
– И-эх! Силушка молодецкая! – рявкнул Феликс и подхватил толстый берёзовый ствол.
– Хворост, – покачал головой Дрошнев, – а не бревно для лесосплава, дружище!
Милка со стоном сползла с сиденья.
– Мне надо проветриться. И умыться бы. Тут вода есть где-нибудь?
– Воды нет, – бодро заметил Сергей. – Может, родник поищете? Поблизости. Наверняка есть. Заодно и прогуляетесь. Только далеко не уходите.
Рассудив, без особой уверенности, правда, что дорога должна рано или поздно привести к какому-нибудь островку цивилизации, а значит, возможной помощи, мы с Милкой отправились в путь. Не спеша и стараясь не думать, что до ближайшего жилья может оказаться километров и десять, и двадцать.
– У моего мобильного села батарея, – ворчала подруга, – но наверняка, в этой глуши и сети-то нет.
– В кои-то веки выбралась на природу, – возразила я, – Так и наслаждайся! Тишиной и первозданностью. Бог с ним, с мобильником!
– Мы тут можем и до ночи наслаждаться! Если Дрошнев свою колымагу не починит. Как думаешь, он справится?
– Конечно, справится, – вот в этом я как раз не была уверена, но из любой ситуации всегда есть выход, утверждал мой папа, а уж ему следовало верить. По его рассказам он в таких передрягах побывал и выходил невредимым, – хватило бы на три жизни! Не знаю, где в его историях правда, а где… лёгкий вымысел, но папа никогда не унывал и не терял присутствия духа. Даже в день появления на свет меня, а не страстно желаемого сына.
Мы неторопливо шли около получаса. Я пыталась развлечь подругу разными историями, но она позитивно не реагировала.
– Не хотелось бы тут застрять, – бубнила недовольно. – Я ж не могу без вечерней ванны! Тут ещё и, небось, комары! А то и змеи!
– Точно, – кивнула я. – Горынычи. Со слона, не меньше.
– Тебе смешно… Ой! Каблук сломала, – пискнула Милка.